Колин Маккалоу - Женщины Цезаря

— На днях я встретил на Форуме человека, тебе известного, — помолчав, заметил Клодий. — Когда ты пытался убедить толпу последовать за тобой к дому Бибула.

Цезарь поморщился.

— Глупость с моей стороны.

— То же самое сказал и Луций Декумий.

Равнодушное лицо Цезаря засветилось.

— Луций Декумий? Вот воистину замечательный маленький человек! Если ты хочешь узнать что-то о маленьких людях, Клодий, ступай к нему.

— А чем он занимается?

— Он — смотритель братства перекрестка, которое находилось в доме моей матери еще до моего рождения. Сейчас он в подавленном настроении, потому что он и его таверна не имеют больше официального статуса религиозного братства.

— В доме твоей матери? — удивленно переспросил Клодий.

— В ее инсуле. На углу улицы Патрициев и Малой Субуры. Сейчас братство — это просто таверна, но члены религиозной общины продолжают собираться там.

— Я разыщу Луция Декумия, — решил довольный Клодий.

— Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне, что именно ты планируешь делать в качестве плебейского трибуна, — остановил его Цезарь.

— Я начну с того, что внесу изменения в lex Aelia и lex Fufia. Это определенно. Разрешать таким консулам, как Бибул, использовать религиозные законы в политических целях — это бред. Когда я покончу с этими законами, ни один из них не будет привлекать таких типов, как Бибул.

— Я аплодирую! Но сперва приди ко мне с проектом, я помогу тебе составить черновик.

Клодий зло усмехнулся:

— Хочешь с моей помощью внести закон обратного действия, да? Незаконное наблюдение за небом раньше и впредь?

— Чтобы укрепить мой собственный закон? — высокомерно спросил Цезарь. — Я справлюсь, Клодий, и без закона обратного действия. Что еще?

— Осужу Цицерона за казнь римских граждан без суда и отправлю его в вечную ссылку.

— Отлично.

— Я также планирую восстановить религиозные общины перекрестков и другие организации, объявленные вне закона твоим кузеном Луцием Цезарем.

— Поэтому ты и хочешь увидеться с Луцием Декумием. Что еще?

— Заставлю цензоров подчиняться правилам.

— Интересно.

— Запрещу клеркам казначейства заниматься частной коммерцией.

— Давно пора.

— И дам народу зерно бесплатно.

Цезарь со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Ого! Восхитительно, Клодий, но boni никогда не разрешат тебе сделать это.

— У boni не будет выбора, — решительно объявил Клодий.

— И как же ты заплатишь за это бесплатное пособие? Цена зерна будет непомерно высока.

— Внеся закон об аннексии острова Кипр. Не забывай, что Египет и все его владения, в основном Кипр, были оставлены Риму по завещанию царя Птолемея Александра. Ты возвратил Египет египтянам, позволив Сенату наградить Птолемея Авлета правом на египетский трон, но твой декрет не касается его брата на Кипре. Это значит, что Кипр все еще принадлежит Риму — согласно тому старому завещанию. Мы никогда этим не пользовались, но я намерен это сделать. В конце концов, в Сирии больше нет царей, а Египет не может воевать один. Тысячи и тысячи талантов лежат во дворце в Пафосе и ожидают, чтобы Рим взял их.

Это прозвучало довольно мило, чем Клодий был очень доволен. Цезарь — проницательный, он сразу почувствует неискренность. Но Цезарь не знал о том, что Клодий давно имел зуб на Птолемея Кипрского. Когда пираты захватили Клодия, он высокомерно сказал им, чтобы они попросили у Птолемея Кипрского десять талантов для его выкупа, попытавшись посоревноваться с Цезарем. Птолемей Кипрский просто рассмеялся и отказался дать больше двух талантов за шкуру флотоводца Публия Клодия, присовокупив, что два таланта — красная ему цена. Смертельное оскорбление. Ну что ж, чтобы удовлетворить жажду мести Клодия, Птолемей Кипрский заплатит намного больше двух талантов. Ценой станет все, что он имеет, от регентства до последнего золотого гвоздя в двери.

Если бы Цезарь знал историю с выкупом и двумя талантами, он бы заинтересовался побудительными мотивами Клодия. Но сейчас он думал совсем о другой мести.

— Какая замечательная идея! — вежливо похвалил Цезарь. — У меня как раз есть сенатор, которому можно доверить такую деликатную миссию, как аннексия Кипра. Туда нельзя посылать человека с липкими пальцами, иначе Риму достанется меньше половины кипрского имущества и цена благотворительного зерна сильно пострадает. И сам ты не можешь поехать. Ты должен будешь узаконить специальное назначение, чтобы аннексировать Кипр, а у меня имеется подходящий кандидат для такой работы.

— У тебя уже есть нужный человек? — спросил ошеломленный Клодий, заметив, с какой злостью произнес это Цезарь.

— Поручи это дело Катону.

— Катону?

— Именно. Это должен быть Катон! Он разыщет каждую драхму в самом темном углу, у него будут самые безупречные отчеты, он пронумерует каждую драгоценность, каждую золотую чашу, статую и картину. Казна получит огромную сумму, — сказал Цезарь, улыбаясь, как кот, готовый сломать шею мышке. — Сделай так, Клодий! Для этой работы Риму нужен именно такой человек, как Катон! И тебе нужен именно такой человек! Направь Катона, и у тебя появятся деньги, чтобы заплатить за бесплатное благотворительное зерно!

Клодий ушел воодушевленный, оставив Цезаря размышлять о том, что ему сейчас удалось провернуть то, о чем он мечтал уже несколько лет. Противник всех специальных назначений, Катон окажется загнанным в угол, когда Клодий направит на него копья со всех сторон. В этом была красота Красавца, как Цицерон называл Клодия, сочинив каламбур из его прозвища. Да, Клодий очень умен. Он сразу разглядел все нюансы назначения Катона. Другой человек мог предложить Катону лазейку, но Клодий не предложит. У Катона не будет выбора, кроме как подчиниться плебсу, и в результате этого горлопана не будет в Риме два-три года. А Катон очень не хотел покидать Рим именно сейчас, боясь, что враги воспользуются его отсутствием. Только боги знают, какой хаос затевает Клодий на следующий год, но даже если он больше ничего не сделает, чтобы угодить Цезарю, только удалит Цицерона и Катона, — то и тогда Цезарь не будет выражать недовольства.

— Я собираюсь заставить Катона аннексировать Кипр! — сообщил Клодий Фульвии, когда пришел домой.

Вдруг он нахмурился.

— Я должен был сам додуматься, но это идея Цезаря.

К этому времени Фульвия уже точно знала, как справляться с быстрыми переменами настроения своего мужа.

— О, Клодий, какой же ты умный! — ворковала она, глядя на него с обожанием. — Цезарь привык использовать других людей, а теперь ты использовал его! Думаю, тебе надо продолжать использовать Цезаря.

Такое объяснение очень понравилось Клодию, который весь просиял, поздравляя себя с такими выдающимися способностями.

— Я намерен использовать его, Фульвия. Он будет составлять для меня законы.

— Религиозные — это уж точно.

— Ты думаешь, я должен оказать ему пару услуг?

— Нет, — холодно ответила Фульвия. — Цезарь не такой дурак, чтобы ожидать от патриция услуг, а по рождению ты — патриций. Это у тебя в крови.

Она встала немного неуклюже, чтобы выпрямить ноги. Ее новая беременность начинала причинять ей неудобства, и ей это не нравилось. Когда Клодий взойдет на пик своего трибуната, она будет ходить, переваливаясь. Конечно, ребенок не помешает ей посещать Форум. На самом деле мысль о новом скандале, когда она появится публично на последнем месяце беременности, была ей приятна. И рождение ребенка не удержит Фульвию дома больше одного-двух дней. Фульвия была из тех счастливиц, которые легко носят и рожают детей. Выпрямив затекшие ноги, она снова легла рядом с Клодием на ложе. Как раз вовремя, чтобы улыбнуться Дециму Бруту, когда тот вошел — радостный оттого, что Клодий победил на выборах.

— Я нашел человека — Луций Декумий, — сообщил Клодий.

— Ты хочешь получить у него информацию о маленьких людях? — спросил Децим Брут, устраиваясь на ложе напротив.

— Да.

— Кто он? — спросил Децим Брут, беря еду с блюда.

— Смотритель религиозного братства перекрестка в Субуре. И большой друг Цезаря. Луций Декумий клянется, что менял пеленки Цезарю и проказничал с ним вместе, когда тот был маленьким.

— Ну и что? — скептически спросил Децим Брут.

— Я встретился с Луцием Декумием. Он мне понравился. И я ему понравился, — сказал Клодий и заговорил шепотом, как заговорщик: — Я нашел способ войти в ряды низших классов. Или, по крайней мере, в тот сектор низших, который может быть нам полезен.

Оба собеседника наклонились к нему, забыв о трапезе.

— Если Бибул в этом году ничего больше и не продемонстрировал, — продолжил Клодий, — то он показал, какой насмешкой может оказаться конституционность. Во имя закона он объявил вне закона триумвиров. Весь Рим знает, что в действительности он использовал религиозный трюк. Но трюк сработал. Законы Цезаря в опасности. И скоро я сделаю такие трюки незаконными! И тогда не останется никаких препятствий, мешающих нам провести на законном основании мои законы.