Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

Сотрясаясь от страха, он стал прислушиваться. Люди продолжали кричать. Среди их истошных криков он стал различать перестук падающих и скатывающихся камней, а также удары друг о друга каких-то железных предметов. Озираясь по сторонам, Лепехин заметил неподалеку знакомых всадников и узнал находившегося среди них Рычкова.

— Петр Иванович, — кинулся он к нему. — Объясните же, наконец, в чем дело? Неужто хищники объявились?

— Ой, да бог с вами, Иван Иванович! Все в порядке, — улыбнулся Рычков, подъезжая к нему поближе. — Это просто-напросто перекличка. Таким манером башкирцы выясняют, на которой из вершин соколиные гнезда имеются. — Он замолчал и, переведя взгляд в сторону, показал рукой на ближайшую скалу.

— Вон, поглядите, самка сокола из гнезда выпорхнула! Это уже третье по счету гнездо, Иван Иваныч!

— А почему меня не разбудили?

— Салават пробовал, да вы от него отмахнулись.

— Надо же, черт побери, какого зрелища я лишился! — всплеснул руками Лепехин. — И где ж теперь Салават?

— С птицеловами.

— А чем они там занимаются?

— Ищут подступы к гнезду, — ответил Рычков.

Вскоре появился и сам Салават в сопровождении охотников.

— Доброе утро, Иван Иванович, — приветствовал он Лепехина и спрыгнул на землю.

После утреннего чаепития началась подготовка к восхождению. Джигиты хорошо знали, что добыча, за которой они собираются отправиться, будет нелегкой, потому что соколы выбирают для гнездовья наиболее отвесные скалы. А это самые труднодоступные, опасные для человека места.

Когда приготовления были закончены, Салават разделил участников на две группы. Одну из них он оставил у подножия скалы, намереваясь увести вторую с собой.

— Ну, а нам к кому примкнуть? — спросил Рычков.

— Сами решайте, Петр Иванович, — сказал Салават и, немного подумав, добавил: — Я думаю, вам нужно остаться здесь.

— Почему?

— Потому что это очень опасно…

— Пожалуй, ты прав, — быстро согласился Рычков, вспомнив о своем почтенном возрасте. — Мы вас внизу подождем.

Однако Лепехин замахал руками.

— Вы как хотите, Петр Иванович, а я полезу. Я непременно должен видеть все собственными глазами!

— Тогда и я с вами, — оживился Николай.

Петр Иванович погрозил сыну пальцем:

— Николенька, ты никак забыл, что мы обещали перед отъездом нашей матушке? Она приказывала нам вместе держаться.

— Да, — поддержал его Салават, — вам тоже лучше остаться.

Молодому человеку пришлось сдаться. Пристроившись рядом с отцом, он с нескрываемой завистью смотрел вслед удаляющимся всадникам.

Добравшись до нужного места, Салават и его группа стали взбираться вверх по протоптанной тропке.

Пробравшись сквозь бурелом, они поднялись на взгорье. Открывшаяся их взору полянка была вся в цветах и походила на пестрое блюдце. Дальше путь пролегал меж огромных, размером с избу, валунов. Копыта то и дело постукивали о рассыпанные повсюду камешки. Оказавшись спустя некоторое время на тропинке, петлявшей среди гладких отвесных глыб, люди вынуждены были карабкаться вверх, уцепившись за конские хвосты.

«Другие лошади здесь ни за что бы не прошли», — подумал про себя Лепехин, еще раз убедившись в выносливости башкирской породы.

К полудню добрались до гребня горы. Преодолевая страх, Лепехин окинул взором открывшееся пространство. В небе над отвесной скалой зависла пара орлов. Внизу раскинулось широкое поле, казавшееся сверху голубым. Даже отсюда можно было различить горную речку, рассекавшую все это пространство на две равные части.

— Не надо вниз смотреть, Иван Иванович, а то голова закружится, — предупредил Салават.

Почувствовав на самом деле головокружение, Лепехин отпрянул назад.

— Что-то в горле пересохло, — пожаловался он. — Нет ли где поблизости родника?

— Есть, сейчас там будем, — сказал Салават.

Вскоре путники действительно вышли к источнику, бьющему из-под темной глыбы. Напившись студеной водицы, они закусили курутом и казылыком[41].

Первым поднялся со своего места Салават.

— Ну, передохнули маленько? — спросил он и велел всем взяться за веревку.

Когда конец аркана с петлей был спущен до самого гнезда, находившегося в расщелине скалы, Салават, держась за ту же веревку, стал медленно спускаться вниз, осторожно переступая с одного камня на другой.

Ухватившись обеими руками за ствол дерева и морщась от страха, Лепехин с напряжением следил за каждым его движением. «И зачем мы только все это затеяли? — каялся он. — Один неверный шаг, и юноша может сорваться в пропасть. Пропадет ни за что ни про что. Какое ребячество, какая непростительная беспечность с моей стороны! Ведь знал же, чем такие походы заканчиваются. Башкирцы, которые за гнездами лазают, либо калечатся, либо вовсе погибают. Вовек себе не прощу, ежели с Салаватом что случится».

Терзаясь запоздалым раскаянием, Лепехин окончательно струсил. С перепугу ему показалось, что камень под его ногами начал соскальзывать. Он отдернул руки от дерева и попятился назад.

— Мочи нет, как страшно. Я уже не в силах на все это смотреть, — прошептал в отчаянии академик.

— Вы только к краю близко не подходите, — посоветовали ему.

— Ладно, я буду сидеть смирно на одном месте, — стараясь унять дрожь, ответил Лепехин и поинтересовался: — А где теперь Салават?

— Уже до гнезда добрался, — сообщил ему Селяусен.

И тут парни стали возбужденно переговариваться.

— Гляньте, самка сокола из гнезда вылетела!

— А там недалеко еще и орлиное гнездо оказалось!

— Ай, один из ыласынов на Салавата нацелился!

— Стреляйте скорее, — прокричал Селяусен и сам же пустил в птицу стрелу. Однако промахнулся.

Его товарищи и оставшиеся внизу джигиты, не сговариваясь, стали орать и метать в хищников стрелы.

— Есть! — крикнул кто-то. — Один упал.

— И второй тоже…

Не решавшийся подходить близко к обрыву Лепехин громко вздохнул.

— А Салават? Как там Салават?

— Положил двух птенцов в туксай[42] и потихоньку к орлятам подбирается, — сказал Селяусен.

— А что с орлами?

— Одного убили. А того, что ранили, нижние подобрали.

Лепехин все еще продолжал тревожиться за Салавата.

— Ну, как он там, еще не добрался?

Когда ему сообщили, что Салават уже забрал птенцов, причем не только соколят, но и маленьких орлят с собой прихватил, он искренне обрадовался:

— Вот молодец! Настоящий герой!

Вдруг кто-то вскрикнул:

— Одного выронил!

— Ой, как жалко!

— А чего жалеть? Летать он толком не умеет. Вот и попал к нашим прямо в руки.

— Это ж надо же! Такой кроха, а как сопротивляется! Трепыхается и клюнуть норовит…

Закончив свое дело, Салават начал осторожно спускаться.

Его товарищи, приумолкнув, неотрывно следили за ним. Не сводя глаз с подрагивающего каната, привязанного другим концом к стволу укоренившейся на вершине скалы сосны, Лепехин застыл на своем месте, не решаясь произнести ни слова.

Когда привязанная к дереву веревка наконец ослабла, раздались возгласы облегчения:

— Аллага шюкюр, Салават добрался до места живым и невредимым!

— Снова доказал всем, какой он батыр!

Иван Иванович был безгранично рад тому, что поход за птенцами закончился для Салавата благополучно.

— Да, он и впрямь герой! — без всякого лукавства похвалил его Лепехин.

Увлекшись происходящим, ученый и находившиеся вместе с ним на вершине джигиты, не заметили, как прошло время. А между тем солнце стало уже клониться к закату. Заметив, как быстро надвигается тьма, путники засуетились.

— Хватит возиться, а то несдобровать!

— Да, надобно уходить отсюда, покамест не стемнело.

Лепехин не понял причины их беспокойства.

— Зачем спешить? В крайнем случае, можно ведь и тут заночевать.

— Нельзя, — возразил Селяусен.