Вячеслав Перевощиков - Меч Руса. Волхв
Велегаст потребовал плотно закрыть дверь и занавесить окна, затем зажег четыре тонкие тусклые свечи по углам полотняного креста, правую руку возложил на деревянные крылья птицы, венчавшей его посох, а ладонью левой руки слегка прикрыл осколки. Потом закрыл глаза и глухим голосом, идущим, казалось, из самого его чрева, забубнил нараспев:
– О, Мать Сыра Земля, не прогневайся, что тревожу тебя словом суетным, на тебе мир стоит, тобой держится, с тебя все, как есть, начинается и к тебе, истлев, возвращается, от тебя в хлебах будет силушка, а в цветах красота распрекрасная. Помоги ты мне словом Всевышнего, дай мне слуг своих в услужение, не на злую, на добрую думушку. – Велегаст остановился и трижды с силой ударил посохом в земляной пол, потом наклонил голову и забубнил с новой силой: – Тьма и звезды, земной порог, положу я думу на крест дорог, вороний глаз, по земле катись, потерянное слово, ко мне вернись. Камень горюч, да черна черта, змея, отомкни мне земные врата, верни, что рассыпалось, отдай, чего нет, врата земные закроет свет.
Волхв закончил бубнить, и в полумраке наступила гнетущая тишина. Так длилось с минуту. Вдруг свечи начали тревожно мерцать, их пламя заметалось из стороны в сторону, повалил зеленовато-желтый дым. Лицо волхва исказилось страшными муками, он стал изгибаться так, словно кто-то невидимый пытался свалить его на пол. На какой-то момент Велегаст сбросил своего мучителя, встряхнув резко плечами, и тотчас его левая рука, оторвавшись от полотняного креста, нарисовала в воздухе какой-то знак и снова вернулась на прежнее место. Так повторялось несколько раз, пока свечи не погасли и волхв не повалился на пол. Сотник бросился к двери и распахнул ее, впуская свежий воздух, хозяйка сдернула занавесь с окон, и все снова приняло свой обычный вид. Велегасту плеснули в лицо холодной водой, и он открыл глаза.
– Ну, что там, – были его первые слова.
– Записал, записал, все, что видел, – торопливо отвечал отрок.
– Молодец, Радим, – глухим голосом пролепетал Велегаст. – А меня тут чуть под землю не утащили. Такие вредные духи попались, просто жуть…
Волхв сел и огляделся вокруг, словно видел все вокруг себя впервые:
– Светлые Боги! Как же хорошо на белом свете!
– А ты что ж это, – насторожился сотник, – покидал его, что ли?
Волхв не отвечал, нащупывая дрожащей рукой камень в навершии своего посоха.
Наконец силы к Велегасту вернулись, и он посмотрел на отрока. Тот словно ждал этого взгляда, с готовностью протянул бересту.
– Вот это, – пояснял он, – буквы, которые начертаны на осколках. Эти черточки – места предполагаемых букв, а это буквы, которые я разглядел в твоих жестах.
Все вместе это выглядело так: ВЕД _ _ _ _ ВИР_ _
УКА_ _ _ I УТ_
У, Щ, И, Ж, Т.
– Да, не густо, – задумчиво пробормотал волхв. – Наверное, ВЕД – это веды, а дальше буквами записан номер нужной главы вед и строка.
– Если ВЕД часть слова веды, – осторожно спросил отрок. – То что же такое ВИР? Ведь слово «вир» может обозначать и провал, и вихрь, и заговор темных сил. Как говаривали раньше: «Пошел в мир, да попал в вир» или «По морю плыл, да попал в вир».
– Заговор, – испуганно откликнулась женщина. – Точно заговор! Эти византийцы все время какие-нибудь подлости придумывают, скольких уж людей погубили.
– А может быть, вир – это провал, – неуверенно продолжал Радим. – Провал в подземелье, где держали волхва и где он спрятал разгадку к своему посланию.
– Зачем ему прятать что-то в подземелье, если он прекрасно знает, что мы туда попасть не сможем? – покачал головой Велегаст.
– А может, это и не вир вовсе, – вдруг заговорил сотник. – Ведь на букве «Р» слово-то не кончилось. После нее еще две неизвестные буквы.
– Ну и что же это может быть? – задумчиво пробормотал отрок.
– Да хотя бы вириги, то бишь цепи, – уверенно ответил Орша.
– А при чем тут цепи? – отрок недоуменно скосил глаза.
– Как при чем? – возмутился сотник. – Цепи ему руки и ноги сковали, вот он и пишет нам, что мешают, мол, вириги.
– Ты как думаешь, – не глядя на воина, раздраженно заговорил Велегаст. – О чем он мог писать в свой последний час? О том, что цепи мешают и обувка жмет?
– Обувка жмет… – Орша повторил эти слова в задумчивой рассеянности и впал в состояние полной отрешенности.
«О чем мог думать убитый волхв в свой последний час? – сверлила мозг неотступная мысль. – О смерти и, конечно же, о том, как ему, Орше, передать это послание, потому что только на него он и мог надеяться».
– И потом, я думаю, это был человек ученый и не мог написать вириги вместо вериги, – нравоучительно заметил Велегаст. – К тому же само слово получается длиннее.
– Обувка жмет… – снова негромко проговорил Орша, мучительно пытаясь понять, что его притягивает в этих словах, почему они крутятся неотступно в его мозгу.
– Если ВЕД – это веды, а буквы, стоящие дальше, есть указание, где искать нужную строку, – долетел до него голос Велегаста, – то зачем вторая строка? Зачем писать еще что-то, когда основная его цель была передать секрет своего храма в надежные руки?
– Кстати, – снова заговорил волхв, – непонятно, почему он написал свое послание не рунами, а мирскими буквами? Наверняка он сделал это неспроста.
Все замолчали, напряженно размышляя над нелегкими вопросами. Отрок достал из сумы книгу вед и застыл растерянно:
– Велегаст, а буквы, которые тебе дали духи, куда вставлять, в верхнюю или нижнюю строчку? И в каком порядке их ставить, ведь пропусков все равно осталось больше?
Волхв ничего не ответил, а только нахмурился и стал молча поглаживать свою длинную седую бороду, что было верным признаком его глубочайших раздумий.
– И все-таки он написал не рунами, а мирскими буквами, – словно разговаривая с самим собой, вслух проговорил он.
Вдруг лицо его оживилось:
– Орша, а ты можешь здесь найти еще одного волхва?
Сотник на секунду задумался:
– Пожалуй, нет, точно нет, никого не осталось больше.
– Значит, – голос Велегаста приобрел уверенность и твердость, – убитый волхв написал мирскими буквами, потому что обращался именно к тебе. Здесь нет больше волхвов, а привести сюда другого волхва тебе едва ли удастся. Следовательно, послание предназначалось только тебе, Орша, и написано оно так, чтобы ты сразу его понял.
– Выходит, что послание было очень простым и коротким, – добавил Радим. – Наверное, из трех или четырех слов, известных любому воину.
– Я тоже об этом думал, – вздохнул сотник. – Чувствую, что слова эти совсем рядом, но мне ничего в голову не приходит.
– Не забывайте, что убитый волхв наверняка сделал все, чтоб его послание не могли прочесть эти прислужники греков. – Велегаст поморщился и медленно зашагал по дому. – Слова должны быть простые, но непонятные христосникам, точнее, их общий смысл должен быть для них недоступен.
– Что же это такое могут не знать эти греки, – пробормотал сотник раздраженно. – Они, почитай, везде уже влезли; и поп их в церкви всем заправляет, и торговлю всю к своим рукам прибрали, и ремесленников наших теснят, и слова им нигде не скажи. Чуть что не по-ихнему, сразу такой крик подымут о защите закона божьего да справедливости. А где она, их справедливость? Весь их закон лишь в том, что им все можно; и грабить, и убивать, а нашим людям одураченным можно только твердить, что истинным христианам надо учиться смирению и терпеть, и терпеть. Аж тошно делается смотреть на все это безобразие. И как наши дураки только верят им, этим грекам?
Велегаст ничего не ответил разгневанному Орше, а остановился и стал еще раз внимательно осматривать осколки.
– Ну-ка, Радим, взгляни-ка повнимательней, – вскоре произнес он. – Кажется ли мне, что буквы не только процарапаны в глине, но в глубине царапин есть еще и краска.
Молодые глаза отрока молниеносно дали ответ:
– Точно, очень похоже на сажу.
– Тогда вопрос, – Велегаст, очень довольный собой, поднял вверх указательный палец. – Если у убитого была краска, то почему он еще и процарапал буквы, или если он решил процарапать буквы, то зачем он их еще и прокрасил?
– Может быть, для надежности, – сотник дотронулся до черепков толстыми шершавыми пальцами. – Чтоб буквы верней сохранились.
– Велегаст! – удивленно воскликнул отрок, продолжая внимательно рассматривать черепки. – Очень странная вещь; нижняя строчка процарапана и прокрашена, а верхняя только процарапана. Почему так? Что бы это могло значить?
Волхв посмотрел на Радима глазами, полными отеческой гордости и теплоты. Он научил его вдумчивому взгляду, научил замечать то, что ускользает от внимания простых людей, и, значит, он, его ученик, сможет постигнуть многое и когда-нибудь взять из его рук самое сокровенное священное знание.
– Что бы это значило? – переспросил Велегаст озадаченно. – Если я, например, вначале царапаю, потом царапаю и крашу, то… Какой здесь намек, если это не простая блажь? Какой знак нам подавал последний служитель Велесова храма? – он оглядел всех присутствующих вопрошающим взглядом, словно мысленно понукал всех думать и еще раз думать.
