Тит Антонин Пий. Тени в Риме - Михаил Никитич Ишков
Таких было немного.
…Когда Антиарх сумел войти к Елксею в доверие, тот преподал еще одну заповедь: «Как хочу, так и велю! Что разум? Желание важно».
Потом еще одну: «Слова – это пустое. Путь к истине лежит через обретение поддержки сильных мира сего. Через них и воцаримся!.. Но для этого следует многому научиться из того, чего нельзя открывать толпе и новообращенным».
…Что касается назаретян[20], которые исповедовали Иисуса как Христá, или Спасителя, Елксей отзывался о них пренебрежительно. При этом обязательно добавлял:
– Этих надо улавливать в первую очередь. Исходящий от них свет надо в равной пропорции смешивать с тьмой.
Старик, ухмыльнувшись, припомнил, с каким пренебрежительным легкомыслием он вначале отнесся к бредням Елксея.
Если бы не толпы спешивших «посвятиться»…
Если бы не вопли вновь обращенных, встречавших бывшего фокусника криками: «наместник!», «божий наместник!», «судья!», «пророк!»…
Если бы собственными глазами не узрел, как однажды наставник добыл огонь дыханием…
Если бы не поразился его волшебной силе, которой подчинялись даже тени.
Так определилась цель скитаний – не спасение собственной жизни заставляло Сацердату постоянно менять места жительства, а служение Хрѝсту, раздвинувшему многокилометровые ноги и вставшему врастопырку на границе света и тьмы.
Третья заповедь от Сацердаты родилась в Вифинии, куда он сбежал после неудавшегося покушения на Адриана – тот, кто владеет сумерками, свободен перемещаться из света в тень и обратно.
Наверное, в награду ему повезло наткнуться в ночи на черный бесформенный человеческий обрубок, лишенный признаков жизни. Оглядев громадного чернокожего, он уже собрался покинуть его, как тот попросил о помощи.
– Что взамен? – поинтересовался Сацердата.
– Буду служить тебе двадцать лет, пока не отомрет твоя душа.
– Тридцать, – возразил Сацердата.
– По рукам! – согласился чернокожий увалень.
Потом к ним прибилась Пантея, она же Зана, Лолия, Бендита, сбежавшая из храма Астарты, где ее за дерзкое непослушание (она не желала делиться со жрецами заработанными обрядами священного соития деньгами) приговорили к страшной казни на священном фаллосе. Пантея познакомила беглого старикашку со своим «братом» Виксом, или иначе – Википедом. Этот хитрец, прикидывающийся несмышленым мальчишкой, был тот еще проныра. Ростом с десятилетнего пацана и детским выражением личика, Викс мог объегорить кого угодно.
Но не Сацердату. Бывший разбойник чего только в Риме не навидался…
Он и у Викса выторговал тридцать лет беспрекословного служения и исполнения всех прихотей и выдумок хозяина.
Потом много чего было – разрыв с Елказаитом, не пожелавшим поделиться с Сацердатой Книгой откровений, и его преемником Епифанием.
Отклонил он и приглашение примкнуть к последователям некоего Карпократа, утверждавшего, что кроме веры для благоденствия и спасения души нужна любовь. Все остальные тяготы, выдуманные обществом, – особенно законы, в лучшем случае нейтральны. Ради спасения, настаивал Карпократ, человек имеет право преступить закон, иначе ему не вырваться из оков низших сил и не прервать цепь перевоплощений.
Избегнул он и тенет Каинита, который учил, что только Каин, а не этот тщедушный Авель является родоначальником избранных. Именно против потомков Каина творец мира сего, некий «Созидатель», направляет свои злоумышления. Это его велением были разрушены Содом и Гоморра.
Каинит утверждал: этот мир, творение Мировой Матки, должен быть разрушен до основания.
А затем…
О том, что «затем», догадался Иуда и тайно прéдал лжеучителя Иисуса из Назарета, чем разрушил свое греховное плотское тело и обрел божественное, духовное. Так учил Каинит. Только такое служение, не позволенное всем остальным, разрешено и необходимо «посвященным».
Спустя несколько лет эти тонкости в замысловатых вероучениях, исступленных пророчествах и мысленных безумствах тех или иных восхваляемых и гонимых «учителей» уже мало волновали Сацердату. Он полагал, что ему достаточно святости – он сумел обрести силу, – и лишнее знание ему только во вред.
…Одно время заинтересовал его некий Гегезип, сумевший мановением руки разделить окружающую действительность на видимое царство, в котором господствовал Свет, и незримые пространства Тьмы. Этот самый Гегезип славился умением вырезать профили по тени. Он утверждал, будто Тьма якобы предстает перед людьми в виде Тени, которая в обыденной жизни способна распасться на тысячи обычных, мелких, рядовых теней, сопровождающих каждого из нас от рождения и до смерти.
Все боги мира и уверовавшие в них люди заявляют, что ничего не существовало до Хаоса, однако Гегезип настаивал: все вы заблуждаетесь, поскольку никогда не слыхали ни о происхождении Хаоса, ни о его истоках… Хаос якобы вылупился из Тени и был назван «Тьмой»; а Тень, в свою очередь, произошла от труда, что существовал с самого начала.
Более того, между Светом порожденным и низшими пространствами существует завеса. Так вот тень простирается под завесой, то есть на той ее стороне, которая повернута от света. Тень, которая назвалась «Тьма», стала материей; и эта материя произвела выкидыш – то есть некоего богоподобного творца с мордой льва. Звали его Иалдаваоф.
Гегезип утверждал – мол, из этой материи якобы выросла раса богов. Затем Тень вдруг осознала, что есть кто-то или что-то сильнее ее. Она стала ревнива и, тотчас забеременев, дала рождение Зависти.
Все эти бредовые фантазии мало интересовали Сацердату. Его внимание привлекли чудеса, творимые Гегезипом. Когда на его глазах пророк ударом палки по тени горшка разбил его, он, вразумленный, уже неотрывно наблюдал за священнодействием, в конце которого Гегезип сумел отделить свою тень от собственного тела и заставил выполнять его повеления. Вот когда Сацердата осознал, что есть истина.
Он примкнул к этой секте, называющей себя «ловцами теней», куда привлек и своих подручных – громадного эфиопа, называвшего себя воплощением богини закатных сумерек и темноты Каукет, а также мальчишку Викса, которому, как заверил он Гегезипа, скоро стукнет триста лет.
Однако содружество Гегезипа и Антиарха продолжалось недолго – только до того момента, когда Антиарх осознал в себе внутреннюю силу, порождаемую Тьмой, и овладел некоторыми приемами обращения с тенями. Не простившись, Антиарх сбежал от своего наставника в Египет, где обосновался в заброшенном поселении в среднем течении Нила.
Здесь он, отыскавший в себе зачатки божественного вдохновения и поклонившись Каукет, создал свой театр теней, с которым было не страшно отправиться на гастроли в Рим.
Случай не заставил себя ждать. Появление в поселении римлян, сопровождавших императрицу, вдохнуло в него надежду, а удача, которой наградила его Каукет, позволившая расправиться с Антиноем, придала ему уверенности и поманила доступностью цели…
Об этом он мечтал всю свою несносную
