Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем
Храни вас Бог.
Пусть Господь сохранит и тебя, - тихо молвил поляк и перекрестил его.
Немцы схватили Влада за локти и вновь повели по темному длинному коридору, теперь уже в обратный путь. Когда они вышли из здания, в его глаза ударил яркий дневной свет и Влад, запрокинув голову, прищурился в бликах, прошептал: "Солнце", а в небесной синеве, высоко над головой парила одинокая белая птица. То, подумалось ему, и есть предвестник смерти, ангел уже ждет его, чтобы забрать туда, откуда нет возврата. Скорее бы все разрешилось.
Его повели вдоль стены - той, что отделяла тюрьму и поле. По ту сторону доносились голоса людей, они все еще были свободны в надеждах своих, а он уже обречен. Гестаповцы привели Владислава к старому деревянному сараю, там их поджидали офицеры с винтовками. Один из них передал пленнику кусок черной ткани, с усмешкой проговорил: "Завяжи это на глаза и встань к стене".
Сердце Владислава замерло и к горлу подступил комок рыданий - он понимал, что скоро умрет. И ему вдруг захотелось еще раз взглянуть на голубое небо, коснуться пальцами шелковой травы, увидеть отца и мать, обнять их, прижаться к материнскому сердцу. Невыплаканные слезы комом встали в груди, сдавили сердце ржавыми тисками. Он хотел попросить убить его сразу - без мучений и боли, ибо он всегда этого боялся, но вместо того Влад надвинул повязку на глаза - больше он ничего не видел, только слышал и подчинялся.
Офицер нацелил на него винтовку, проговорил:
Готов?
Да, - уже каким-то отдаленным, замогильным голосом промолвил юноша, похолодевший от ужаса.
Он ждал. Секунду длились словно вечность, все мысли его повернулись вспять перед отворившимся простором. Самое страшное в такие мгновения - вот это ожидание смерти: только бы быстрее, быстрее.
Гестаповец понимал чувства пленника, он наслаждался его страхом, его отчаянием. Приложив палец на курок, он начал отчет:
Айн, цвайн, драйн, - и тут же громко рассмеялся.
Владислав опешил: ему подарили жизнь? Но маленькая надежда вновь улетучилась. Офицер прицелился, отсчитал:
Один, два... три...
Опять смех, затем новый отсчет: все повторялось несколько раз - издевательства ради. У Влада не осталось больше сил, его ноги подкашивались, отказывая нести бремя тела, но страха почему-то не было. Немцы играли с ним в жестокую игру. Они смеялись над ним, над его бессилием, не чувствовали к пленнику ни капли жалости. Владислав более не мог стоять. В отчаянии он опустился на дощатый пол, запятнанный кровавыми казнями, и потерял сознание. Вспышка молнии вернула его к жизни. Он приоткрыл глаза, в слепящем свете увидел перед собой двоих офицеров, один держал флягу с водой.
Парень слабоват, - прозвучал голос на немецком языке.
Если бы сдох, было бы лучше, - парировал другой.
Генерал приказал отнести этого жидка за ворота к толпе, только зачем, если его можно убить здесь?
Ему все одно не жить. Не умер здесь, станет топкой для печи в крематории.
Офицеры рассмеялись. Они подняли Владислава и повели вдоль стены. Он шел среди них - маленький, молодой, на голову ниже остальных. Его довели до ворот и пустили в толпу варшавцев, в открытое поле. Влад вдохнул прохладный воздух сентябрьского утра, подставил пылающее от счастья лицо ветерку. Он жив! Он на свободе! Под ногами зеленая трава, мокрая от росы, над головой раскинулся лазурный небосвод, по которому плыли белые пушистые облака. Владислав чувствовал каждой клеточкой своего тела, как волна света проходит в него, как природа заполняет все его существо. Ему вдруг захотелось спрятаться ото всех, затеряться среди среди бескрайнего простора, превратиться во что-то маленькое-маленькое, стать невидимым, просто жить.
Глава шестая
Но это был не конец, а лишь начало - начало долгого пути. Немцы вновь погнали прочь, в другой квартал Варшавы. То и дело слышались их гортанные окрики, смех и брань, немецкие овчарки скалились на пленников, в злобе рычали.
Владислав, будучи невысоким, попросту затерялся в толпе рослых, белокурых поляков-славян, исчез на время, превратился в маленькое пятнышко посреди волнующегося моря. Вдруг высоко в небе раздался журавлиный клич. Он поднял голову и увидел косяк белых птиц, летящих на юг, в теплые края. И птицы эти были свободные. Его душа готова была вырваться наружу, взвиться вверх и полететь вслед за журавлями - прочь от холодной бессмысленной войны. Но вместо этого он покорился судьбе, вместе с пленными следовал по пустующим улицам, по обочинам которых на путников глядели разбитые окна: черные, безжизненные, страшные.
Их привели к железнодорожному вокзалу. Там уже были готовы локомотивы, охраняемые вооруженными немцами. Поляков пригнали на платформу, стали по очереди распределять, отделяя мужчин от женщин, стариков от детей. Как сквозь сон Влад чувствовал толчки то сбоку, то сзади, слышал ото всюду безудержный женский плач, крики детей. Жен разлучали от мужей, детей от матерей. А он стоял один и не понимал, куда направят его самого. Вдруг сквозь гул толпы знакомый голос позвал его по имени. Владиславу поначалу подумалось, что он ослышался, но голос вновь вторил его имя, и когда он обернулся, то увидел неподалеку Стаса Спозанского - хорошего знакомого их семьи, который брал уроки изобразительного искусства у Станислава. Стас быстро отвел Влада в сторону, проговорил:
Ты здесь один?
Да.
А где твои родители, брат, сестра?
Я не знаю. В последний раз мы попрощались в нашей квартире.
Стас хотел спросить еще что-то, но со всех сторон лезла, напирала толпа. Все толкались, спотыкались. Наклонившись к уху Владислава, он шепнул:
Держись меня. Мы должны быть вместе.
К ним из толпы подошел юноша в штанах и куртке. Но то показалось на первый взгляд. Приглядевшись, Владислав понял, что то была переодетая в мужчину красавица-жена Стаса. Молодая женщина, маленькая, тонкая, большеглазая, бесстрашно глядела на происходящее, ее взгляд был тверд и уверен. Стас приманил жену, которая улыбнулась приветливо Владу, достал из кармана что-то маленькое с ладонь и тихо сказал:
Смотрите, что я прихватил с собой. Это компас. Теперь мы будем знать, куда поедет поезд. В любом случае мы должны попытаться незаметно спрыгнуть с поезда и убежать.
Его жена обрадовалась решительности супруга, а Владислав более не верил в удачу. Мысль об Освенциме холодком закралась в душе.
К ним подошел немец, держа в руках винтовку. Он приказал им садиться в один из вагонов - грязный, предназначенный для перевозки угля.
Быстро, живее. Поторапливайся, скотина! Залезай скорее, животное! - гестаповец втолкнул пленников
