Николай Шпанов - Повести об удачах великих неудачников

— Это мой отец! Он великий ученый! — Франсуа гордо вскинул голову.

— Сыновья великих людей не бегают в лохмотьях по докам.

— Это вас не касается… Если вы хотите иметь машину для воздушной лодки, вы не получите ее ни от кого, кроме моего отца.

— Говори, в чем дело. Да быстрее… — пробурчал незнакомец.

— Я проведу вас к отцу. Он вам все расскажет.

Папен в волнении ходил по двору. Он не мог принять гостя в своей каморке: там было слишком тесно, грязно и даже не на что было посадить посетителя. А здесь, на дворике, гостю предложили большой гладкий камень, отлично заменяющий стул.

Ночной собеседник Франсуа с высокомерным видом слушал старика, а сам маленькими хитрыми глазками следил за каждым его движением.

Папен быстро понял идею воздушного судна. Он не нашел в ней ничего противоречащего здравому смыслу и основам науки. На первый взгляд предложение казалось вполне правильным и осуществимым.

— Итак, мистер Гук, вы говорите, что некоторое число горизонтально расположенных флюгеров возвышается по бокам над палубой судна, — вслух рассуждал Дени, — они приводятся в движение центральным валом, вращаемым двенадцатью гребцами, и поддерживают судно в воздухе. — Он умолк, в раздумье потер лоб. — У меня нет возражений. Это согласно с законами физики. Я готов вас поздравить. Быть может, вы близки к победе над новой стихией — воздухом. Ведь только глупцы могут считать, что сам господь бог оградил ее от посягательств нашего разума.

— И вы полагаете, — недоверчиво спросил Гук, — что ваша машина сумеет заменить двенадцать сильных гребцов?

— Восемнадцать, сударь, а не двенадцать, — убежденно ответил Папен. — Мои расчеты основаны на математике и на опытах. Я за них ручаюсь.

— И она сможет работать без отдыха так же долго, как самые выносливые матросы?

— Нет причин ей не работать сколь угодно долго. Лишь бы хватило топлива для подогрева воды.

— Что ж, я, пожалуй, соглашусь испробовать вашу машину, хотя, сказать правду, не очень верю всем этим расчетам.

— О сударь, — горячо воскликнул Папен, — машина сторицей вернет вам все, что вы затратите на ее постройку!

Гук засмеялся:

— Вы ошибаетесь. Мы не вложим ни одного фартинга в такое ненадежное дело. Достаточно того, что мы соглашаемся поставить ваш аппарат на нашу лодку. Ведь мы идем на риск, от которого уклонилось даже адмиралтейство!

Опешивший Папен остановился посреди двора:

— Так, значит, вы не дадите мне средств на постройку? Но в чем же тогда заключается ваша помощь?

— Мы оплатим чистоганом вашу первую машину, если она будет хороша.

— Но ведь и первую машину нужно построить! А у меня нет на это средств.

— Сколько нужно на постройку? — вяло спросил Гук.

Папен задумался.

— Гиней[16] пятьдесят.

Папен сказал это так небрежно, что Гук расхохотался. Он окинул ученого презрительным взглядом. Папен в смущении запахнул потрепанный камзол — под ним не было белья.

— Вы сами достанете эти деньги, — сказал Гук.

— Всю жизнь я полагал, что умею сосчитать то, что есть в моем кармане.

— А вот на старости лет просчитались!

— Так откройте же мою ошибку, сэр.

— Пятьдесят гиней, сказали вы? Цена высокая, но не вздорная… за хорошего рекрута, — прибавил он после секундной паузы. — Я готов переговорить с вербовщиком королевского флота. Быть может, он и даст эту цену за вашего сына. Парень жидковат, но, видать, с головой!

Чтобы не упасть, Папен прислонился к стене. Лицо его сделалось серым. Собравшись с силами, он дрожащей рукой указал гостю на выход.

Франсуа похудел и осунулся. Скоро месяц, как он почти не спит. После четырнадцатичасового рабочего дня на верфи он запирается в мастерской и трудится над изготовлением четырех новых компасов. Мастер обещал за них баснословную плату — двадцать гиней! Работу необходимо сделать в срок, потому что теперь, как никогда, нужны деньги. Вместе со сбережениями, лежащими дома под полом, это составит как раз пятьдесят гиней. Отец бредит этой суммой, и нужно дать ему ее как можно скорей.

Это будет первым и, кто знает, не последним ли подарком Франсуа отцу.

Скоро утро. Молочный туман повис над землей. Сквозь его непроглядную муть не видно ни реки, ни стоящих на ней судов. Ближайшие из них можно только угадать по плеску воды о борта. Не видно ни пристаней, ни соседних построек.

С башни доносятся удары часов. Франсуа разгибает спину и любуется только что законченной картушкой[17]. Но глаза так устали, что он не видит тонких завитков гравировки, украшающей деления круга. Франсуа бережно складывает работу. Еще несколько ночей, и он побежит в Челси, звеня туго набитым кошельком.

Юноша сладко потянулся и, разостлав на полу кафтан, лег. Каменный сон сковал его сразу. Через два часа начинается новый рабочий день на верфи.

Весь этот месяц, пока Франсуа усердно трудился, каждый день скрипела калитка дома, где жил Папен. Черная, мрачная фигура Гука медленно пересекала дворик. В который раз уж приходит он за ответом. Стоя посреди двора, он скрипучим голосом вызывал Папена. Но тот не отзывался. Только по тени, притаившейся за мутным стеклом небольшого окна, Гук знал, что старик дома и слышит его.

— Советую подумать, сэр, — говорил Гук и хитро улыбался. Потом поворачивался и тем же размеренным шагом удалялся.

Так повторялось изо дня в день, пока наконец Папен не ответил ему едва слышно:

— Войдите…

Беседа была недолгой. Говорил один Гук:

— Вам нужно только получить подпись сына на этом листе. Остальное сделаю я. Ничего страшного ему не предстоит. Всего лишь десять лет службы на кораблях ее величества. А потом — слава, деньги…

— Завтра я дам ответ, — прошептал Папен.

— Сегодня или никогда. Вот лист.

Дрожащей рукой Папен взял бумагу. Это был вербовочный бланк.

— Завтра я буду у вас. Вы получите деньги, когда добудете подпись, — сказал Гук.

— Нет, нет, что вы, это невозможно! — испуганно пробормотал Папен.

Но Гука уже не было.

Папен до вечера не решался взглянуть на бумагу. Только пользуясь последними лучами солнца, он просмотрел ее. Да, это был контракт на десятилетнюю службу на флоте королевы.

«Значит, за возможность дать человечеству паровую машину он должен заплатить свободой, а может, и жизнью своего сына? Разве эти десять лет морской службы не равносильны для Франсуа смерти?»

— Ни за что! — воскликнул Папен и с отвращением отбросил лист.

Но с наступлением темноты, сам не зная как, старик оказался на улице. Шагая по направлению к верфям, он то и дело ощупывал карман, точно лежащий там лист жег его.

Была уже ночь, когда Папен добрался до компасной мастерской. Франсуа был погружен в работу: он заканчивал последний компас. Ему хотелось рассказать старику о своей затее, но он сдержался: пусть это будет для отца радостным сюрпризом!

И на вопрос Папена, что он делает, Франсуа с напускным равнодушием ответил:

— Так, пустяки — один срочный заказ.

— Ты не похож на себя, — с грустью сказал старик.

— Многовато работы.

— День и ночь за работой. Ты надорвешь здоровье.

Папен нежно взял голову сына и долго смотрел ему в лицо.

— Я освобожу тебя от этой каторги, — сказал он, едва сдерживая рыдание.

Видя волнение отца, Франсуа бодро ответил:

— Ничего, скоро конец, тогда высплюсь вволю!

Старик сидел задумавшись, потом дрожащим голосом сказал:

— Я ведь по делу.

Запинаясь и глядя в пол, он объяснил, что ему нужна подпись сына под поручительством. Он сказал, что нашлись добрые люди, согласившиеся ссудить немного денег на постройку машины.

— Сколько? — хитро спросил юноша.

— Пятьдесят гиней.

Франсуа на минуту задумался: не сказать ли? Нет! Как счастлив будет старик, когда сын принесет ему свой заработок!

Не глядя на бумагу, Франсуа с легким сердцем поставил подпись: ведь это обязательство всего на несколько дней! Скоро долг будет погашен.

На следующий день Франсуа сдал мастеру четыре новеньких компаса. Мастер внимательно осмотрел их и остался доволен точностью работы и изяществом отделки.

— Приходи за деньгами, — сказал он.

Натыкаясь в потемках на кучи отбросов, Гук поднялся по скрипучей лестнице. Не стуча, толкнул дверь чердака. Папен спал на скамье. Стол был завален чертежами; поверх них лежал смятый бланк вербовщика.

Гук постоял в нерешительности. Подошел к спящему. Дыхание старика едва можно было уловить.

— Господин Папен, — негромко позвал Гук.

Папен не шевельнулся. Подумав, Гук отсчитал пятьдесят золотых. Монеты глухо звякали о доски стола. После этого Гук быстро собрал разбросанные по столу чертежи. Лист вербовщика с подписью Франсуа он тщательно сложил и сунул в карман. Сделав было несколько шагов к двери, он вернулся к столу, ловким движением сгреб рассыпанные монеты и ссыпал их обратно в свой кошелек.