Филипп Эрланже - Генрих Третий. Последний из Валуа
Непримиримые сторонники обеих партий изощрялись в уловках, чтобы помешать монсеньору вступить в брак с Елизаветой Английской. Несмотря на свою скупость, французское духовенство под нажимом Гизов предлагает королю четыреста тысяч экю, если он прекратит переговоры, а Колиньи, обеспокоенный не менее католиков, предлагает юного Генриха Бурбонского в качестве претендента на руку Елизаветы Английской, хотя он был на двадцать лет моложе невесты.
Филипп II создает Христианскую лигу, в которую входят Венеция и итальянские князья. В Великобритании он обратился к герцогу Норфолкскому, истовому католику, влюбленному в Марию Стюарт. Тот мечтал убить Елизавету и посадить на ее трон прекрасную пленницу. Когда этот заговор был раскрыт, Елизавета немедленно предложила Франции союз, чтобы как-то уравновесить влияние Христианской лиги, к которой Карл IX отказался присоединиться.
Под давлением и уговорами Генрих преодолевает отвращение и меняет свое первоначальное решение. 18 февраля 1571 года счастливая Екатерина объявила Ла Мот-Фенелону эту новость. Ко всему прочему султан готов был отдать монсеньору половину Кипра, если тот откажется присоединяться к Лиге; эта перспектива представляется молодому человеку очень заманчивой.
Королева-мать полагала, что мечты ее вот-вот сбудутся благодаря лишь дипломатическим усилиям и достоинствам ее детей. Не раз одолеваемая материнским честолюбием, разве не питала она безумной надежды соединить Генриха и Марию Стюарт, герцога Алансонского и Елизавету Английскую? С другой стороны, непримиримые католики настаивали, чтобы под предлогом женитьбы монсеньор занял Англию и поделил с Марией Стюарт трон своей невесты.
Кроме того, дело осложнилось «тайной» Карла IX. Проходимцы, надеявшиеся на военное вторжение Франции, послали для переговоров в Лувр Лудовика Нассау, тонкого и красноречивого дипломата. Прекрасно зная о том, что Екатерина не одобряет военных действий, немецкий посланник находит Карла IX прямо в его кузнице и соблазняет рассказами о землях, готовых выбрать его своим повелителем, суля ему славу Карла Великого. Молодой король, для которого авторитет матери часто оказывался непосильным бременем, с восторгом принимает все посулы и обещает Нассау флот и деньги.
Но когда-то королева-мать должна была все узнать. Во время аудиенции, которую Карл IX и Екатерина дали брату принца Оранского, он говорил об этом как о решенном вопросе, и Екатерина, желая доставить Англии удовольствие, не возражала, пока не открылась подноготная этой истории. Екатерина вежливо отказала Нассау, резко отчитала Карла, и он обещал не изображать впредь единоличного правителя. А в Лондоне недруги герцога Анжуйского развлекались, обсуждая глупость французского короля.
Во время переговоров, которые тогда велись, Генрих потребовал для английских католиков свободы отправления религиозных культов. Но британские министры противились и наконец предложили достаточно сложный закон, полный скрытых ловушек. Ограничение власти будущего принца-консорта породило немало споров, в которых принимала участие и сама Елизавета. Впрочем, возможно, она бы не проявила столько упорства, если бы не холодность и сдержанность ее жениха.
А последний был счастлив воспользоваться прекрасным предлогом. Постепенно, без резких разногласий и открытого разрыва, идея с таким трудом устраиваемого брака была забыта. Монсеньор открыто заявил, что «чувствует себя самым счастливым человеком на земле, поскольку ему удалось избежать женитьбы на публичной девке», а герцог Алансонский занял его место в ряду претендентов.
Глава 7
Адмирал Колиньи
(12 сентября 1571 – 7 июля 1572)
В 1571 году два человека делили между собой любовь и симпатии французов: один – молодой и изящный победитель битвы при Монконтуре, другой – суровый и невеселый человек: тот, кто проиграл эту битву.
Колиньи, превратившийся в символ французского протестантизма, безраздельно властвовал в Лa-Рошели среди своих приближенных и корсаров. Он полностью контролировал выход к океану, к нему в избытке поступало американское золото, отобранное у испанцев, его охраняли две сотни дворян, для которых Колиньи был кумиром, и он пользовался непререкаемым авторитетом в армии, от чего она становилась еще сильнее.
В стенах своих замков дворяне-протестанты превозносили его славу и достоинства. Мадам д’Отремон, богатая вдова, покинула гористое Дрофине, чтобы предложить Колиньи свою любовь. И в начале лета адмирал, овдовевший три года назад, сочетался с ней браком.
Ему недавно перевалило за пятьдесят. Но несмотря на усталость и ранения, Колиньи совсем не был похож на седовласого патриарха, каким его рисует легенда. Он считался истовым патриотом, но интересы протестантизма всегда ставил превыше интересов Франции, а зверства, чинимые его армией во время кампании 1570 года, заставляют нас поставить адмирала в первый ряд вандалов той эпохи.
Его несомненным достоинством была верность своим убеждениям. Среди мятежников, снедаемых низменной алчностью, Колиньи, честный, достойный, глубоко верующий, возвышался как бронзовый монумент. Адмирал был не чужд известного пуританизма, нетерпимости, жестокости и безмерной гордости. Гордости, тем более уязвленной, что, несмотря на все его таланты полководца и на всю отвагу, победа бежала от него. Как же было не мечтать о реванше?
Уже само существование этого человека делило Францию пополам, создавало государство внутри государства: во главе его стоял адмирал, Лa-Рошель была столицей, сеть протестантских городов образовывала подлинную республику, на которую могло опираться центральное правительство, у этого государства была своя армия, своя политика, часто противоречащая политике короля Франции, своя дипломатия.
Верная великому принципу единства нации Екатерина не могла допустить существования этого второго государства. А поскольку сила оказалась несостоятельной в борьбе с ересью, королева-мать еще раз прибегла к уговорам и пригласила Колиньи ко двору. Довольно долго адмирал не желал ничего понимать. Убедил его Лудовик Нассау, доказавший адмиралу неизбежность большой войны, в которой Франция встанет во главе протестантских государств против Испании, центра католического мира, и завоюет Нидерланды.
Год назад считалось, что монсеньор имел непосредственное отношение к этому плану. Дон Франсес де Алава, посол Испании во Франции, предупредил Филиппа II, что собирается испытать принца, предложив ему корону Нидерландов. Но теперь положение изменилось. Французский двор разделился на две части – королю не терпелось утвердить свою независимость, и военный поход продолжал будоражить воображение монарха; будет несложно уговорить Карла IX выполнить это желание. К тому же срыв переговоров о браке монсеньора и неприязнь короля к брату сыграют свою роль: генерал-интендант не сможет руководить военной кампанией. И если бы герцога Анжуйского заменил глава гугенотов, все предприятие выглядело бы как крестовый поход кальвинистов.
Адмирал начинает внимательнее прислушиваться к тому, что говорит королева-мать. Он не собирался уступать, не поставив определенных условий: значительная часть владений, некогда принадлежавших его брату, кардиналу Шатильонскому, сто тысяч ливров на ремонт замка в Шатильоне, место в Королевском совете – тогда адмирал мог вернуться под «отчий кров». Другими словами, он вел себя отнюдь не как мученик.
Королева-мать не оспаривает этих условий и 12 сентября 1571 года дружески встречает адмирала в Блуа. Она любезна, добродушна и, как всегда, полна желания угодить своим гостям. «Мы слишком стары, чтобы обманывать друг друга», – ласково говорит она адмиралу.
Всегда колеблющаяся между суровыми мерами и уступками, королева-мать в этот момент вполне искренне хочет сблизиться с протестантами. И она жестоко карает католиков Руана, выступивших против гугенотов.
После нескольких лет отсутствия Колиньи находит двор сильно изменившимся. И дело не в нравах: его седая бородка и черный камзол и несколько лет назад резко выделялись среди пышных нарядов придворной молодежи. Дело в другом – теперь двор отчетливо разделен на два лагеря: лагерь Карла IX и лагерь монсеньора.
Король по-прежнему был подвержен приступам необузданной ярости. На охоте он почти никогда не пользовался огнестрельным оружием, дабы не лишать себя удовольствия пронзить ножом живую плоть. Казалось, он одержим дьяволом. И тем не менее в нем жило желание верно служить своему народу, творить добрые дела. Но увы, у него не было ни влияния, ни друзей! И только два существа – кормилица-протестантка Нанон и любовница Мари Туше – понимали его. Остальные, во главе с Екатериной, старались отодвинуть его на второй план, противопоставить ему славу младшего брата.
