Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Лица офицеров восторга не выражали, Сенявин откашлялся:
— Носы не вешайте, я и сам сюда без большой охоты назначен. Однако для державы сие первый шаг к морю Черному. Покуда подступаемся к Азовскому морю, а надобно в Крыму базы заиметь. Апраксин по праву старшего спросил:
— Коль скоро суда изготовят к спуску? Сенявин преобразился:
— Сие дело. Прамы ваши к весне будут готовы. Так что не мешкайте, поезжайте, Бог в помощь.
В тот же день к вечеру на санях разъехались офицеры кто куда.
Апраксин с офицерами, назначенными на прам, отправился на верфи Ново-Хоперской пристани. «У Хопер-реки, — записал в дневнике Ханыков, — по которой и названа Ново-Хоперская крепость, строения старинного и земляной вал невысок сделан, и пушек ни одной в исправности нет, тут комендант Иван Петрович Подлецкой, родом поляк и чин имеет полковничий. Есть небольшое дело у купечества, полк казаков, ротмистр Капустин. Гарнизону один батальон или меньше. На месте стоит хорошем и привольном. Народ веселый и доброхотный, и достаточный. Кругом него, так как и кругом Святого Дмитрия, Таганрога и поблизости Азова населены малороссияне слободами и хуторами…»
Сразу после приезда офицеры первым делом отправились на берег Хопра, к стапелям, где строили прамы. Будучи в Воронеже, они уже знали, что этим словом голландцы прозывали речные баржи. На деле так оно и оказалось. Издали эти суда выглядели неуклюже, на корабли не походили.
Обходя и осматривая свои будущие плавучие сооружения, офицеры, на виду у плотников, помалкивали, кривили губы, недовольно морщились. Разместившись в мазанках, дали волю своим эмоциям от увиденного.
— Ну и ну! Рази сие судно! Корыто, да и только!
— На нем токмо сено да корову держать!
— Сенявин сказывал, пушек четыре десятка, а где оные?
Апраксин, примирительно ухмыляясь, заметил:
— Зря хорохоритесь, братцы, однако. На посудины еще мачты да такелаж вооружат, уключины да весла приладят. Какой-никакой руль приспособят. Пушки и зелье к ним у Дмитрия Ростовского загрузим. Глядишь, и воинский вид обретут.
Во второй половине марта лед на реке посинел, местами вздулся, появились разводья, начался ледоход. Вода прибывала с каждым днем, на глазах подступала к стапелям. 4 апреля прибыл на бричке, заляпанной грязью, контр-адмирал Сенявин. В тот же день сталкивали на воду два прама. Матросы, солдаты, мастеровые, казаки дружно, по команде боцманов тянули канаты. Когда днище первого прама коснулось воды, заиграли трубы, нестройное «Ура!» понеслось по речной глади. На флагштоках взвились, расправляясь на ветру, Андреевские стяги. Первые военные суда в послепетровское время вступали в строй на южных морских рубежах России…
Два пушечных выстрела на крепостной стене сопровождали первые движения прамов, которые отдали якоря, развернувшись по течению реки.
На берегу словно заждались, мастеровые гурьбой направились к стоявшим неподалеку на лавках ведрам с водкой и разложенной на столах под навесом нехитрой снедью.
Матросов потчевали на палубах, офицеры чокались стаканами в каютах. Сенявин не дал сильно разговляться, торопил.
Рано поутру следующего дня спустили на воду остальные три прама, и уже без «разговения» отряд двинулся вниз по течению, благо ветер был попутный. Головным шел прам Апраксина. Ушаков то и дело, стоя на носу, покрикивал:
— Бросай лот! Глубину замеряй штоком!
Федор неотрывно всматривался в речную гладь, не взлохматится ли где поверхность, не закрутится ли воронка. Явные признаки отмелей или перекатов…
Загрузив пушки, припасы в крепости Святого Дмитрия, отряд прамов перешел к Азову. На временном причале маячила фигура адмирала. Рядом стоял незнакомый капитан 1-го ранга.
Выслушав доклад Апраксина, Сенявин представил нового офицера:
— Ваш нынешний кумандир отряда, первого ранга капитан, Пущин Петр Иванович. Прошу любить и жаловать.
Сенявин повернулся к Пущину:
— Так што действуй, Петр Иванович, принимай команду. Готовь прамы. Завтра поутру начнем проводку через бар. — Сенявин кивнул на устье. — Водица ныне на убыль пошла. Торопит нас Дон-батюшка.
В эту весну половодье оказалось малым. Через бар удалось провести лишь два прама.
— Оба прама изготовить к обороне от турок на ближнем взморье, — распорядился, огорченно вздыхая, Сенявин, — остальным занять позицию в устье. Офицерам без промедления начать промеры всех рукавов. Я нынче отъеду в Таганий Рог. Там наша першпек-
тива для флотилии.
По-летнему жаркое солнце припекало. Щурясь, адмирал всматривался на видневшуюся на горизонте полоску моря.
— Нынче донесу государыне-матушке, что стяг Андреевский на взморье Азовском. Однако большие кораблики на подмогу надо ладить в Павловске.
Началось лето, закрутились дела на Донских верфях. Из Петербурга пришла радостная весть. Сенявина произвели в вице-адмиралы, пожаловали и офицеров очередными званиями. Федора Ушакова поздравили с производством в лейтенанты.
Императрица прислала Сенявину весточку: «Алексей Наумович! Посылаю вам гостинцы,'— которые до тамошних мест принадлежат: 1) разные виды берегов Черного моря, даже до Цареграда, 2) Азовское море, 3) корабль, на Воронеже деланный и на воду там же спущенный. Оные, я думаю, будут вам приятны и, может быть, сверх того, и полезны. Пожалуй, дайте мне знать, ловко ли по реке Миюс плыть лесу в Троицкое, что на Таганроге, и ваше о том рассуждение, также есть ли по Миюсу годные леса к корабельному строению? Я чаще с вами в мыслях, нежели пишу к вам. Пожалуй, дайте мне знать, как нововыдуманные суда по вашему мнению могут быть на воде и сколько надобно времени, чтоб на море выходить могли».
Рассматривая присланные из Петербурга чертежи корабля, Сенявин сказал Селиванову с сожалением в голосе:
— Великое б мое было счастье, если б я не только таковой величины корабли, как в этом чертеже означены, но хотя бы до три десятка с большим калибром пушек, судов десяток иметь мог, коими не только доказал мою службу, но и не помрачил бы славы русского оружия.
Внимание Екатерины II не оставило равнодушным Сенявина. Он принялся разрабатывать свои давние замыслы о судьбе будущей флотилии, помощи морской силой сухопутным операциям войск в Крыму. Кроме строительства фрегатов пора начать сооружение галер для действий в прибрежных, мелководных акваториях. «А без того, — доносил он в Адмиралтейств-колле-гию, — в одних тех судах пользы никакой не вижу; хотя и будет судов одно в16,а7по14 — двенадцатифунтового калибра пушек, но могут ли против шестидесят-ных пятидесятных кораблей и большего калибра имеющих пушек стоять, не будучи подкрепляемы от галер, когда же будет и при этом роде галеры, то не только без всякой опасности и помешательства от неприятеля могут в своем месте быть вооружены и не одна восточная часть, но и весь Крым долженствует содрогнуться и передать себя в монаршее покровительство, где известные три места: Еникаль, Керчь и Кафа будут служить к строению больших кораблей».
Вскоре выяснилось, что не зря Сенявин предусмотрел оборону Азовского приморья, подле устья Донского, 44-пушечными драмами. Летом, в разгар кампании 1769 года, в проливе, у входа в Азовское море, из моря Черного, на рейде подле бухты Еникале, небесную ла-3 Урь заслонили паруса турецкой эскадры. Четыре линейных корабля, галеры, десятки шебек и других более мелких транспортных судов взмутили илистое дно яко-Рями, нарушив изумрудную чистоту бухты.
Лазутчики из крымских татар известили султана о затеянном русскими сооружении военных судов на Дону и Хопре.
Турецкий флагман, вероятно, был не храброго десятка, осторожничал. Поначалу решил разведать, что к чему. Послал к Таганьему Рогу галеры и малые суда, парусные шебеки. Прежде турецкие моряки в этих акваториях не бывали, за что и поплатились. По пути, невдалеке от Таганьего Рога, у Долгой косы, две галеры прочно засели на мели. Не на пользу турок море заштормило. Одну галеру волнами расколотило вдребезги, другую турки с большим трудом сумели стащить с мели и отбуксировать на рейд Еникале. Флагман турецкой эскадры, капудан-паша две недели размышлял, но потом надумал, что не стоит рисковать своими судами, за потерю которых можно поплатиться и головой. В конце июля турецкая эскадра снялась с якорей и отбыла к Босфору несолоно хлебавши… Первое противостояние соперников на южных рубежах, хотя и вне пределов видимости, закончилось ретирадой турок, несмотря на их явное превосходство в силах. Такой исход кампании поднял настроение среди русских моряков.
Первыми впечатлениями от минувшей кампании и неожиданного отхода неприятеля делились между собой офицеры:
— Знамо, турки не схотели лезть на рожон.
— Видимо, капудан-паша не особливо надеется на своих подопечных.
