Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден
– Я думал… ты больше других хочешь, чтобы Перворожденный опять набрал силу.
– Как трибун я имею право набирать для тебя солдат. Я пошлю людей по всей стране. Клянусь, мы восстановим Перворожденный. Марию я должен столько же, сколько и ты, если не больше.
Брут пытливо посмотрел Цезарю в глаза, словно оценивая его искренность.
– Но ты собираешься создавать еще и свой легион? Будешь претендовать на то, чтобы в списки было включено еще одно наименование? – напряженным голосом спросил он.
Юлий колебался, а Рений прочистил горло перед тем, как заговорить. Привычка многолетнего послушания заставила их ждать.
Однорукий посмотрел Цезарю в глаза:
– Верность – редкое качество, мальчик, но Марк рисковал для тебя жизнью, когда вернул Перворожденный в списки. Люди вроде Катона выступают сейчас против него. Нет никакого конфликта. Перворожденный – твой легион, неужели ты не понимаешь? Волки могут принести новую клятву и при этом оставаться твоими солдатами.
Юлий смотрел на двух товарищей: это было похоже на взгляд в детство.
Он неохотно покачал головой и проговорил:
– Двух командиров быть не может.
Брут уставился на него:
– Ты хочешь, чтобы я присягнул тебе? И передал командование?..
– Как еще ты сможешь быть моим мечом, Марк? Но я не могу просить тебя отказаться от должности, о которой ты всегда мечтал. Это слишком.
Юлий мягко взял товарища за руку.
– Нет, – пробормотал Брут, внезапно приняв решение. – Это совсем не важно. Мы связаны старыми клятвами, и я всегда говорил, что сразу явлюсь, как только ты меня позовешь. Ты ведь зовешь меня сейчас?
Цезарь глубоко вздохнул, оценив жертву друга и чувствуя, как заколотилось в груди сердце.
– Я зову тебя, – ответил он спокойно.
Брут кивнул:
– Тогда я связываю себя с твоими Волками, и с сегодняшнего дня мы начинаем воссоздание Перворожденного.
Оставив с собой только пять человек, Юлий шел по многолюдным улицам к месту встречи, назначенной Тубруком.
Настроение у него было прекрасное. Дом дяди теперь принадлежит ему, его охраняют двадцать солдат. Что еще важнее, проблема Перворожденного тоже решена. Цезарь молча благодарил Брута и Рения за верность. И все же где-то в глубине души какая-то его часть говорила, что в конечном итоге Юлий манипулирует их любовью к нему так же хладнокровно, как это могло быть с любым врагом. Цезарь говорил себе, что другого выхода нет, но внутренний голос не успокаивался.
Недалеко от дома Мария Юлий легко нашел мастерскую Таббика. Подходя к зданию, он вдруг заметил, что его переполнило волнение. Цезарь не видел Александрию со дня своей свадьбы и сначала не решился спросить Тубрука, выжила ли она в той ужасной бойне, последовавшей за его уходом из города.
Протянув руку к двери, Юлий заколебался, почувствовав знакомую нервозность, которую всегда ощущал в присутствии девушки. Он удивленно покачал головой, узнав это чувство, потом вошел в дом, оставив своих людей снаружи.
Александрия стояла в нескольких шагах от двери. Она повернулась поприветствовать нового посетителя и радостно засмеялась, увидев Цезаря. Это было простое удовольствие от встречи со старым знакомым. Шею девушки охватывало золотое ожерелье. Рядом работал Таббик.
У Юлия защемило сердце, когда он увидел девушку. С золотым украшением она, казалось, приобрела самоуважение и достоинство, которых у нее раньше не было.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он, закрывая дверь.
– Это потому, что рядом со мной теперь Таббик, – просто сказала Александрия.
Мастер что-то пробормотал, оторвавшись от работы, посмотрел на человека, вошедшего в магазин, и выпрямился.
– Вы покупаете или продаете? – спросил он, снимая с шеи Александрии ожерелье.
Цезарю стало жаль, что он делает это.
– Нет, Таббик. Юлий – мой старый друг, – сказала девушка.
Ювелир кивнул.
– Один из тех, кто присматривает за Октавианом?
– У него все хорошо, – сказал Юлий.
Таббик усмехнулся: ему не удалось спрятать довольную улыбку.
– Я рад этому, – сказал он спокойно и ушел куда-то вглубь мастерской вместе с ожерельем, оставив их одних.
– Ты похудел, Юлий. Неужели твоя красавица-жена тебя плохо кормит? – простодушно спросила Александрия.
Цезарь засмеялся.
– Я вернулся только пару дней назад и занял старый дом Мария…
Александрия удивленно распахнула глаза.
– Быстро это у тебя получается, – сказала она. – Я думала, там живет советник Суллы.
– Так оно и было. Я обращусь в суд, чтобы официально закрепить за собой дом. Это даст возможность отстоять в городе честное имя Мария.
Улыбка исчезла с лица девушки. Александрия опустила голову и стала теребить фартук, наматывая его на пальцы.
Юлию хотелось подойти к ней, но усилием воли он заставил себя остаться на месте. Его поразило, что он почувствовал влечение к девушке, как только вошел в магазин.
Ты женатый человек, твердо говорил себе Цезарь и тут же вспыхивал, едва она поднимала на него глаза.
– Итак, зачем ты явился в нашу скромную маленькую мастерскую? Сомневаюсь, что для того, чтобы повидать меня.
– А почему бы и нет? Я был рад услышать, что ты выжила. Мне сообщили, что Метеллу убили.
Как это всегда бывало, в разговорах с Александрией Юлий начинал что-то мямлить, с трудом подбирая слова, и от этого злился.
Девушка повернулась к нему, сверкнув глазами:
– Я никогда бы не оставила ее, если бы знала, что она собирается сделать. Она стала жертвой – такой же, как и те люди, которых убил на улицах негодяй Сулла. Мне очень жаль, что он быстро умер. Хотелось, чтобы его смерть была долгой и мучительной…
– Я ничего не забыл, хотя в сенате, похоже, не желают вспоминать прошлое, – заметил Цезарь горько.
Они обменялись понимающими взглядами, вспоминая тех, кого потеряли; близость между ними, основанная на общей памяти, оказалась сильнее, чем можно было предположить.
– Ты заставишь их заплатить за все, Юлий? Мне непереносима мысль, что всякие твари продолжают свободно жить. Рим гораздо более грязный город, чем кажется с Форума.
– Я сделаю все, что смогу. Начну с того, что заставлю их почитать Мария, это застрянет кое у кого в горле, – ответил он серьезно.
Александрия опять ему улыбнулась.
– Боги, я так рада тебя видеть. Ко мне словно вернулось прошлое, – сказала она, и Цезарь снова почувствовал смущение.
Появившееся достоинство свободной женщины сделало Александрию почти неузнаваемой, но все-таки он понимал, что может ей доверять просто потому, что она была в его прошлой жизни. Какая-то циничная часть души Юлия подозревала, что он безнадежно наивен. Все изменилось, и Брут достаточно часто упоминал об этом.
– У меня не было возможности поблагодарить тебя за деньги, которые ты передал с Метеллой, – сказала Александрия. –
