Димитр Димов - Поручик Бенц
Бенц выключил мотор, но не успел выйти из машины, как на пороге дома показалась девушка, а следом за ней – два офицера. Один из них болгарин – смуглый, элегантный, в темно-синей гвардейской форме; другой – белобрысый немец, широколицый и курносый, важно выступавший в своем гусарском мундире. Бенц вспомнил, что виделся с гусаром раньше, когда тот месяца два назад приезжал в город как представитель германского командования в составе голландской миссии Красного Креста, доставившей подарки раненым. Поручик Андерсон! В городе, кроме Бенца, не было немецких офицеров, среди болгар он чувствовал себя одиноким и поэтому искренне обрадовался Андерсону. Он подошел к немцу и протянул ему руку. Андерсон пожал ее со сдержанной вежливостью, по Бенц не заметил его равнодушия, потому что все его внимание было поглощено девушкой.
За несколько секунд Бенц успел разглядеть ее, и ему сразу же бросилось в глаза ее поразительное сходство с болгарским офицером. Очевидно, они были брат и сестра. Второе, что привлекло его, – совершенная гармония ее облика. Только потом он увидел, насколько она красива и элегантна. На ней был серебристо-серый костюм английского покроя, шляпка того же цвета и темные кожаные перчатки. Цвет лица был чуть светлее, чем у брата, и в легких сумерках она показалась Бенцу необычайно красивой.
Андерсон представил Бенца своим друзьям – фрейлейн Петрашевой и ротмистру Петрашеву. Бенц, сохраняя серьезное выражение лица, слегка поклонился, фрейлейн Петрашева с холодной вежливостью протянула ему руку. Очевидно, она была не из тех болгарок, которые мгновенно воодушевляются при виде немецкого офицера. Даже в ее жесте проглядывала надменность, возможно, девушка пыталась скрыть настороженность при встрече с незнакомым мужчиной. Так или иначе – была ли она простодушна или надменна, – маленькую руку она протянула с прямотой воспитанного подростка, без жеманства, которое так вредит многим женщинам.
Покончив с церемонией знакомства, ротмистр, пробормотав извинение, пошел к шоферу. Андерсон с учтивой улыбкой произнес несколько лестных для Бенца слов об отличном впечатлении, которое тот произвел на двух голландских полковников, то есть не поскупился на принятые в подобных обстоятельствах банальности. Извинившись, но не так небрежно, как его спутник, он тоже отошел к машине. Бенц остался наедине с девушкой, неприятно задетый безразличием ее спутников. Она заговорила по-немецки, почти без акцента, и рассказала, что шины лопаются уже четвертый раз и что из-за частых остановок они потеряли много времени. Это весьма неприятно, ибо им надо не позже, чем через час, быть в X. Как он полагает, доберутся ли они 8а час до X? Нет? Какая досада!
– Завидую вам! – сказала она, глядя на неказистый, но добротный штабной автомобиль.
Бенц пояснил, что эта машина – гордость немецкого интендантства в X., а так как немцы прибрали к рукам румынскую нефть, то скупиться на бензин им не приходится. Немного погодя Бенц уже расписывал прелести прогулок на автомобиле, и в таких цветистых выражениях, которые раньше никогда не приходили ему в голову. Рассказывая о своих прогулках, он описал несколько забавных случаев, которые рассмешили фрейлейн Петрашеву. Но в ее смехе не хватало жизнерадостности, он внезапно обрывался, оставляя за собой грустную паузу, и вместе с ним замирало очаровательное движение ее губ. Все же смеяться она умела, у нее смеялись и лицо, и глаза, даже движения становились смешливыми, словно ей хотелось досыта насладиться смехом. Спохватившись, что болтовня его в конце концов надоест фрейлейн Петрашевой, Бенц умолк. Она тоже сразу стала серьезной, и очередная пауза слилась с глубокой тишиной равнины.
Бенц пошел к своей машине. Когда он вернулся, чтобы попрощаться с фрейлейн Петрашевой, она о чем-то советовалась со своими спутниками. То ли они сообща пришли к единой мысли, то ли это была идея только Андерсона, но он тотчас же обратился к Бенцу с просьбой, которая позволяла тому закрепить знакомство с фрейлейн Петрашевой. Кому-нибудь из компании надо было во что бы то ни стало добраться в X. до прихода поезда с юга, и Бенц весьма обязал бы их всех, если бы подвез поручика Андерсона до города.
– Это единственная возможность избавить одного нашего друга от напрасной поездки в Софию, – объяснил Андерсон.
Фрейлейн Петрашева подтвердила эти слова, улыбнувшись глазами.
– Этот человек болен малярией, – добавил ротмистр. – Кроме того, знаете ли, он немец.
Петрашев говорил по-немецки очень плохо – не то, что его сестра. Он путал даже падежи. Но тон его стал светски утонченным. Бенц усмехнулся про себя, отметив эту расчетливую любезность, которая, однако, не выглядела вульгарно. Ротмистр выражал готовность принять услугу, даже не делая вида, что будет чувствовать себя чем-то обязанным.
Прежде чем сесть в машину, Андерсон отвел фрейлейн Петрашеву в сторону, и они заговорили по-французски. Разговор был минутным, но привел Бенца в изумление: фрейлейн Петрашева говорила по-французски в совершенстве! Казалось бы, ничего особенного, но в тот вечер Бенц был в таком настроении, что все вокруг представлялось ему необыкновенным. Он не удержался, чтобы не воскликнуть с восхищением, обращаясь к ротмистру Петрашеву:
– Ваша сестра отлично говорит по-французски!.. Я провел два года в оккупированных областях Франции и могу сказать, что…
– Наша мать была француженка! – поспешно объяснил ротмистр и нахмурился, словно сожалея о своей неуместной откровенности.
– Вот как?… – пробормотал растерянно Бенц.
Темные глаза ротмистра испытующе впились в лицо Бенца, но, не найдя в его выражении даже намека на расовую ненависть, потеплели и сверкнули золотистым огоньком.
– Но я чувствую себя болгарином, – спокойно добавил он. – И моя сестра – тоже.
Фрейлейн Петрашева, закончив разговор с Андерсоном, прикоснулась пальцами к рукаву его мундира, словно пытаясь еще задержать его, но увидела, что Бенц уже сидит за рулем, вопросительно поглядывая на них, и рука ее бессильно опустилась.
Андерсон уселся на переднее сиденье рядом с Бенцем.
Ротмистр Петрашев и его сестра скрылись в вечерней мгле. Они стояли рядом, одинокие, отрешенные от мира…
– Скажите, пожалуйста, – спросил Бенц, когда машина помчалась по шоссе, – что это за люди?
Лицо Андерсона расплылось в широкой улыбке, он подвинулся поближе к Бенцу. Ему хотелось поговорить.
– Очень симпатичные! – сказал он. – Вам, возможно, будет интересно узнать, что они не чистокровные болгары…
– Я уже знаю, – сказал Бенц.
– А!.. – воскликнул Андерсон. – Вам сказал брат?
Он был явно доволен.
Совсем стемнело, и теперь только лучи фар освещали дорогу. Рассчитав, что он вовремя доставит Андерсона в X., Бенц сбавил скорость.
– Они лишь наполовину болгары. В них французская кровь. Отец когда-то был на дипломатической службе в Константинополе. Как будто по военной линии. Там он женился на дочери французского концессионера. Это было еще во времена Абдула Гамида.[2]
Андерсон умолк.
– Приятные люди, – сдержанно заметил Бенц.
– Весьма! – с готовностью подтвердил Андерсон. – Особенно сестра, которая всегда окружена обожателями… Я хотел сказать, что так было до недавних пор…
Он вдруг рассмеялся.
– Надеюсь, меня вы не включите в их число. А я – вас. Но вы успеете получше познакомиться с ней в X.
Бенц с удивлением глянул на поручика. Под отраженным от шоссе светом фар бархатно-зеленые глаза Андерсона улыбались с лукавым добродушием.
– О, они непременно пригласят вас, будьте уверены! У них свой дом в X., и они останутся там недели на две. Сестра во всяком случае – даже если брату из-за визита кайзера придется вернуться в Софию раньше. Я повторяю: вы убедитесь, что они чрезвычайно симпатичны. Что касается сестры, у нее уже сложилось прекрасное мнение о вас. Она только что призналась мне.
– Благодарю, – сказал Бенц. – Не могу удержаться, чтобы не заметить: она необыкновенно красивая женщина.
Андерсон помолчал, словно обдумывая его слова. Не найдя в них никакого скрытого смысла, он произнес ровным голосом:
– Красивых женщин немало. Подлинное очарование исходит от внутреннего огня. Я заурядный человек в мундире и повидал не так уж много, но для меня фрейлейн Петрашева – самая обаятельная женщина на свете.
И Андерсон снова умолк.
Остальную дорогу он говорил мало, прерывая речь долгими паузами, во время которых Бенц ощущал на себе его пристальный взгляд. Автомобиль с глухим гулом скользил по светлой ленте шоссе. Они миновали рисовые поля и неслись по отлого поднимающейся равнине, меж рядов молчаливых пирамидальных тополей. В воздухе разливался запах сена, в кустах звенели цикады, все вокруг окутывал сладостный, грустный покой.
– Да, – продолжал Андерсон прежним спокойным тоном, только чуть тише, – она на редкость интеллигентная женщина и в то же время крайне экспансивна. Вначале она поражает именно этим, а затем раскрывается все ее обаяние. Я испытал это, когда увидел ее впервые. Она была совсем юной, еще не появлялась в обществе, по в ее глазах читалась зрелость, а суждения просто озадачивали…
