Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2
— Александр Николаич, а Александр Николаич, — робко спросил с козел Сеня, когда экипаж выехал на дорогу, — почему вы стреляли не в лоб, а в ногу?
И Киприевский, которого тоже занимал этот вопрос, повернулся к Небольсину:
— Да, почему?
— Это было бы самым легким для него. Пусть всю жизнь ходит калекой, пусть нога, которую потеряет Голицын, напоминает ему о загубленной им женщине, — холодно сказал Небольсин.
Все замолчали и уже до самого въезда в город не проронили ни слова.
Около двенадцати часов дня Небольсин, приняв ванну и обтерев лицо и поцарапанную щеку лавандовой водой, вышел на веранду.
— Однако кавказский герой встает, как петербургский жуир и картежник, — с укоризной покачала головой Ольга Сергеевна, показывая на часики, висевшие у нее на груди.
— Долго читал… — придвигая к себе сыр и масло, ответил Небольсин.
— Опять Вальтер Скотт? — поинтересовался генерал.
— Он и Пушкин, — отхлебывая кофе, сказал Небольсин.
— А мне утром, рано-рано, показалось, что не то ты куда-то уезжал, не то за тобой приходил кто-то? — удивилась Надин.
— Показалось! Это со сна.
— А царапина у тебя тоже со сна? — внимательно разглядывая Небольсина, спросила Ольга Сергеевна.
— Должно быть, так, — невпопад согласился Небольсин. — Вероятно, во сне повернулся неловко.
— Ой, Санчик, ты и врать-то не умеешь. Я спросила дворовых, и Кузьма сказал, что за тобой рано утром заезжали твои озорные друзья.
— Заезжали. У меня дуэль была, — видя, что сестры кое-что знают, и понимая, что через час-другой они все равно узнают обо всем, не стал скрывать Небольсин.
— Ду-эль? — протянула Ольга Сергеевна.
— А!.. — подняв брови, восхищенным шепотом сказала Надин. — Как романтично! Из-за женщины?
— Вовсе нет. Из-за различия точек зрения на генерала Ермолова, — отодвигая чашку, возразил Небольсин.
— Вот как! А с кем? — осведомился молчавший все это время Модест Антонович.
— С гвардии полковником князем Голицыным.
— Это которым? Что женат на Долгоруковой?
— Не знаю, на ком женат. Извините, дорогие кузины, но ко мне, кажется, идут, — вглядываясь через деревья и решетку сада в сходивших с экипажа людей, сказал он.
— Ты убил его, Санчик? — с восторгом спросила Надин. Ее романтической натуре, воспитанной на французских мемуарах времен Людовиков, на романах Вальтера Скотта, дуэль казалась обязательным атрибутом каждого военного.
— Ранил в ногу, — ответил Небольсин и пошел навстречу шедшим к ним людям.
Это были его секунданты и доктор Кокорев.
— Князя отвезли в военный гошпиталь, что возле Лавры. Рана тяжелая, ногу отрежут сегодня ж, — глядя куда-то в сторону, доложил лекарь, вздохнул и, видимо, думая о последствиях дуэли, как-то просительно закончил: — При дознании о случившейся картели прошу вас особо отметить, что я дважды отказывался присутствовать на таковой, но… — он опять вздохнул, — но господа офицеры, — кивнул в сторону Соковнина и Киприевского, — потребовали моего присутствия.
— Конечно! Так оно и было, так и будет сказано на следствии, — успокоил его Небольсин.
Третий офицер, поклонившийся ему, полуофициально сказал:
— Разрешите представиться. Гвардии поручик Масальский, младший адъютант коменданта Санкт-Петербургского гарнизона. По распоряжению его превосходительства генерал-майора Сухтелена вы, господа, все трое обязаны со мною вместе прибыть на гауптвахту, где будете находиться во все время дознания. Сабли, господа офицеры, пусть пока будут при вас, сдадите их мне по приезде на гауптвахту.
Офицеры молча отдали честь.
— Что же касается вас, господин лекарь, — обращаясь к Кокореву, продолжал комендантский адъютант, — вы свободны. Обе стороны должны были иметь при этом прискорбном случае своих докторов, и особых указаний у нас нет. Конечно, — он опять поклонился, — возможно, что при ведении следствия вас вызовут для допроса сви-де-те-лем, — растягивая слово, закончил он.
— Нам ехать немедля или есть еще время? — осведомился Небольсин.
— Это зависит от вас. Час-другой я могу задержаться с вами, — любезно ответил поручик.
— В таком случае прошу господ офицеров на веранду закусить перед отъездом к коменданту, — предложил Корвин-Козловский.
— …И выпить, — добавил Киприевский.
— Весьма охотно, — отстегивая саблю, согласился Масальский.
Глава 6
Николай стоял у стола, вполоборота к двери. Бенкендорф поклонился и остался в полупоклоне.
— Входи, Александр Христофорович, — не меняя позы, пригласил царь. — Что нового? — бросая быстрый взгляд на пачку бумаг в руках Бенкендорфа, спросил он.
— Из Польши, ваше величество, от их высочества Константина Павловича. Депеша фельдъегерская с Кавказа от графа Паскевича и кое-что еще…
Царь вопросительно глянул на Бенкендорфа. Оба они давно и хорошо изучили друг друга, и короткое «кое-что», сказанное вскользь, насторожило царя.
— Что «кое-что»? — негромко спросил Николай.
— Неприятное дело о дуэли…
— Дуэли? — подняв брови, проговорил царь. — Какой дуэли?
— Между гвардии полковником князем Голицыным и неким штабс-капитаном Небольсиным.
— Какой части сей штабс-капитан? — еще выше поднимая брови, спросил царь.
— Отдельного Кавказского корпуса Ширванского полка штабс-капитан Небольсин, находящийся на излечении от ран, полученных в сражении под Елисаветполем, — спокойным голосом докладывал Бенкендорф.
— И каков исход картели?
— Князь Голицын опасно ранен в ногу, раздроблено колено, предстоит ампутация, — словно читая чужие слова, бесстрастно продолжал Бенкендорф.
— А штабс-капитан? — повернувшись лицом к Бенкендорфу, поинтересовался Николай.
— Офицер невредим. Первый выстрел был князя, но он промахнулся.
Царь шагнул к столу, глаза его округлились, губы задрожали в гневе.
— Нарушение приказа!
— Вот, ваше величество, рапортичка о дуэли, подписанная секундантами и врачами, оказавшими первую помощь раненому. Прошу, ваше величество, соизволить начертать на оной свое повеление, — и он пододвинул царю остро отточенное гусиное перо.
Царь резким и быстрым движением вывел:
«За ослушание моего приказа о запрещении разного рода дуэлей и поединков в Армии и Флоте приказываю штабс-капитана Небольсина разжаловать в солдаты и немедля сослать рядовым в один из полков Кавказского корпуса на переднюю линию».
Бенкендорф молча следил за царем.
— Есть, ваше величество, привходящие обстоятельства, смягчающие вину сего молодого офицера, — тихо, как бы между прочим произнес он.
— Какие? — переставая писать, спросил царь.
— Как мне удалось узнать, дело сие произошло не столько на романтической основе, сколь на защите династических и верноподданнических чувств, проявленных сим молодым офицером в ссоре с полковником князем Голицыным.
Царь внимательно слушал Бенкендорфа, его холодные, серо-голубые глаза сузились, выхоленное лицо напряглось, и он медленно повторил:
— Династические… Расскажи, Александр Христофорович, об этой дуэли поподробней.
Николай сел и, откинувшись назад, вытянул поудобней длинные ноги, обутые в высокие, на манер ботфорт, лакированные сапоги.
— Сей штабс-капитан происходит из стародворянского рода помещиков Небольсиных, сын генерал-майора, герой Елисаветпольской баталии, лично взявший в рукопашном бою корпусное знамя Садр-Азама Персии, был тяжело ранен и находился в годичном отпуске на излечении от ран.
— Награжден? — коротко спросил царь.
— Орденом святого великомученика Георгия четвертой степени за бой под Елисаветполем и орденом святого равноапостольного Владимира с бантом за поход в Салатавию, Чечню, и Дагестан.
— Отличный офицер! — похвалил царь.
— Его высокопревосходительство граф Иван Федорович Паскевич, лично знающий сего молодого офицера, сам представил его в штабс-капитаны после Елисаветпольской победы, — вставил Бенкендорф, умалчивая о письме Паскевича к нему.
— Так за что же произошла у них дуэль? — после недолгого молчания вновь заговорил Николай.
Упоминание о Паскевиче сразу расположило царя к офицеру, досель вовсе ему не известному.
— Граф, — он сочно повторил, — граф Паскевич не очень щедр на похвалы, значит, сей штабс-капитан…
— Небольсин! — подсказал Бенкендорф.
— Небольсин стоит этого внимания. Так из-за чего же произошла у него с князем картель?
Бенкендорф сделал скорбное лицо и, вздохнув, еле слышно произнес:
— К сожалению, государь, пролилась кровь из-за женщины… холопки, простой крепостной девки князя Голицына…
