Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга
В первые же дни к невесте были приставлены преподаватели: архимандрит Симон Теодорский для наставления в греческой вере, Василий Ададуров для обучения русскому языку и балетмейстер Ланге для преподавания танцев.
Из одной из перехваченных депеш Бестужев понял, что в стане его врагов прибыло. Принцесса Цербстская, которую он окрестил «королевой-матерью», примкнула к кружку Шетарди.
И вице-канцлер попросил у императрицы аудиенции. Оставшись с ней наедине, он положил перед ней пачку бумаг.
— Что это? — нахмурилась Елизавета.
— Ваше величество, по должности своей я должен ограждать вас от всех ваших неприятелей. Но как я могу это сделать, если вы их привечаете и награждаете даже своей дружбой?
— Говорите яснее, граф.
— Яснее? Пожалуйста. Это письма ваших друзей, отправляемые в Париж. Вас, ваше величество, они весьма касаемы.
— Но они на русском языке.
— Правильно. Это перевод. А внизу под ним оригинал. В нем так называемый ваш друг смеет оскорблять вас, ваше величество. Я этого снесть не могу.
— Оскорблять? — насторожилась императрица и сразу уткнулась в бумаги.
По мере чтения лицо ее то пунцовело, то бледнело. Бестужев молчал. Наконец, закончив чтение, Елизавета брезгливо отшвырнула бумаги, так что несколько листов упало со стола на пол.
— Мерзавец! Сукин сын! Немедленно вон из страны!
— Слушаю, ваше величество. Но он подданный французского короля и может потребовать объяснения.
— Пусть благодарит Бога, что не мой подданный, я б его… Впрочем, пусть Андрей Иванович прочтет ему его пасквили, отберет мои награды и вышибет вон к чертям собачьим.
— А как с этой быть? Ну, с королевой-матерью?
— С какой еще королевой?
— Ну, с принцессой Цербстской?
— С этой я сама разберусь, посажу ее на задницу, старую дуру.
Бестужев собрал бумаги и уже хотел уходить, как Елизавета сказала:
— Да, Алексей Петрович, сделайте это без меня. Я завтра уеду в Троицу, а через день-другой пусть Андрей Иванович свершит это. Чтоб в двадцать четыре часа и духу этого мерзавца в Москве не было. И обязательно пошлите о том официальное сообщение в Париж, пусть Людовик Пятнадцатый хлебнет этих помоев. Если он читал такие донесения, значит, и он дерьмо, как и его маркиз.
Шестого июня поутру на квартиру маркиза Шетарди явились генерал Ушаков, князь Голицын, чиновники Иностранной коллегии Веселовский и Неплюев, а также секретарь коллегии Курбатов.
Увидев столь представительную делегацию, маркиз пот бледнел, понимая, что глава Тайной канцелярии с добром не приходит.
— Маркиз, я прислан к вам по указу ее императорского величества для некоторого объявления касательно вас.
— Я слушаю, — пробормотал Шетарди.
— По велению ее величества вам предлагается покинуть Москву в течение двадцати четырех часов.
— Но на каком основании, граф?
— На основании ваших депеш в Париж, милостивый государь. Секретарь! — обернулся Ушаков к Курбатову. — Зачтите господину его опусы.
Курбатов стал читать выписки из писем Шетарди в Париж, где он говорил, что для успеха необходимо подкупать окружение императрицы, даже ее духовника можно. А так же дурно отзывался о ее величестве.
Чем далее читал Курбатов, тем более мрачнел маркиз. Закончив чтение, Курбатов спросил:
— Вам, может, показать ваши оригиналы, писанные по-французски?
— Не надо, — отвечал Шетарди.
— Нет, покажи ему, — сказал Ушаков. — Пусть убедится, что это его письма.
Курбатов, перелистывая листы, каждый подносил к самому носу маркиза, спрашивая всякий раз:
— Ваша подпись?
— Да, — бормотал Шетарди.
— А это? Ну что молчите?
— Моя, моя. Зачем жилы тянете?
— Итак, господин Шетарди, немедленно покиньте столицу. Но до этого извольте вернуть орден Святого Андрея и знак с изображением ее величества.
— Но у меня есть верительная грамота короля.
— Почему же вы ее не вручали?
— Я ждал удобного момента.
— Сейчас самый удобный, — усмехнулся Ушаков. — Вы уже достаточно дискредитировали себя, так пожалейте хоть своего короля.
Ушаков принял от маркиза орден с лентой и знак с изображением Елизаветы.
— Надеюсь, завтра в это время вас уже не будет здесь. Не заставляйте нас применить к вам силу, как к преступнику. Прощайте.
Генерал Ушаков, щелкнув каблуками, повернулся и пошел к выходу. Все остальные последовали за ним.
— Черт вас побери, — бормотал в растерянности маркиз. — Это все старый козел подстроил. Кто мог выдать ему шифр? Кто?
Сразу по изгнании Шетарди вице-канцлер отправил курьеров в Берлин и в Стокгольм с приказом посланникам более не вступать в переговоры о четверном союзе между Россией, Швецией, Пруссией и Францией, а также о тройном союзе, предложенном Пруссией.
Вице-канцлер мог торжествовать победу над своими недоброжелателями, однако, как оказалось, с удалением маркиза зашевелились его сторонники. Самой нетерпеливой оказалась принцесса Цербстская — мать Софьи, ничто-же сумняшеся она подступила к императрице:
— Ваше величество, когда же будет заключен тройной союз?
— Какой еще тройной? — нахмурилась Елизавета Петровна.
— Ну, между Россией, Пруссией и Швецией.
— А какое здесь ваше дело, сударыня?
— Но ведь эти государства почти породненные, в Швеции наследник дядя Софьи, здесь принц — его племянник.
— Сударыня, у меня есть министры, которые решают эти вопросы, вы к их числу не принадлежите, — холодно отвечала Елизавета. — Поэтому в будущем советую вам не совать нос в российские дела.
Лейб-медик Лесток оказался хитрее, он еще до удаления Шетарди замкнул уста на тему союза с Францией, хотя получил из Парижа изрядный пенсион.
А меж тем архимандрит Симон Теодорский доложил ее величеству, что его воспитанница принцесса Софья весьма преуспела в усвоении русского языка и православной веры, что вполне готова к публичному миропомазанию.
Елизавета Петровна призвала к себе архиепископа Амвросия.
— Святый отче, дщерь наша, невеста моего племянника, готова к приятию исповедания православного греческого закона. Хочу, чтоб вы осенили вашей святой дланью сию церемонию.
— Я готов, ваше величество.
— И еще, я не хочу, чтоб во время миропомазания за ней осталось имя Софья. Надеюсь, вы понимаете — почему?
— Да, дочь моя, догадываюсь.
— Слишком много вреда моя тетка Софья причинила отцу моему Петру Первому.
— Как бы вы желали наречь ее, ваше величество?
— Пусть она возьмет имя и отчество моей матушки Екатерины Алексеевны.
— Похвально, похвально, ваше величество, я исполню ваше пожелание.
Двадцать восьмого июня 1744 года в придворной церкви и было совершено торжественное миропомазание принцессы Ангальт-Цербстской Софьи в присутствии ее величества, всего генералитета и знатных персон, и именована отныне она была Екатериной Алексеевной.
А на следующий день, 29 июня состоялось ее обручение с Петром Федоровичем, после чего она удостоилась титула великой княгини.
Елизавета Петровна втайне надеялась, что новое сочетание прошлых имен на троне — Петра и Екатерины — будет столь же счастливым и удачным не только для самих детей, но и для государства: «Даст бог, при умной жене и Петенька с годами поумнеет».
Вскоре императрица собралась ехать в Киев, отправив вперед себя молодых вместе с матерью великой княгини принцессой Цербстской. Сама выехала следом в сопровождении нового вице-канцлера Воронцова Михаила Илларионовича — мужа своей двоюродной сестры Анны Карловны.
На Москве у кормила державы остался Бестужев-Рюмин Алексей Петрович, только что произведенный в великие канцлеры, себе на честь, врагам на посрамление и зависть.
Часть вторая
Семилетняя война
1. Начало
К этому времени прусский король Фридрих II весьма преуспел в восстановлении против себя почти всей континентальной Европы. Все крупные державы объединились против него — Россия, Австрия, Франция, Саксония, к которым собиралась пристать и Швеция, союзником Фридриха стала лишь Англия, в то время воевавшая за колонии с Францией и надеявшаяся, что Пруссия отвлечет на себя значительные силы Людовика XV.
Верный своему правилу нападать внезапно и без предупреждения, Фридрих в августе 1756 года захватил Саксонию и двинулся на Богемию, однако, потерпев поражение под Колином, воротился в Саксонию.
Главными врагами предстоящих сражений он считал Австрию и Францию. В России он не видел сильного врага и даже когда-то говорил окружающим: «Я безопасен от России, как дите во чреве матери». Однако на всякий случай решил отправить в Восточную Пруссию, отделенную от королевств польскими землями, корпус генералиссимуса Левальдта.
