Явдат Ильясов - Тропа гнева
Где-то близко хрустнул стебель тростника. Девушка подняла голову и вскрикнула. На тропе стоял Ширак.
Он был в кожаных штанах, заправленных низко на щиколотках в мягкие сапоги — в таком наряде ходили пастухи летом. Увидев голые ноги Фароат, сын пустыни растерялся и отвернулся. Девушка, дрожа от страха, торопливо натянула шаровары и куртку.
— Я… пришел, — проговорил Ширак угрюмо.
Он стоял некоторое время, разрывая песок носком сапога, потом заставил себя подойти ближе. Каждое собственное движение казалось ему нелепым. Гладкие щеки пастуха заливала краска стыда.
— Ты меня напугал, — прошептала Фароат, пряча глаза.
— Ты… ждала меня? — с усилием вымолвил Ширак.
— Да! — сказала Фароат отчаянно. Ладони девушки неожиданно для нее легли на плечи хорезмийца. Фароат отдернула их, как от огня. Жаркое дыхание массагетки обжигало грудь Ширака. На глазах ее выступили слезы. — Уходи от меня! — воскликнула Фароат жалобно. — Никогда не касайся меня! Ты человек чужого племени. Если мои сородичи узнают…
Фароат побледнела — за нарушение обычаев апасаки карали беспощадно.
— Не могу, — глухо сказал Ширак и протянул руки.
Фароат упала на них и жадно прильнула к телу пастуха. В зарослях раздался шум. Кто-то закричал. Фароат исчезла. Ширак схватился за кинжал и насторожился. Если их увидели…
Но кругом было тихо. Вероятно, это воин-апасак гнал рабов на поле. Ширак стукнул себя кулаком по груди, сел у воды и опустил голову.
Однажды утром далеко на равнине повисла туча пыли. Страж подскочил к барабану и схватил дубину, обернутую войлоком. Над городищем загремели частые, гулкие, тревожные удары.
Все живое разом встало на ноги. Никто не спрашивал: кто, что, откуда, зачем и почему; барабан кричит об опасности, делайте свое дело не медля! Рабы, ловко орудуя бичами, загнали скот на обширное пространство внутри укрепления. Прихватив луки, воины взбежали на стены. Старики и дети укрылись в темных сводчатых помещениях внутри крепостных стен. Женщины кипятили воду в огромных бронзовых котлах: для осажденных кипяток такое же оружие, как лук или меч.
Конница набегала. Отряд насчитывал примерно тысячу воинов. Наездники заполнили луг перед воротами крепости. По рогатым шапкам Кунхаз узнал хорезмийцев. Лицо Сохраба, стоявшего рядом с вождем апасаков, посерело: пастух увидел Бахрама.
Когда к Бахраму доставили обезглавленное тело Гали, старик едва не лишился разума.
— Отрубили мою правую руку! — заплакал Бахрам, дергая себя за бороду. — О Сохраб… Клянусь богом Атаром — в котле тебя сварю!
Отряды, посланные на поиски «оленей», много дней пропадали в песках и болотах и принесли, наконец, известие: Сохраб с остатками своего рода ушел далеко на север, и старейшина апасаков Кунхаз взял его под защиту. Бахрам, отобрав для набега лучших воинов, сам явился в страну болот.
Бахрам выехал вперед, окинул злобным взглядом ворота, сбитые из тяжелых стволов платана, неприступные стены и башни и хрипло выругался. С жирного лица, «орла» струился пот. Он со свистом вобрал в себя воздух и заорал во все горло:
— Эй, Кунхаз!
— Я тут, — ответил Кунхаз, влезая на выступ стены.
— Нехорошо, Кунхаз. Разве перед гостями закрывают ворота? Ты поступил не по обычаю.
— Верно, — согласился Кунхаз, поглаживая бороду. — Но почему гости принесли вместо подарков полные колчаны стрел? Э! — подумал я. — Такие гости съедят и мясо, и котел, и хозяина котла. Вот и велел: «Закройте ворота». Разве я плохо сделал, а?
Он усмехнулся.
— Ладно. — Бахрам сердито сплюнул. — Знаю, ты ловок на слова, красивые, как хвост фазана. Однако Бахрам не за этим пришел сюда. Сохраба и его щенка мне надо!
— О? Зачем же?
— Они убили моего сына.
— За то, что ты разорил их род.
— То не твоя забота, апасак. Сиди в болоте, лови рыбу, не вмешивайся в дела хорезмийцев. Отдай мне Сохраба, говорю тебе!
— А если не отдам?
— Плохо будет.
— Ну? Ты смешон, Бахрам. Чем же твои люди продолбят эти ворота — носами?
— Хе! Для ворот мы кое-что запасли. Мясо в котле не сварится, как от ваших ворот останется одна зола. Покажите ему, дети!
Хорезмийцы подняли на концах дротиков промасленные тряпки. При осаде городища тряпки зажигали, дротики метали в ворота укрепления.
Кунхаз расхохотался
— Попробуйте! Мы тоже кое-что припасли для вас. Не успеет вырасти на шее Бахрама еще один зоб, как от вас не то что золы — дыма не останется. Покажите ему, дети! — передразнил он Бахрама.
Над отрядом хорезмийцев нависла туча луков, дротиков и секир.
— Ладно, апасак, — сказал Бахрам заискивающе. — Я не хочу ссоры. Зачем? Ты в болоте, я в песках, кто кому мешает? Отдай Сохраба, и мы спокойно уйдем отсюда. Мои люди не сломают ни одной вашей тростинки.
— А! Это дело другое. Ты бы сразу так сказал.
Сохраб насторожился и кивнул сородичам. Угрюмые пастухи стали плечом к плечу, стиснув секиры.
— Вот, вот, Кунхаз! — воскликнул Бахрам горячо. — Для чего тебе эти «олени»? Неужели старейшина апасаков огорчит меня из-за каких-то бродяг? Бахрам — не последняя утка в стае. Отдай Сохраба — разойдемся мирно.
— Не спеши, друг, не спеши, — медленно проговорил Кунхаз. Он что-то замышлял. — Все будет хорошо. Сейчас мы, апасаки, подумаем и решим это дело как надо…
— Ладно, Кунхаз! Думайте, но недолго!
Старейшина спрыгнул с выступа.
— Что? Отдадим Сохраба?
Он покосился на «оленей», до боли в руках сжимавших топорища секир. Апасаки не говорили ни слова. Кто определит по их темным лицам, о чем они думают? Кунхаз грозно всматривался в эти мрачные лица, но сородичи отводили глаза и упорно молчали.
Вдруг в тишине кто-то тяжело вздохнул. К старейшине подошла Фароат. Очи ее загадочно мерцали. В правой руке она держала кинжал. Кунхаз вздрогнул. Неужели… Однако на стене находились и другие женщины, причем все с оружием в руках. Кунхаз успокоился.
— Почему вы молчите? — сердито крикнул Кунхаз апасакам. — Разве оглохли? Я спрашиваю: отдадим Сохраба или нет?
Ответом была напряженная тишина, изредка прерываемая блеянием овец внутри крепости да звяканием оружия внизу, за стенами. Тогда через толпу воинов к старейшине протолкался Артабаз. Он бросил на Ширака мутный взгляд и глухо сказал:
— Да.
— Таков твой совет? — Кунхаз безмятежно улыбался. — Отдадим, значит?
— Да.
— Отдадим? После того как Совет Старейшин принял Сохраба в наше племя? После того как я выпил с Шираком чашу дружбы? Нарушить обычаи гостеприимства?
Кунхаз уже не улыбался. Он яростно оскалил зубы, размахнулся и крепким ударом свалил Артабаза с ног.
— Люди познаются в суровое время. Я хотел узнать, нет ли среди нас человека с черным сердцем. Горе нам — такой человек оказался в нашем племени. Щенок! Я изгоняю тебя отсюда. Уходи туда, где обитают твои родичи!
Кунхаз посмотрел направо — Фароат исчезла. Он перевел взгляд на лица апасаков, они выражали одобрение и восхищение.
— Вы — настоящие массагеты, — сказал Кунхаз. — Натяните потуже ваши луки. Проучим этого нечестивца Бахрама.
Старейшина припал к бойнице.
— Эй, Бахрам!
— Я слушаю, Кунхаз! Что вы решили?
— Не отдадим тебе Сохраба.
— А-а! — взревел Бахрам. — Почему?
— Потому, что ты змея. Вчера ты разорил гнездо Сохраба, сегодня напал на меня, завтра твои головорезы пойдут в набег на другие роды. Таких, как ты, убивают, словно бешеных собак!
На хорезмийцев обрушилась туча стрел. Разбойники закричали. Многие лежали на земле. Орда отхлынула назад и выпустила залп из луков. Над парапетом стены с зловещим шорохом и свистом пролетали сотни оперенных тростинок. Четыре бронзовых жала попали в бойницы и угодили кому в плечо, кому в горло, кому прямо в лоб. Апасаки завопили от ярости. «Орлы» ответили диким воем и новым залпом.
Но страх перед апасаками заставил их отойти за пределы полета стрелы. Бахрам понял: удачи тут не будет. Кунхаз поднимет на ноги все племя апасаков, и «орлов» раздавят, как мух. Выступая в поход, старейшина рода Орла думал, что договорится с вождем апасаков и получит Сохраба, не прибегая к оружию. Но Бахрам обманулся в предводителе рыбоедов — этот сумасброд отвергает дружбу знатного человека и защищает, как своего брата, какого-то нищего беглеца. Поведение Кунхаза было для Бахрама непостижимо.
Что скажет горбун, когда персы придут к Аранхе? Война между массагетами не выходила. Собирая дружину в набег на апасаков, Бахрам отправил гонцов к некоторым яксартам, тохарам и даже авгалам, затаившим по разным причинам злобу на Кунхаза или Сохраба. Он призывал их к совместным действиям против саков тиай-тара-дайра. Однако посланников Бахрама прогнали отовсюду — люди, разорившие род единокровного братства, никому не внушали доверия.
