Леонид Савельев - Охота на царя
— Не знаю, — ответил Желябов.
— Ну, мы сами узнаем, — сказал прокурор. — Разведите их по разным камерам.
Желябов и Тригони обнялись в последний раз.
А на другой день, 28 февраля, полиция стала созывать дворников со всего Петербурга и пропускать их по очереди мимо Желябова.
— Нет, никогда его не видали, — отвечали один за другим дворники.
Наконец, один дворник сказал:
— Знаю его, он с сестрой жил у нас в доме на Первой Роте под фамилией Слатвинского.
Но дворник не знал, что женщина, которая жила на одной квартире с Желябовым, была не сестра его, а жена. Фамилия ее была Перовская.
7
28 февраля в лавку Кобозева вошел полицейский техник-генерал в сопровождении пристава и городовых.
— Пришли осмотреть, нет ли сырости, — оказал техник-генерал.
Он осмотрел стены лавки, потом прошел в заднюю комнату. Там стояли бочки, ящики. Стена была обита досками.
— Что это здесь пролито на бочку? — спросил техник-генерал.
— Сметана, ваше превосходительство. На масляной пролили. — отвечал Кобозев бойко.
— А что в бочках?
— Сыры, ваше превосходительство, сыры, — говорил Кобозев, кланяясь.
Генерал подошел к стене и стал стучать молотком.
— Зачем доски прибил? — сказал он строго. — От этого сырость разводится. Надо их сейчас же содрать.
— Мы погибли, — прошептал Кобозев своей жене.
— Сунь взятку, — ответила шопотом женщина.
Кобозев незаметно вложил в генеральскую руку сторублевую бумажку.
— Ну, ладно, — сказал генерал. — Я вижу, что все здесь в добром порядке. Доски можно будет потом снять. Прощайте.
— Не думал, что гладко сойдет, — сказал женщине, когда все ушли, тот который называл себя Кобозевым. — А подкоп уже доведен до середины улицы, все готово.
— Что это Желябов пропал! — сказала женщина.
— Верно занят, — ответил Кобозев. — Ведь взрыв назначен на завтра.
8
28 февраля Кибальчич и еще несколько человек, которые должны были на другой день бросать бомбы, пошли к пустырю за Смольным монастырем пробовать снаряды.
Бросили бомбу; она взорвалась с треском, осколки разлетелись на сажень во все стороны.
— Хорошо, — сказал Кибальчич, — теперь надо приготовить такие снаряды к завтрашнему дню.
В доме на Вознесенском проспекте, в квартире третьего этажа, собрались десять революционеров, членов Исполнительного Комитета Народной Воли. Но главного вождя и организатора, Желябова, среди них не было. Уже стало известно, что он арестован. Было три часа дня.
— Подкоп из сырной лавки уже готов— сказал один из собравшихся, — но бомбы еще не готовы. Успеем ли мы к завтра?
— Каждый час дорог, — сказала Перовская, — полиция уже напала на след. В лавке был обыск. Желябов арестован. Я не вернусь больше на квартиру. Надо действовать завтра. Во что бы то ни стало завтра.
Все согласились. Кибальчич зажег спиртовку и взялся за работу.
9
Всю ночь Кибальчич провел за работой, приготовляя снаряды. Ему помогали еще двое. У одного из них на руке не хватало трех пальцев.
Помощники Кибальчича были морской офицер Суханов и бывший студент Исаев. Суханов пришел прямо из лавки Кобозева. Несколько ночей под ряд он рыл оттуда подкоп, а сейчас вложил в подкоп мину.
Исаев не первый раз делал снаряды. Три пальца оторвало ему при работе над динамитом.
Они работали всю ночь над четырьмя снарядами. Когда снаряды были готовы, их вложили в пятифунтовые жестянки от монпансье. Эти конфектные жестянки — с трубками внутри, начиненными гремучей ртутью, пироксилином, нитроглицерином, гремучим студнем и камфорой — и были те бомбы, которые должны были убить завтра Александра II, если только его раньше не убьет мина под мостовой у лавки Кобозева.
У большого оконного стекла стояла всю ночь женщина, вглядываясь в темную улицу. Она смотрела, не идет ли полиция.
А царь Александр II, перед тем как лечь спать, записал в свой дневник:
«28 февраля 1881 года. В 11 часов доклады министров. Три важных ареста, в том числе Желябов. В 1 час завтрак с детьми».
«Главного поймали, теперь и остальных бунтовщиков переловят», — думал царь.
И в первый раз за много лет Александр II лег спать радостный и спокойный.
10
Рано утром 1 марта, в воскресенье, полиция пришла на квартиру Желябова. Перовской на квартире не было. В квартире нашли только пару сыров и несколько пустых пятифунтовых жестянок из-под монпансье с черной пылью на дне.
Рано утром 1 марта подъехала на извозчике к дому на Вознесенском проспекте и вбежала на третий этаж Перовская.
— Только два снаряда готовы — сказал Кибальчич. — Подождите, скоро будут готовы и остальные.
— Нельзя ждать, — сказала Перовская, — давайте два.
— Я принесу остальные на Тележную, если успею, — сказал Кибальчич, передавая Перовской бомбы. — Несите осторожнее. Если споткнетесь, взорвутся.
Перовская завернула жестянки в салфетку и поехала на извозчике к дому на Тележной улице, где жили революционеры Саблин и Геся Гельфман. Туда должны были зайти метальщики, чтобы получить бомбы.
Дорога была неровная, начинало подтаивать. Извозчик ехал быстро, бомбы слегка тряслись.
«Сани подпрыгнут на ухабе, — бомбы взорвутся», — думала Перовская.
Но все обошлось благополучно…
11
Рано утром 1 марта встал девятнадцати летний Рысаков и пошел на кухню умываться.
В кухню вошла хозяйка квартиры.
— Что вы так рано встали? — сказала она, — в будни я вас бужу каждый день и вы опять засыпаете.
Рысаков поднял над раковиной одутловатое лицо и улыбнулся.
— Теперь буду сам вставать, — сказал он. — А сейчас мне пора.
— Куда вы торопитесь? — спросила хозяйка. — У вас служба, стало-быть, есть?
— Какая служба, просто в гости иду, — ответил жилец, — все равно, что служба.
«Чудной какой-то, — подумала хозяйка. — Всегда тихий, молчаливый, а сегодня разговорился».
А жилец Рысаков пошел на Тележную улицу, чтобы там получить бомбу.
12
Когда Перовская приехала на Тележную, ее уже ждали четыре человека: Рысаков, студент Гриневицкий, рабочий Михаилов и служащий Емельянов.
— Только две бомбы готовы, — сказала Перовская, — кто их возьмет?
— Я, — сказал Рысаков.
— Я, — сказал Гриневицкий.
— Я, — сказал Михайлов.
— Я, — сказал Емельянов.
И никто не хотел уступить. Но пока они спорили, пришел Кибальчич и принес еще две бомбы.
Перовская взяла валявшийся на столе конверт и стала чертить на нем план.
— Если царь поедет по Малой Садовой улице, его ждет подкоп из лавки Кобозева. Но взрыв может не убить царя. Тогда вы, стоящие здесь на запасе, прикончите его в суматохе бомбой. Промахнется первый, бросает второй и следующие. Если же царь поедет в манеж не по Малой Садовой, то я извещу вас: я пройду мимо и выну платок. Тогда вы все перейдете на набережную Екатерининского канала: обратно царь едет всегда этим путем.
Перовская и метальщики простились с хозяевами квартиры и пошли. По дороге они зашли в кондитерскую и купили булок. Но есть никто не мог, кусок не шел в горло. Только Гриневицкий поел спокойно. Затем каждый пошел к своему посту.
13
— В Михайловский манеж! — сказал Александр II, садясь в карету.
Четыре человека со свертками в руках ждали на углу Невского проспекта и Садовой улицы царскую карету, считая каждую минуту. В сырной лавке тот, кого звали Кобозевым, сидел у батареи, готовый соединить провода, его жена не отрываясь смотрела в окно.
Но царь поехал другой дорогой через Екатерининский канал и благополучно прибыл в Михайловский манеж. Он произвел смотр воинским частям и остался доволен выправкой солдат.
— Дать нижним чинам по чарке водки и по рублю на человека, — распорядился он. А сам поехал завтракать в Михайловский дворец.
Между тем Перовская прошла по Малой Садовой на Невский. Несколько раз по пути она вынимала из муфты носовой платок. Метальщики перешли на набережную Екатерининского канала.
А Желябов в это время метался из угла в угол, запертый в одиночной камере.
«Неужели без меня не справятся — думал он, — неужели все погибло?»
14
— Домой, той же дорогой! — сказал царь, садясь в карету.
Стрелой понеслась пара чудесных лошадей по Инженерной улице. На козлах сидели искусный кучер и конвойный казак. По обе стороны кареты, держась около ее стеклянных дверок, скакали казаки. За каретой ехали, еле поспевая, сани полицмейстера и начальника царской охраны. Было половина третьего. Обогнали какого-то мальчика с санками; пронеслись мимо проходившего взвода моряков; взвод отдал честь барабанным боем. Какой-то солдат на пути вытянулся во фронт и отдал честь; мастеровой, поправлявший дорогу, снял шапку.
