Юлия Андреева - Ирод Великий
Впрочем, обо всем по порядку.
Я остановился на том, что двоюродный брат Гая Юлия, Секст Цезарь отправил Ирода вместе с его полуторатысячным войском в Самарию, где стоял легион, прежде живший под безвольной рукой Марка Луция, чьей отличительной чертой было то, что куда бы ни прибывал сей мужественный воин, первым распоряжением его неизменно была немедленная постройка сортиров для простых воинов, командного состава, и для себя лично. Говорят, что, будучи неопытным юнцом, он решил как-то приласкать безродную пастушку, имеющую неосторожность пасти своих овечек в непосредственной близости от Аппиевой дороги, вдоль которой живописными украшениями высились распятья с подгнившими на них мятежниками, Мнемозина помнит, какой именно заварушки, а по дороге возвращались в свой лагерь легионеры.
В то время, когда его друзья ловили и резали молодую, мясистую овечку, дабы достойным образом перекусить перед тем, как снова вокруг зазвучат свистки и команды легатов, а над головой воспарит золотой штандарт легиона, Марк Луций отвел под ближайшее деревце тощую девчонку и задрав ей подол принялся за дело. Есть ему разумеется тоже хотелось, но не будишь же рвать зубами сырое мясо. К тому же в благородном искусстве разделывания туши у него имелся существенный пробел, зная о котором юный легионер не спешил выказывать удаль, портя шкуру несчастному животному, и занялся тем, что было ему приятнее и привычнее.
Нежно припекало весеннее солнышко, в траве шебуршали жучки, а над сочной свежей травой порхали бабочки. Марк Луций размеренно вдувал пастушке, стараясь не замечать ее костлявости, и слушая пения птичек и предсмертный хрип вкусной овечки, которые слились для него в единую божественную мелодию. Да, Марк Луций был истинный поэт, никак не хуже благородного Марка Туллия Цицерона, творения которого отчего-то не вызывали в душе нашего героя ни малейшего отклика. Да и о чем он пел?.. о том же о чем пели все вокруг – о женщинах. А вот он – Марк Луций, разве он не воздает дань красоте и любви? Разве не служит Венере, и может быть даже в результате этого совокупления, безродная плебейка зачнет в своей утробе потомка благородного рода, прославившись через это. Хотя, вряд ли, он ведь не собирается открывать девке свое настоящее имя. Он вообще не будет с ней разговаривать, а стало быть, откуда ей знать, как звали отца ее будущего сына. И надо же чтобы именно в этот момент отвратительный запах свежего дерьма оскорбил благородный нос легионера, поэта и ценителя женских прелестей.
Марк Луций повернул голову, силясь отыскать источник зловония и к величайшему отвращению обнаружил, что это он сам невольно подмял правым сандалим кучку свежего собачьего говна. Настроение тут же упало, не позволив вкусив итог наслаждений. Марк Луций оправил одежду, и горестно вздыхая, направился к друзьям по дороге старательно вытирая загаженный сандаль о траву.
Говорят, что именно этот неприятный конфуз Марк Луций пронес в памяти через всю жизнь, и, сделавшись после центурионом, а потом легатом завел обыкновение уделять особое место сортирам, дабы не вляпаться ненароком еще и в человечье дерьмо.
Для наведения дисциплины, Секст Цезарь приставил к нам четырех десятников из первого легиона, что было весьма почетно. Поначалу я простодушно решил, что на четырех надзирателей у нас стало больше, но ребятам было велено подчиняться Ироду, что они и выполнили, быстро организовав прием желающих проходить воинскую службу крестьянских пареньков, и раздавая на право и налево подзатыльники и зуботычины, занимались муштрой и воинской дисциплиной.
Поставив Ирода на новый пост, Секст Цезарь практически не касался его дел, справедливо полагая, что сын Антипатра обойдется без нянек. Впрочем, он был более чем желанным начальником, к которому можно было обратиться за советом и помощью. Так что, если Ироду было нужно переговорить с Секст Цезарем, он слал голубей, или направлял меня, в крайнем случае, ехал сам. Если же Сексту нужно было передать что-то нам, он высылал своего помощника Силлая[45], сирийца по рождению, весьма знатных кровей, который приносил послание в день нашего с Иродом первого визита в Сирию. Вежливый и расторопный, Силлай отличался дипломатической любезностью, и умением настолько хорошо скрывать свои чувства и доверенные ему клятвы, что можно было позавидовать. Впрочем, пройдет, чуть более двадцати лет, и я узнаю, о скромном Силлае нечто такое, что объяснит и его таланты и скромный, невинный вид.
Меж тем, прошли три года, за которые доверенный Ироду гарнизон полностью преобразился. Меж тем власть в Риме заметно пошатнулась, от рук убийц пал Гай Юлий Цезарь, и в Сирии сел Кассий[46], коронованный молвой убийцей Гая Юлия. Приблизительно в это же время мой учитель Люций Грасса дал мне знать через своих людей в Самарии, что в Риме объявился мой отец, который желает встретиться со мной. Дело для «Черных пауков» небывалое. Как гласит закон: «тайных дел мастера» не имеют ни отца, ни матери, ни дома, ни родного берега», но тут сердце мое дрогнуло, и я отпросился у правителя отпустить меня в Рим. Не просто так, разумеется, а с поздравлениями и подарками Марку Антонию, которые я должен был доставить в сохранности через бушующую восставшими плебеями и бродящими в поисках легкого заработка бывшими воинами Цезаря.
В мое же отсутствие Ирод должен был явиться пред начальственные очи Кассия, дабы тот подтвердил его назначение в Самарию, либо избрал туда другого не менее достойного кандидата. Впрочем, еще раньше к новому правителю Сирии явился лично засвидетельствовать свое глубочайшее почтение и заверить в полном содействии на будущее отец Ирода Антипатр, так что к моменту знакомства Ирода с Кассием, последний был настроен более чем благостно. Да и почему бы ему и не расположиться к молодому и весьма полезному военачальнику, который, прослышав о том, что де Кассий явился в Сирию собирать войска для вступления в заварушку между наследником Цезаря Октавианом[47] и Марком Антонием, честно и благородно принес последнему не только уверения в своей дружбе, но и 100 талантов – собственную честную долю от сбора налогов. Поэтому Кассий не только подтвердил назначение, но и поручил Ироду собирать долги в давно и надолго перепуганной близким соседством с обманутым и опороченным ею идумеем Галилее. Жаль, что об этом новом визите Ирода к, некогда оскорбившим его галилеянам, я узнал только от знакомых идумеев входящих в свиту правителя, сопровождающую его в этом путешествие. Представляю, как сжималось очко у совета старейшин, когда они учуяли приближение своего врага – человека, которого они оклеветали перед Гирканом. И вот теперь, еще вчера с позором изгнанный «князь-жених», пришел, уже не предлагая брачного союза с напуганной до смерти Галилеей, а чтобы брать ее всякий раз, когда ему это заблагорассудиться, не принимая на себя право защищать ее народ, вершить суды, умножая ее благосостояние. Теперь Ирод ставил Галилею на колени и делал с ней, что ему вздумается, на правах данных ему свыше.
Рассказывающие о произошедшем придворные давились от хохота, проливая на свои хитоны виноградное вино, по эллинскому обычаю перемешанное с водой, описывая, как крестьяне, некогда плевавшие вслед удаляющемуся от них правителю, ныне стояли на коленях вдоль дороги, а горожане осыпали цветами путь кавалькады Ирода от городских ворот до дворца правителя. Везде была заблаговременно собрана дань, причем она не только превосходила обещанное, но и на отдельных грузовых повозках Ирод вывозил подарки собранные лично для него благодарными за его приезд жителями Галилеи. Раньше срока явился Ирод к Кассию с собранной данью и не потеряв за время похода ни одного человека.
На радостях Кассий тут же поручил Ироду собирать подати по всей Сирийской провинции, а так же, высшей римской властью он был допущен к складам оружия легионов, находящихся в самой Иудеи. Таким образом, спустя всего три года после позора в Галилее и суда в Иудеи, Ирод, образно говоря, получил право входить, когда ему вздумается и в Иудею и в Галилею, не спрашивая на то разрешения и действуя на основании приказа Рима. Это был триумф!
Глава 18
Я уже был на подступах к Риму, когда в Иудее началась гражданская война поднятая неким Малихом[48], отравившем величайшего из людей, которых я когда-либо знал – Антипатра, и сместив его сына Фасаила, после чего узурпатор занял место фактического правителя Иерусалима, при безвольном и вечно полагающимся на других Гиркане.
Взбешенный убийством отца, Ирод поднял, было свои легионы, но вовремя явившейся в Самарию брат Фасаил, отговорил его от столь опрометчивого шага, предложив свой план. Я слышал, что они обменялись письмами и подарками с Малихом и Гирканом, после чего посетили Кассия, свидетельствуя перед ним о своей искренней дружбе и нежелания ссориться впредь.
