Константин Тарасов - Погоня на Грюнвальд
– Он сказал: «Ты – мертвый воин».
Опять понесся по кругу поводчик. Виновный вылетел навстречу, мелькнул черный шнур – и болван, захлестнутый удавкой, завалился на круп.
– Теперь – хорошо! – сказал Багардин.– Теперь ты живой воин.
Того же дня после обеда пригласили Джелаледдина и договорились с ним так: Джелаледдин выводит против крыжаков своих воинов, а после битвы Витовт силою Великого княжества поможет хану победить соперника, и в дальнейшем Орда и Великое княжество воевать не будут.
Вот и все силы. На помощь московского князя Василия после недавних войн рассчитывать не приходилось. Выставлять полки в помощь Витовту московский князь, если бы и хотел, не мог и по другой причине – над самим висела опасность татарского наезда. Хорошо уже то, что Василий Дмитриевич, как обещал, не воспользуется войной Великого княжества с крыжаками и не ударит в спину, чтобы завоевать Смоленск и Северские земли: хоть с одной стороны есть обеспеченные миром границы. А на всех прочих жди гостей: с юга могут налететь татары, с севера – союзные ордену ливонские меченосцы; неизвестно, как поведет себя чешский король Вацлав. Если Ульрик фон Юнгинген не поскупится дать флоринов, а тут не тот случай, чтобы скупиться, да и казна орденская позволяет, то король Венгрии Сигизмунд легко может ударить на польские границы. Подканцлер Миколай Тромба, правда, считает, что король Сигизмунд не решится на открытую войну и вторжение: стоит ему повести войска на поляков, как его грозные соседи – турки попытаются отхватить кусок Венгерского королевства; кроме того, не истек срок мирного с ним договора, еще три года ему действовать. Но что договор, кинул в огонь – и нет. Мог и нарушить, войти в союз с орденом, чтобы исполнить то, что они надумали еще в 1392 году: объединиться, разбить войска Польского королевства и Великого княжества Литовского, а все земли разделить между собой. Могли об этом вспомнить, другого случая не представится.
Но если выделить на венгерскую, ливонскую, татарскую границы какое-то число хоругвей, то с чем идти против ордена? Уж сам-то Ульрик двинется всей силой, только небольшую защиту оставит в замках. Думали, примеривали, решили не распыляться – ото всех сразу отбиться нельзя. Если не удастся поразить немцев, то и защищенные окраины ни к чему, не спасут.
Стоя над картой, подолгу рассуждали, как лучше ударить: совместно со стороны Польши или врозь – Ягайла с польской границы, Витовт с литовской. От раздельного похода отказались: опасно, несомненная выгода для ордена. Немцы могут небольшими силами задержать великого князя, выиграть хотя бы день и в этот день главным войском разбить королевские хоругви, тогда и Витовту не спастись. Или, наоборот, нападая из замков, могут остановить Ягайлу, размести литовские и русские хоругви, а затем перекинуть все силы против поляков. И конец обоим. Сочли за лучшее свести войска и держаться вместе, тем более что такой ход мог быть для крыжаков неожиданным – осенью Ягайла бился отдельно, брал Быдгощ, Витовт отдельно ходил под Кенигсберг, и Ульрик должен готовиться к двум ударам, держать на жмудской границе большие или малые силы. Пусть держит, вот туда и надо выправить несколько хоругвей для обмана, заблуждения, отвлекающей суеты. И еще несколькими ударить на Дрезденко, и послать отряд на Члухов. Пусть гадают, где будет главный удар. А главными силами идти в глубину Пруссов, и уж там навязать или принять большое сражение, где сойдутся все войска обеих сторон. Только большая битва могла принести победу, это было ясно; только полный разгром крыжаков вел к цели войны! Витовту – Жмудь, Ягайле – Добжинскую землю.
Еще Ягайле мечталось выполнить свои обещания, данные в Крево, когда вступал на польский престол и получал руку Ядвиги. Четверть века пролетело с того дня, как легли на пергамин брачные условия, а ничего не возвращено, наоборот, утеряно, а брался, о чем записали в Кревском договоре, отнять у ордена Хелминскую и Михаловскую земли, Поморье. Да и не то мучило, что чернила выцветали, а дело не делалось. Как воздух, требовалось Поморье: торговля страдала, живые деньги уходили из рук, отнято было море. По доброй воле не отдадут, надо бить, и бить крепко, чтобы не завтра поднялись, чтобы не стало кому хвататься за меч. Татары так поступают, напомнил Ягайла: бьют всех начисто, пока-то новые подрастут. И когда Малополыну прошли огнем, в первую очередь уничтожали рыцарство. И на Ворскле, не удержался король уязвить Витовта, татары не просто побили литвинов – уничтожили войско. Витовт нашелся что ответить королю: мол, московский князь тоже не утешился победой на Куликовом поле, его воины сорок верст до Красивой Мечи сидели на татарских спинах, едва ли тысяча ушла от погони. Хорошо, что хоругви Ягайлы опоздали тогда к этой сече.
Но что толку было колоть друг друга прошлым! Понятное дело, что лучше бить сильно, уничтожить войско, высекать беглецов, да как это осуществить. Было бы просто, давно бы деды и отцы исполнили. Ко всему прочему еще удача нужна. Поле битвы не шахматная доска, там десятки тысяч рыцарей соберутся, наперед их действия и настроение никто не определит. Сейчас хоть то хорошо, что решили действовать купно. Если силу хоругвей поддержит своей милостью бог, то, верно, победим тевтонцев.
Стали смотреть по карте, где лучше собрать войска. Выбрали за сборное место Червинск на Висле и туда к двадцатому дню июня решили привести хоругви, чтобы к заходу солнца в канун святого Яна, когда потечет время войны, все были вместе и готовы рушиться в поход. На прусских землях дать бой, не на своих, не на польских. Свои надо оберечь. Хватит, что Добжинскую землю крыжаки в августе разорили: как ураган прошел, ни одной крепости не осталось, вытоптаны поля, сожжены веси, народ потерпел, выбит. Нельзя ждать крыжаков к себе, лучше – к ним; привыкли в походах на Жмудь и Литву жечь и рушить – пусть отвыкают; не видели большого войска на своих землях – пусть увидят, пусть испытают, побегут по лесам, ужаснутся на ночные пожары, когда пылают в ночной тьме, обагряя звездное небо, местечки, дворы и замки. Мы терпели, пусть они потерпят урон, усомнятся – так ли крепки, как мнилось, стоило ли нахальничать на чужих землях – резать и насиловать, грабить и жечь, хватать чужой кусок и кричать «наше»!
От Червинска два дневных перехода до орденских земель. Шестьдесят тысяч рыцарей ступит на эти земли, в Мальборке услышится топот, земля застонет, пусть дрогнут сердцем – в великой битве будет легче их бить! И урон, урон! Припасы крыжацкие пойдут войску: зерно, мясо, сено, трава. В каждой крепости накоплено впрок жито, ячмень, овес, мясо – все пригодится, а прочая всячина – это уж лупы шляхте и боярам за труд.
Возносились в мечтах и со смехом мечтания такие обрывали: шестьдесят тысяч людей и шестьдесят тысяч коней крыжацким добром не прокормишь. Могло его вовсе не быть, могли сами сжечь, лишь бы не досталось врагу, как покойный Скиргайла в свое время пожег все окрестности Вильно – ни стожка, ни овечки; немцы пришли, постояли под стенами – есть нечего, голод – и убрались. Так что следовало к лету приготовить большие запасы, накопить на складах в Плоцке и Червинске необходимое – мясо, муку, овес, сено. И решили – каждый, выправляясь на войну, возьмет с собой корма на пять недель. Больше война не продлится, а продлится – тогда Корона будет кормить и крыжацкое пойдет в ход. Войсковые же склады в Плоцке надо готовить сейчас, пока тихо, пока нет горячих забот, пока действует перемирие и еще не объявил свое решение посредник – чешский король. Потому что объявит он свой приговор в пользу ордена, в чем ни подканцлер Тромба, ни Ягайла, ни Витовт не сомневались. Неприемлемо рассудит, нельзя будет согласиться, и тогда с десятого дня февраля можно ждать крыжаков на Литве. С Польшей у ордена перемирие, с Витовтом – война. Ждать нужно, говорил Тромба, на рейзы отважатся, но начинать зимой серьезную войну, высылать большие силы Ульрик фон Юнгинген не рискнет – невыгодно, тевтоны не готовы, выгоднее поберечь хоругви для летней войны, когда прибавятся наемники и придет на подмогу западное рыцарство. Тем более следовало использовать передышку – и для начала использовать эти зимние ловы. Битого зверя солить и в бочках санным путем везти в Червинск и Плоцк.
Опять раскладывали карту или сидели за шахматами и, двигая фигуры, размышляли: хорошо, Червинск на Висле – место удобное, но нет моста, не вплавь же переправляться, держась за хвост. А телеги, тысяч шестнадцать телег? На плотах не перевозишь. Рубить мост – тут же станет известно в Мальборке, рушится весь замысел неожиданного появления на прусских землях. Князь Витовт предложил срубить наплавной мост, на челнах, навроде того, который стоит у него в Троках между замком и берегом. Мост можно собрать где-либе, хоть и далеко от Червинска, а в нужный день сплавить по Висле, собрать и провести сперва хоругви, следом обоз. Дело необычное, никто прежде не применял, крыжакам в голову не придет предусмотреть. Будет для них, как чудо. Всех удивит, потому что ни один человек, даже те, кто этот мост срубит, не должны знать, где их творение соединит берега Вислы. Так и решили.
