Под белым орлом - Грегор Самаров
Мария приподнялась и положила голову на плечо графа Игнатия.
— Где ты, Игнатий, там и моё счастье, — сказала она. — Да, да, уедем отсюда, я так много выстрадала здесь!.. Здесь поразила меня та коварная стрела, яд сомнения которой я носила в своём сердце. — Она минуту покоилась в объятиях графа и, по-видимому, вполне отдалась в этот миг своему счастью. — А мой дядя? — спросила она, испуганно вздрогнув и устремив на графа вопрошающий взгляд. — Что с моим дядей? Ты хотел доставить мне добрые вести... ты хотел спасти его... Ведь ты же не веришь в его вину? Мой бедный дядя... Говори же, говори, Игнатий! Удалось ли тебе спасти его?
— Удастся, — ответил Игнатий, потупясь под проницательным взором Марии.
— О, тогда пусть он тотчас непременно едет вместе с нами, — сказала Мария, ещё крепче обвивая своими руками плечи возлюбленного. — Если король милостиво позволит ему удалиться на покой, то пусть он отряхнёт прах от ног своих и никогда не дышит воздухом этой страны, где могли возвести столь тяжкие обвинения на его благородную, честную голову!
Она живо сказала всё это; суровый, хриплый звук заключил её слова и она беспомощно уронила голову на плечо Потоцкого.
— Пусть будет так! — воскликнул граф Игнатий. — В своём отечестве я создам твоему дяде, который был тебе защитником и отцом, убежище, достойное его. Наша любовь, радость нашему счастью заставят его позабыть о том, что его собственная родина так неблагодарно и жестоко поступила с ним.
Граф заключил в объятия хрупкий стран Марии, судорожно вздрагивавший от волнения; он нагнулся поцеловать её лоб, но испуганно отпрянул — её лицо было покрыто смертельной бледностью, её помутневшие глаза были не подвижны.
— Мария, Мария, что с тобой? Ради Бога отзовись! воскликнул граф Игнатий, но голова девушки тяжело упала к нему на руки, протянутые им, чтобы поддержать её. — Мария, — вырвался у него отчаянный крик, — Мария, послушай меня! ответь что-нибудь!..
По телу девушки снова пробежала дрожь, её взор ожил, как будто озарённый неземным светом.
— Будь счастлив, Игнатий, — сказала она. — Ангелы несут меня туда, в светлую даль, всё дальше и дальше; только моя душа останется с тобою, близ твоего сердца, пока мы не соединимся в вечности. Для меня это недалеко... тебе ещё долго... До свиданья, Игнатий!
Её глаза снова помутились и голова снова тяжело упала, тело вздрогнуло и вытянулось.
Горничная поспешила к постели.
— Господи Боже мой, — воскликнула она, — она умирает! Иначе и не могло быть — она слишком много страдала... Но всё-таки я надеялась. Ведь она снова была так счастлива, в конце, а счастье творит чудеса. О, Боже мой! теперь уже нет надежды — она мертва.
Она закрыла помутневшие глаза Марии, положила усталую голову на подушки и, сжав руки, опустилась на колена и погрузилась в молитву, хотя молилась скорее в душе, чем губами.
— Это невозможно, нет, это не может, это не должно быть! Врача, ради Бога, врача... где мне найти его? — крикнул граф.
Черты лица Марии уже заметно изменились, её лицо стало неподвижным и как бы восковым, но на губах застыла мирная улыбка счастья.
Домашний врач, быстро прибывший по зову горничной, ощупал пульс, приложил руку к сердцу; ему не оставалось ничего более, как подтвердить наступившую смерть.
— Нет, нет, — с отчаянием воскликнул граф Потоцкий, — это невозможно, это не может быть... она не должна умереть!.. Как можно умереть в этот миг, когда я намеревался унести её в своих объятиях от всех забот и печалей!
Вместо ответа врач взял руку графа и приложил её ко лбу девушки.
Потоцкий с ужасом вздрогнул, ощутив ледяной холод смерти, казалось, проникший от кончиков пальцев до глубины его сердца. С печальным стоном он упал на колена рядом с горничной. Врач также сложил руки и глубокая торжественная тишина воцарилась у смертного ложа чистого юного существа, которое, казалось, было рождено для светлой радости и должно было познать высшее счастье жизни лишь для того, чтобы вновь потерять его.
Тут попугай зашевелил крыльями и печальным тоном воскликнул:
— Игнатий, Игнатий!
Граф вскочил, быстро подошёл к «Лорито» и стал гладить его по голове; в то же время крупная слеза скатилась по его щеке.
— Бедное животное! — сказал он, — ты — мой друг по несчастью; ты тоже теряешь всё, что было дорого тебе на белом свете... Твоё маленькое сердце глубоко чувствует любовь и горе, равно как и благодарность; ты будешь служить мне верной, священной памятью о твоей госпоже; ведь твой голос первый раскрыл предо мною тайну её любви. Ты должен отправиться со мною, с тобою я буду говорить о той, которая была для нас всем на свете.
Попугай нежно пригнулся к графу и ласкающе-трогательным тоном повторил:
— Игнатий, Игнатий!
Граф приказал горничной заботливо ухаживать за умной птицей, затем обсудил с врачом всё необходимое для погребения его отошедшей в вечность возлюбленной и распорядился приготовить для себя помещение в доме фон Герне, так как не хотел ни на минуту покинуть дорогие останки, пока они будут ещё находиться над землёю.
После этого граф известил короля о смерти мадемуазель фон Герне.
В день похорон прибыл королевский флигель-адъютант, чтобы оказать последнюю почесть усопшей.
Прибыл и канцлер фон Фюрст. Вместе с тем на пороге комнаты, украшенной роскошными цветами и задрапированной чёрным крепом, появился секретарь Акст, весь бледный, дрожащий, с печально-взволнованным лицом и заплаканными глазами. Увидев канцлера, он не посмел войти, но Игнатий Потоцкий, в полной парадной форме вице-маршала литовского, с затянутым крепом шитьём, подал ему руку и подвёл его к гробу.
— Верный слуга имеет право на что моего, скачал он, и фон Фюрст утвердительно кивнул головой.
Только это маленькое общество и проводило до места последнего упокоения племянницу могущественного министра, пред которой когда-то восторженно преклонялось всё берлинское общество.
Граф Потоцкий велел наскоро устроить склеп, над которым впоследствии по его распоряжению должен был быть воздвигнут великолепный памятник. Он оставался у могилы до тех пор, пока склеп не был совершенно замурован, затем наклонился, поцеловал землю, насыпанную поверх склепа, взял горсть её в свой носовой платок и спрятал у себя на груди.
Акст также остался с
