Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб

Ашур же внимательно следил за их беседой, хотя и был в шоке. Его изумление было предсказуемым в любом случае. Он делал всё, что было в его силах и не просил больше того, что у него было. Он занимался уборкой дома, ходил за покупками на рынок, каждое утро вместе со своим благодетелем ходил на предрассветную молитву в мечеть Хусейна, черпал ведром воду в колодце, разжигал печь, а ближе к вечеру садился у ног шейха и учил наизусть из Корана всё то, что мог запомнить, пока тот наставлял его в жизни и учил правильному поведению. По правде говоря, шейх любил его был им доволен. Сакина же смотрела на него с восхищением и говорила:

— Он будет хорошим и сильным парнем.

Шейх Афра Зайдан сказал:

— Да будет сила его служить людям, а не шайтану!

Небеса пролили своё благословение на Ашура. Сердце шейха Афры Зайдана радовалось ему год от года в той же степени, сколько он негодовал на своего родного брата и воспитанника Дервиша. К чему, о боже, они оба выросли под одной крышей? Однако Дервиш отошёл от опеки шейха, стремясь самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, после того, как сердце его отвергло обучение. Он отправился в мир мальчиком со свежим лицом и получил воспитание в объятиях насилия и жестокости, прежде чем окреп его стан, а дух проникся силой и чистотой.

Что же до Ашура, то он с самого начала был открыт красоте, свету и священным песнопениям. Он рос огромным, словно ворота странноприимного дома, раздавался ввысь и вширь. Руки его были твёрдыми, словно камни в старинной стене, а ноги — как ствол тутового дерева. Голова его была большой, благородной, черты лица — гармоничны и переполнены жизненными соками. Сила его обнаружилась в усердии в работе, выносливости и труде без устали со всей жизнерадостностью и удовольствием. Шейх часто говорил ему:

— Да будет сила твоя служить людям, а не шайтану!

Однажды шейх объявил, что хочет сделать его чтецом Корана, как и он сам. Дервиш насмешливо засмеялся, комментируя желание своего брата:

— Разве не видишь, что его огромная комплекция способна вселить ужас в сердца аудитории?

Шейх не придал значения его комментарию, однако был вынужден отказаться от своего желания, когда ему стало ясно, что горло Ашура не поможет ему, ибо оно не способно овладеть мелодичными напевами, а голосу его не достаёт сладости и гибкости. С присущей ему грубостью он звучал как будто доносился из пустого свода. И всё это в дополнение к неспособности его выучить наизусть какую-нибудь длинную суру.

Ашур был удовлетворён своим трудом, как и жизнью, полагая, что останется в этом раю до скончания времён… Он верил в то, что ему говорили: что шейх взял его под свою опеку после кончины его родителей, ибо хорошие и добрые люди умирают как подрубленные деревья в расцвете сил, и потому благодарил Создателя за проявленную к нему милость. Он был окружён заботой и покровительством, найдя пристанище, не знавшее себе равных во всём квартале. Однажды шейх Афра счёл, что период его образования и воспитания завершился, и пришло время отправить его овладеть каким-нибудь ремеслом. Но бесповоротный приговор судьбы опередил шейха: он заболел лихорадкой, победить которую не смогли никакие народные средства, и он переселился к своему Творцу. Сакина оказалась без средств к существованию, и неспособной зарабатывать на жизнь сама, и отправилась в свою родную деревню Кальюбийю. Прощание её с Ашуром было трогательным и слёзным. Она поцеловала его, прочитала заклинание от всяческой напасти, и удалилась. Вскоре он почувствовал себя одиноким в этом мире, без единого близкого человека, под властью своего упрямого господина — Дервиша Зайдана.

Он задумчиво опустил свои тяжёлые веки, чувствуя, что пустота всё пожирает, а он сам хотел бы подняться вверх по солнечным лучам и раствориться в каплях росы или оседлать ветер, что ревёт под сводами. Однако голос, поднимающийся из самого сердца, подсказал ему, что даже когда эта пустота опустится на землю, та наполнится проблесками милости Того, кто обладает величием.

Дервиш пристально смотрел на него, сидя на корточках возле печи в подавленном духе. Какой гигант! Челюсти у него как у хищного зверя, усы — как бараньи рога. Бесхитростная сила, ни работы, ни заработка у него нет. К счастью, он не обучался ремеслу, хотя его нельзя недооценивать. Интересно, почему он сам, Дервиш, его не любит? Один вид его, притулившегося к полу, напоминал заострённый утёс, что загородил путь, блеск мельчайших пылинок раскалённого ветра-хамсина, отягчённого пылью, вызывающе раскрытую могилу в праздничный день. Чёрт побери! Нужно его использовать!

Не глядя на него, он спросил:

— Как ты будешь зарабатывать себе на жизнь?

Ашур раскрыл свои глубоко запавшие глаза медового цвета и покорно сказал:

— Я к вашим услугам, мастер Дервиш…

Тот холодно ответил:

— Мне не нужны ничьи услуги…

— Тогда я должен уйти.

Затем с надеждой добавил:

— Не позволите ли мне остаться в этом доме, ведь кроме него, другого у меня нет?

— Это же не отель.

Отверстие печи выглядело тёмным и погасшим, а с полки сверху раздавался шелест мыши, лапка которой запуталась в сухих стеблях чеснока.

Дервиш кашлянул и сказал:

— И куда ты пойдёшь?

— Мир Божий просторен…

На это Дервиш саркастически заметил:

— Но ты же ничего о нём не знаешь. Он более жестокий, чем ты себе представляешь…

— По крайней мере, найду себе работу, чтобы прожить.

— Твоё тело — самое большое препятствие. Ты не найдёшь себе дома, ни один ремесленник не примет тебя. К тому же тебе почти двадцать…

— Я никогда не использовал свою силу, чтобы причинить кому-то зло…

Дервиш громко рассмеялся:

— Тебе никто не станет доверять. Хулиганы расценят тебя как своего соперника, а торговцы — бандита с большой дороги…

Затем он тихо и глубокомысленно добавил:

— Ты умрёшь с голоду, если не будешь рассчитывать на свою силу…

Ашур пылко воскликнул:

— Я охотно отдам её, чтобы служить другим, Аллах свидетель!

— Какая польза от твоей силы, если ты не прочистишь свои мозги от глупых представлений?!

Ашур направил на него недоумевающий взгляд и спросил:

— Используйте меня как носильщика, давайте работать вместе.

Тот насмешливо возразил:

— Ни одного часа в своей жизни я не был носильщиком…

— Но…

— Оставь это. Мог бы я сказать что-то другое?

— Тогда кем мне работать, мастер?

— Терпение, и я открою перед тобой врата работы и заработка. Так что либо входи в них, либо иди своей дорогой…

Со стороны кладбища послышались звуки похорон. Дервиш сказал:

— Все на земле смертны.

Ашур, утративший терпение, сказал:

— Я голоден, мастер Дервиш!

Тот дал ему монету в два миллима:

— Это тебе последний подарок от меня!

Ашур вышел из дома, когда закат опускался над могилами и пустотой. То был летний вечер, дул ветерок, приносивший смесь запахов земли и базилика. Он прошёл по переулку до площадки перед обителью дервишей. Перед собой разглядел тёмный свод. Над стеной возвышались кроны тутовых деревьев. Послышались неразличимые песнопения, и Ашур решил отложить в сторону все свои заботы и сказал себе:

— Не грусти, Ашур! В этом мире у тебя бесчисленное множество братьев…

Песнопения по-прежнему преследовали его:

Ашур вдохнул ночного воздуха. В сердце его проникли сияющие взгляды звёзд. Дух его понёсся к ясному летнему небу. Он сказал: «До чего же хороша эта ночь для поклонения Богу, чтобы упасть на колени, прошептать подавленные желания и призвать своих любимых за неизведанной завесой!»