Эдуард Борнхёэ - Борьба Виллу
13
Эстонцы издавна считали Фомин день несчастливым. Слово «Тоомас» в некоторых местностях означает смерть и гибель; чуму называли — «суровая рука Тоомаса». В этот день не решались варить пиво, опасаясь, что Фома, то есть смерть, может забраться в чан.
Рано утром поднялись ворота Вильяндиского замка и длинная вереница дровней, нагруженных мешками, потянулась во двор замка. Возчики испугались, увидев на дворе в этот ранний час рыцарей и воинов в полном вооружении. Большая часть дровней еще не успела въехать во двор, как вдруг ворота опустились. Воины со всех сторон набросились на возчиков; люди, едва успев крикнуть от испуга, оказывались изрубленными в куски. Затем воины стали копьями прокалывать мешки. Кое-кто из крестьян пытался выбраться из мешков, но стоило показаться чьей-нибудь голове, как ее тотчас раскалывали ударом. По обледенелому двору поползли дымящиеся ручейки крови. Крики раненых и умирающих сотрясали воздух. Но вопли продолжались недолго — их усердно прекращали копьями и мечами.
Только одни дровни, ехавшие впереди, не были обагрены кровью. На них было три мешка, но этих мешков не тронули, только потуже завязали и оставили под стражей. Когда бойня кончилась, комтур велел привести ристискую Крыыт, заключенную в будке сторожа. Бессонная ночь, доносившиеся со двора предсмертные крики и страшное зрелище, представшее перед ее глазами, лишили Крыыт последних сил; она еле передвигала ноги, опираясь на слуг. Ее подвели к нетронутым дровням.
— Твой сын пощажен, — милостиво произнес комтур. — Можешь взглянуть на него в последний раз, прежде чем его бросят в тюремную башню, из которой ему больше никогда не выйти. Слуги, вытащите людей из мешков!
Мешки были развязаны, у крестьян, там находившихся, отобрали мечи и топоры и за волосы вытащили людей наружу. Один из них тотчас же упал на колени и, весь дрожа, стал умолять о пощаде. Остальные стояли, понурив головы, и молча ждали смертельного удара. Крыыт широко раскрытыми глазами смотрела на этих людей. Прийду среди них не было!
Где ристиский Прийду? — спросил комтур, сдвинув брови.
Он, кажется, был на дровнях сиймуского Мадиса, — нехотя сказал один из крестьян.
Где эти дровни?
Крестьянин указал рукой на дровни, залитые кровью.
— Он ведь должен был находиться на передних дровнях? — глухо сказал комтур.
— Вначале он и был на передних дровнях, но наш возчик захотел быть смелее всех и обогнал других, — ответил крестьянин.
Крыыт, шатаясь, подошла к дровням, на которые указал крестьянин. Из первого мешка через край саней до половины свисало мертвое тело. Голова была размозжена, курчавые волосы покрыты запекшейся кровью. Крыыт приподняла голову мертвеца…
— Твой отец и мать убили тебя! — закричала она и упала наземь. Воины подняли ее и увидели, что лицо женщины было таким же холодным и застывшим, как и лицо мертвеца, которое она крепко сжимала ладонями. Смерть спасла Прийду от вечного заточения и соединила мать и дитя такими узами, которых не в силах разорвать ни роковая случайность, ни лютая ненависть.
Великое восстание эстонцев закончилось их полным поражением. Меч, голод и чума истребили половину народа, оставшиеся в живых подпали под еще более тяжкое иго. Дольше и упорнее всех держались жители Сааремаа, но через год и они были побеждены, девять тысяч человек убито, «король» сааремаасцев повешен вверх ногами и последние крохи свободы здесь, как и на материке, выметены железной метлой. В Ливонии и Эстонии снова воцарилось спокойствие, и теперь обе эти страны томились под тяжелой рукой Тевтонского ордена. Земля впитала в себя ручьи крови, и ветер развеял запах тления.
У кузнеца Виллу на груди хранилась грамота вольности, но сам он был вечным узником, которому до конца жизни не суждено увидеть солнечный свет. Но только ли о нем следует сожалеть? Его удел ничем не отличался от участи всего народа; тюрьмой для эстонцев было тяжкое рабство, а небеса над ними покрывала непроглядная темнота суеверий, дикости и нищеты. Кузнец Виллу позабыл сияние звезд небесных, запах цветов и пение птиц; его народ позабыл все свое историческое прошлое.
Кузнец был живуч. Ему давали скудную и плохую пищу, но он не умирал от голода. Он дышал удушливым воздухом могилы и спал в грязи, но он продолжал жить. Его тело одеревенело, все его чувства притупились, он давно потерял рассудок, но он продолжал жить.
В течение долгих, долгих лет после великого восстания какая-то старая дева, которую называли ристи-ской Май и считали слабоумной, раз в неделю приезжала в замок; она вносила маслом и яйцами платежи, наложенные на ее свободную крестьянскую усадьбу. Она никогда не забывала справиться у воинов и слуг: жив ли еще вечный узник Виллу? Десять лет ей отвечали одно и то же — что узник еще жив, и каждый раз лицо помешанной озарялось радостью.
Однажды ей сказали, что Виллу умер. Май громко зарыдала и стала просить, чтобы ей отдали труп узника. Тогдашний комтур — уже третий после давно умершего Герике — был человек добросердечный, он велел исполнить просьбу слабоумной старой девы. Тело вытащили из ямы и уложили на дровни Май. Едва ли кто-нибудь узнал бы в этих костях, обтянутых позеленевшей и почерневшей кожей, останки кузнеца Виллу! Но Май не сомневалась ни минуты. Она уложила труп на мягкую солому, в знак благодарности обняла колени комтура и уехала домой. Дорогой она сняла покрывало с лица умершего, нежно погладила его, печально улыбнулась и прошептала:
— Как мог ты подумать, что я действительно тебя презираю, а его люблю? О ты, глупый, глупый Виллу!.. Если бы я тогда не сказала так, ты бы погиб из-за меня… Как я могла презирать тебя, любимый Виллу? Я хотела одного — чтобы ты меня презирал, чтобы ты, не жертвовал своей бесценной жизнью из-за меня, недостойной. Неужели ты этого так и не понял?.. О Виллу, Виллу!.. Ты стал презирать меня и умер, презирая… Зачем ты умер, мой единственный Виллу? Зачем?
ЭДУАРД БОРНХЁЭ И ЕГО ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОВЕСТИ
Эдуард Борнхёэ является одним из выдающихся представителей эстонской литературы конца XIX века. Его лучшие произведения — исторические повести — нашли живой отклик среди читателей и пользовались популярностью не только в первые годы после их появления в печати, но и в последующие десятилетия. Эдуард Борнхёэ (Э. Брунберг) родился 17 февраля 1862 года. Его отец, проживавший в то время в северной Эстонии, близ Ракве-ре, служил на мызе кладовщиком. Позднее он оставил службу на мызе, в течение пяти лет работал сельским учителем и волостным писарем, затем переехал в Таллин, где нашел службу в железнодорожных мастерских.
Во время своего обучения в начальной школе и затем в Таллинском уездном училище молодой Борнхёэ проявил выдающиеся способности, особенно в словесности, рисовании и музыке. К годам обучения в уездном училище относятся первые литературные опыты Борнхёэ, часть которых была даже напечатана. По примеру Борнхёэ начал писать и его двоюродный брат, в школьные годы живший в семье Брунбергов, — Эдуард Вильде, впоследствии наиболее выдающийся представитель критического реализма в эстонской литературе.
Окончив уездное училище в 1877 году, Борнхёэ работал некоторое время в Таллине в чертежной землемера и выполнял рисунки для архитекторов и газет. В 1878 году он поступил учеником в коммерческую контору в Петербурге, откуда вскоре перешел в железнодорожную контору в Ковно (Каунас). Весной 1879 года он снова вернулся в Таллин, а в августе того же года поселился в Пыльтсамаа и стал работать помощником учителя приходской школы. Здесь Борнхёэ семнадцатилетним юношей написал свою повесть «Мститель». В 1881 году Борнхёэ отправился на Кавказ и работал там недолго учителем в Ставрополе и Тифлисе. В этом же году он побывал в Армении, Турции и Персии.
Возвратившись в 1882 году в Эстонию, Борнхёэ пробыл в течение двух лет домашним учителем в семье помещика, затем преподавал иностранные языки и музыку в семинарии. Некоторое время он работал журналистом, выполняя рисунки и карикатуры, как на родине, так и в Западной Европе, главным образом в Германии. В 1888 году он сдал экзамен на аттестат зрелости при гимназии и поступил в Тартуский университет, с тем, чтобы изучать филологию, но должен был прервать учение из-за материальных затруднений. В 1890 году Борнхёэ служил органистом в Новгородской губернии, а в следующем году был домашним учителем в Петергофе и в Тульской губернии, где он встречался с Львом Толстым. После странствования по Западной Европе Борнхёэ в 1893 году поселился в Таллине, работал в окружном суде, сначала переводчиком, затем архивариусом. В 1898 году он совершил свое самое далекое путешествие, побывав в Турции, Палестине, Египте, Греции и Италии. С 1907 года Борнхёэ работал судьей в гор. Йыхви, с 1919 года мировым судьей в Таллине, где и умер 17 ноября 1923 года.
