Ярослав Галан - Памфлеты
Вот какой представляется эта картина.
Двадцать четвёртое апреля 1945 года. Гитлер не выходит даже на пять минут из надёжного бомбоубежища рейхсканцелярии. Полубезумный от отчаяния и животного страха, он напоминает зверя, неожиданно оказавшегося в клетке. С ним Ева Браун, Мартин Борман, шурин Евы эсэсовский офицер Фегеляйн и Геббельс с женой, единственные люди, которых Гитлеру удалось заставить остаться в Берлине. Зачем? Этот вопрос он мог прочесть и в заплаканных глазах Евы и на дрожащих губах Геббельса. Он до сих нор ещё декламировал им о верности, о чести, он и теперь ещё повторял им плакатные лозунги вроде того, что не повторится больше 1918 год, по они чувствовали, что его самого загнал в этот подвал только страх и сознание того, что нигде и ни у кого не найдёт он спасения.
Были минуты, когда Гитлера согревала надежда. Он, говорят, называл тогда имена Гиммлера и Геринга. Он ждал какой-то фантастической помощи, какой-то фантастической армии, которая сотворит чудо и прорвёт железное кольцо советских войск, с часу на час сужающееся вокруг центра Берлина.
Рапорты командующих, изредка получаемые Гитлером по радио, говорили уже не об отдельных поражениях, а о полном разгроме, но он всё ещё не мог выйти из роли: писал никому не нужные приказы и часами лежал животом на карте, передвигая с места на место булавки с флажками.
На следующий день Гитлер дождался, наконец, известия от Геринга. Оно было недвусмысленным: с утопающего пиратского корабля удирала ещё одна крыса, старая, жирнейшая из жирных.
Гитлер неистовствовал. Размахивая приказами об аресте Геринга, бегал он от стены к стене, бросая базарные проклятия. Гитлер вызвал к радиотелеграфу генерала авиации фон Грайма, и через несколько часов получил сообщение, что фон Грайм вылетел в Берлин в сопровождении сорока истребителей. Однако нервы Гитлера от этого не успокаиваются. Стены бомбоубежища дрожат от детонации, советские снаряды рвутся уже во дворе рейхсканцелярии.
Гитлер даёт присутствующим в руки ампулы с цианистым калием. Фюреру не хочется умирать в одиночку, ему страшно одному отойти туда, куда он с таким лёгким сердцем отправлял миллионы человеческих существ. Нет, мастер убийств не перестанет быть убийцей до последней минуты своей жизни!
Двадцать шестого апреля он принимает генерала фон Грайма и его пилота Анну Райч. Уже первый рапорт генерала звучал угрожающе: почти все крылатые конвоиры фон Грайма были сбиты по дороге в Берлин советскими истребителями. Сам фон Грайм почти чудом избежал смерти, его рука была залита кровью.
«Геринг — изменник, я издал приказ об его аресте. Главнокомандующим немецкой авиацией я назначаю вас, генерал. А теперь вы возвращайтесь и бросьте мне на помощь все наличные силы немецкой авиации».
После этого Гитлер тянет полуживого генерала к карте и разъясняет ему ситуацию. Она, по его мнению, не окончательно безнадёжна, ведь на помощь Берлину спешит армия генерала Венкса.
Генерал молча склоняет голову, он терпеливо слушает бред фюрера, хоть и знает, что всё это выдумка, что никакой Венкс и никакая сила не смогут уже спасти нацистскую Германию и её фюрера.
На следующий день Гитлеру становится известно, что шурин Евы, Фегеляйн, достал где-то штатский костюм Доказательство измены — налицо: Фегеляйн хочет жить Фегеляйн не хочет умирать вместе со своим фюрером. Гитлер тут же оглашает приговор. Через пять минут, невзирая на мольбы Евы, Фегеляйна расстреливают во дворе канцелярии.
Теперь Гитлер подходит к Анне Райч: «Вы принадлежите к тем, которые умрут со мной». Он вручает ампулы с ядом Анне и… генералу фон Грайму, после чего цинично добавляет: «Выбирайте себе сами дорогу на тот свет».
Двадцать девятого апреля пришло известие от Гиммлера. Самый близкий сотрудник Гитлера сообщал о том, что он решил взять на себя обязанности фюрера и обратился к союзникам с просьбой о перемирии. В лице Гиммлера с корабля убегала последняя крыса.
Убежище канцелярии напоминало теперь дом для умалишённых. Посиневший от бессильного гнева Гитлер что-то кричал, кому-то грозил кулаками. Очевидица этой исступлённой сцепы Анна Райч рассказывает: «Мужчины и женщины кричали от возмущения, отчаяния и страха. Гитлер был полубезумным от бешенства. Черты его побагровевшего лица нельзя было узнать. В убежище царили только безумие, отчаяние и ужас».
Кто-то вышел из подвала и тотчас вернулся: треск советских пулемётов докатился уже до двора рейхсканцелярии. Гитлер, полуживой от страха, созывает присутствующих на… военный совет. Он длится недолго, генерал фон Грайм был единственным, кроме Бормана, лицом, которому можно было ещё отдавать приказы. «Наша последняя надежда, — стонал постаревший внезапно фюрер, — это Венке. Летите и поддержите авиацию Венкса. А Гиммлера разыщите иод землёй и под арест, под суд!»
Генерал вздыхает с облегчением, у Анны Райч заблестели от радости глаза: через час-два они вылетят из этого ада, у них ещё есть шансы на спасение.
Ева Браун тоже хотела бы оставить этот страшный подвал…
Мюнхенская мещанка, одна из тех молодых актрис, которые собирают аплодисменты не за игру, а за красоту, она мечтает о большой карьере. Роль сводни берёт на себя фотограф Гитлера — Гофман. Киноактриса Лени Рифенсталь получает отставку, её место занимает Ева. Проходят годы. Почти никому не известная прежде Ева Браун становится самой богатой женщиной Германии. Но кровавая звезда её протектора начинает меркнуть, приближается конец. Рассудительная Ева довольна тем, что уже долгое время не видела его, она надеется, что о ней забыли. Напрасно! Когда предместья Берлина услышали музыку «катюш», старый палач посылает за Евой. Смертельно напуганную женщину привозят в пылающий город и прячут в подвал вместе с этой человеческой развалиной, которая с упорством кретина заставляет её проглотить ампулу со смертоносной жидкостью. Ева не хочет умирать, она бьётся в припадках истерии. Однако фюрер не выпускает её ни на минуту из поля зрения. Внезапно мозг кровавого комедианта осеняет идея: он обвенчается с Евой. Уцелевшие эсэсовцы вытаскивают из какого-то подвала магистратского чиновника, и тот дрожащей рукой пишет брачный акт, Геббельс подписывает его как свидетель.
Теперь есть ещё время сесть за государственные дела. Гитлер пишет два завещания, которые, как ему кажется, станут достоянием истории. Одно из них он называет «политическим», другое — «частным». В нервом он торжест-венно именует себя миролюбцем и назначает кабинет, который «должен продолжать войну всеми средствами…» В частном завещании он заявляет о желании Евы Браун умереть вместе с ним.
Все эти бумаги Борман передаёт своему адъютанту, а восемь месяцев спустя они попадают в руки судей.
На этом обрывается история преступления, имя которому было «третий рейх». Какова дальнейшая судьба главного героя этой грязной истории, ещё и поныне окончательно не выяснено, неизвестно также, что произошло с Борманом. Пусть этим эпилогом величайшей в истории человечества кровавой афёры занимаются и в дальнейшем следственные органы. Задача человечества — сделать выводы. И эти выводы будут уничтожающими для строя, породившего такую гниль.
А это самое главное, и именно в этом состоит историческое значение Нюрнбергского процесса.
1946
Перевела И.Новосельцева
В ДЕБРЯХ
Книжка М. Сейерса и А. Кана «Тайная война против Америки» была написана в середине 1942 года, когда корпуса Гитлера шли на Сталинград, а японцы готовились к тигровому прыжку в Австралии. С того времени прошло пять лет. «Третьей империи» уже нет, как нет и «империи восходящего солнца». Однако упыри фашизма всё ещё снуют по свету, поддерживаемые жрецами золотого тельца, а фашистские методы борьбы, методы шпионажа, диверсии и террора усердно осваиваются сегодня протекторами правительства Зерваттиуса. Книжка Сейерса и Кана — это не только документ, это прежде всего предостережение.
Авторы «Тайной войны против Америки» с темпераментом рисуют подрывные махинации агентов держав оси в Западном полушарии. Никто из главных организаторов террора и провокаций не ускользает от их внимания. Они показывают нам целую галерею руководителей «пятой колонны», от архидиверсанта фон Папена до такого мастера «психологической» войны, как авантюрист Фирек. Они не обходят молчанием и американских апостолов предательства: за общим столом с немецким шпионом Фиреком мы видим также его наймитов — сенатора Ландина, полковника Линберга и редактора «Чикаго трибюи» Маккормика.
ДЕБРИСреди этой пёстрой братии наёмных убийц, международных аферистов, ветеранов и молодых адептов шпионского ремесла мы находим людей без отечества, точнее говоря, — немецко-украинских националистов. Авторов книжки нельзя упрекнуть в том, что они недооценивают роли этих долголетних служак международной реакции, в особенности немецкого империализма. Об этом свидетельствует хотя бы такая цитата из «Тайной войны против Америки»:
