Морис Дрюон - Истоки и берега
В эту эпоху, которую по некоторым параметрам можно рассматривать как апогей истории человечества, все великие примеры для подражания — Плутарх, Цицерон, Сенека, Эпиктет — были стоиками. Все римляне, в том числе и самые высокопоставленные, вскрывшие себе вены или выпившие яд, чтобы не дожидаться неизбежной кары или немилости, были стоиками и последователями Зенона, который, как говорят, предпочел умереть, отказываясь от пищи, утверждая, что его смерть соответствует порядку вещей. Надо, правда, сказать, что было ему тогда девяносто восемь лет! Его школу называли «матерью неустрашимой свободы».
По крайней мере один раз стоическое совершенство будет воплощено в самой прекрасной и возвышенной форме на самой высшей ступени римского мира в липе императора-философа Марка Аврелия.
Однако киприот Зенон Китайский не только дал римской цивилизации философское обрамление. Он сделал гораздо больше: он приуготовил наступление христианского миропорядка.
Самим универсальным характером своего учения, предложением стремиться к идеалу совершенства, призывом к признанию высшей воли некоего создателя и устроителя Вселенной, Зенон предрасположил средиземноморский мир к приятию идеи единобожия. «Кесарю кесарево» — это мог произнести и стоик. Гимн Зевсу, написанный Клеанфом, первым последователем Зенона, — это тот же «Отче наш, иже еси на небесех». И понятие свободы выбора неявно присутствует во всей этой философии.
Евангельская проповедь не смогла бы столь широко распространиться в античном мире, если бы путь ей не проторил стоицизм.
На заре христианства Кипр облагодетельствовал Историю еще одним замечательным вкладом, еще раз выступив в роли перевалочного пункта на пути цивилизаций.
Один из первых распространителей нового вероучения, неразлучный спутник апостола Павла, Варнава был родом с Кипра. И очень может быть, что сохраненные им на родине связи стали причиной того, что совет Антиохийской церкви выбрал Кипр целью первого миссионерского похода апостолов в языческие страны. Потому что до сих пор, в годы, непосредственно последовавшие за смертью Христа, пополнение рядов христиан осуществлялось исключительно за счет иудейских общин. В ту пору христианство носило еще, если можно так выразиться, узко национальный характер.
Правда, приключение, описанное в Деяниях апостолов, случилось с этими двумя путешественниками не на Кипре, а в Листре, в Малой Азии. Павел и Варнава пришли в город, и Павел стал проповедовать там с таким пылом, искусством и красноречием, а потом еще и исцелил больного, что восторженная толпа признала в апостолах Зевса и Гермеса, спустившихся с небес на землю, и стала звать в храм, чтобы совершить жертвоприношение в их честь. После чего, поскольку они сопротивлялись, пытаясь обратить присутствующих от идолов «ложных к Богу Живому», та же толпа прогнала их, швыряя в них камнями[42].
Я вспомнил эту историю, потому что она позволяет нам довольно хорошо представить себе этих вдохновенных странников, такими, какими они высадились в Саламине: Варнава, высокий, спокойный, величественный, с пышной бородой — так похожий на изображения Зевса, и Павел, сухопарый, подвижный, нервный, проницательный, неутомимый оратор, мастер убеждения, полностью соответствующий представлениям древних о Гермесе.
Однако гораздо более важное событие произошло на Кипре. Именно там Павлу, которого в ту пору звали еще Савлом, удалось обратить первого язычника. И какого язычника! Самого римского проконсула Сергия Павла. Это обращение имело для апостола такое значение, он увидел в нем такой глубокий смысл, что решил оставить свое имя и взять новое — имя обращенного им высокопоставленного римского чиновника. Так Савл из Тарса, бывший мытарь, становится до скончания времен Павлом[43]. Если свой истинный путь святой Павел обрел в Дамаске, то на Кипре он обрел имя.
Варнава умер на Кипре: он был побит камнями в ходе своего третьего похода, который на этот раз совершал в одиночестве. Его могила находится в окрестностях Саламина, неподалеку от захоронения царей гомеровских времен. В этой самой могиле через четыре столетия после его смерти была найдена рукопись, считающаяся оригиналом Евангелия от Матфея. Святой сжимал ее в своих руках.
Будучи сенаторской провинцией, в эпоху Империи Кипр процветает по всем статьям. Перед началом Иудейской войны в Пафос к оракулу Афродиты приезжает император Тит. А во время своего похода на Иерусалим он встретит Беренику… Возможно, именно Иудейская война и последовавшее за ней рассеяние евреев лежат в основе событий, тридцать лет спустя — уже при Траяне — обагривших остров кровью. Речь идет о внезапном бунте кипрских евреев, очень многочисленных, судя по тому, что им удалось убить двести сорок тысяч человек. Историки до сих пор не знают причин, повлекших эту чудовищную бойню.
После раздела Римской империи Кипр в силу своего географического положения оказывается, естественно, присоединенным к Византии и Восточной церкви. Трагедии, непрерывно сотрясающие византийский двор, не проходят дня него бесследно, но расстояние смягчает эти толчки. Не подвергается он и нашествию варваров, в отличие от западных провинций: цивилизация на «острове счастья» продолжает блистать, тьма наступит позже.
В те самые годы, когда Одоакр и его герулы[44] захватывают Рим и свергают последнего кесаря, другой Зенон, по прозвищу Исавр, восходит на константинопольский трон. Однако этот Зенон весьма далек от идеалов стоицизма. Своей свирепостью, жестокостью, склонностью к самым отвратительным излишествам он мало отличается от таких же свирепых и жестоких персонажей, которыми пестрят византийские летописи. Правда, он все же выделяется из их числа тем, что однажды, когда он был в состоянии сильного опьянения, его закопали живым в землю по приказу собственной жены. Почему же мы упоминаем именно его, а не кого-либо другого? Потому что имя Зенон, даже применительно к такой темной личности, определенно было счастливым для Кипра. Именно в царствование этого Зенона была обнаружена могила апостола Варнавы, а в ней — Евангелие от Матфея. Это событие, потрясшее христианский мир, побудило Зенона Исавра утвердить автокефалию Кипрской церкви и пожаловать ее архиепископу право носить пурпурную мантию, жезл и подписывать документы красными чернилами, что являлось знаками и привилегиями императорской власти. Так Кипрская церковь становится независимой.
В эпоху, когда духовенство составляет каркас общества, такая независимость может расцениваться как настоящая национальная автономия.
Отныне на протяжении долгих веков стремление Кипра к свободе будет неразрывно связано с его Церковью, выражаться посредством его Церкви и поддерживаться, если не вдохновляться, его автокефальной Церковью.
Смутное, кровавое Средневековье, отмеченное смятением среди народов, пришло в Западную Римскую империю в V веке вместе с нашествием варваров с севера. Для Восточной Римской империи оно начнется позже, в VII веке, явившись с юга вместе с арабским нашествием.
Во время долгого конфликта, противопоставившего Византийскую империю и оттоманских завоевателей, а затем в течение всего периода Крестовых походов исключительное стратегическое положение Кипра стоило ему немалых неприятностей.
В 647 году его завоевывает халиф Усман ибн Аффан и по свойственной «всадникам Пророка» привычке стирает с лица земли его прекрасную, блистательную древнюю столицу Саламин. Двумя годами позже Кипр возвращается в империю. В 802 году он снова становится добычей, теперь Гаруна аль-Рашида, того самого, который отправлял свое посольство к Карлу Великому; затем, в 963 году, в царствование императора Никифора II Фоки, вновь отходит к Византии. Византийские правители, которые управляют Кипром в течение следующих двух столетий, лишь номинально являются представителями византийского императора. На самом деле они правят как независимые монархи. Последний из них, Исаак Комнин Кипрский, принял даже титул деспота.
Бури Третьего крестового похода забрасывают на берега острова Афродиты английского короля Ричарда Львиное Сердце, который благополучно его захватывает. Глядя на развитие этих удивительных походов, никогда нельзя сказать, против кого именно выступали крестоносцы: против мусульман или против православных христиан… Это в том случае, когда они не дрались между собой! В чем тут дело: в климате, в палящем солнце или в постоянстве человеческой природы? Крестовые походы напоминают коалицию ахейских царей; латинские короли оскорбляют друг друга и ссорятся в точности как герои Гомера. Разве Ричард, к вящему удовольствию Филиппа Августа, не окажется по возвращении из Святой земли в заточении у эрцгерцога австрийского за оскорбление, нанесенное им при осаде крепости Сен-Жан д’Акр?
