Михаил Каратеев - Ярлык Великого Хана
– А почто не показать, коли она в его руках?
– Ну, а вдруг она затеряется? Без нее-то дело о наследии зело спорное. И кто еще знает, на чью сторону станет царь Узбек.
– Вестимо, не на Василеву! – оживился Шестак.– Ведь ты, Тит Мстиславич, с ханом хорош. И коли заявишь свои права на карачевский стол, он тебе, а не кому иному ярлык даст! О Василей же он ежели чего и слышал, то лишь недоброе, от брянского князя. Да той худой его славе мы еще и от себя пособить сумеем.
– Хан ко мне милостив,– медленно сказал князь Тит, перед которым вдруг развернулись новые, его самого поразившие возможности.– Да вот телько…
– Ну, чего ты еще нашел, Тит Мстиславич? – с жаром перебил Шестак.– Даст он тебе ярлык на большое княжение, как свят Господь, даст! А на Руси ханское слово все споры решает.
– Так-то оно так. Да ведь духовная все же в руках у Василея.
– То и лучше, что в его руках,– многозначительно промолвил Андрей Мстиславич.– Человек он молодой, таких делах небрежительный… Сунет ее куда-нибудь, а после и сам не сыщет.
– Ну, это бабушка надвое гадала,– усомнился князь Тит,– а такое дело, какое мы затеваем, на авось негоже начинать.
Ты мне поверь, братец! Я вещий сон видел намедни, а меня сны николи не обманывают, – почти весело сказал Андрей Мстиславич.– Потеряет ту духовную братанич наш!
– Ну, а все ж, коли не потеряет?
– Потеряет,– уверенно повторил князь Андрей.– А ежели бы и не потерял,– ты с ханом веди дело так, будто отродясь о ней и не слыхивал. Коли попадет она в руки Узбека, скажешь: знать не знал и ведать не ведал об этой духовной, потому и затеял тяжбу.
– Ты не сумневайся в этом, Тит Мстиславич,– горячо поддержал Шестак,– я тоже чую, что духовная нам помехой не будет. Решайся же! Один ты можешь спасти всех нас и всю землю Карачевскую от лихой беды, от Василева беззакония! Тебя всем миром просим на великое княжение, а в случае чего и перед ханом, и перед всею Русью тебя поддержим. Молви только согласие свое. Ведь и честь, и богатство сами к тебе в руки просятся!
Тит Мстиславич, в душе которого врожденная порядочность еще боролась с соблазном, при напоминании о богатстве решился окончательно. Проведя ладонью по лбу, покрывшемуся испариной, он глухо вымолвил:
– Ну, коли так, согласен! Чего же делать-то будем?
– Не теряя дня, собирайся в Орду,– ответил Шестак.– Вези царю Узбеку подарки и проси ярлык на карачевский стол.
– Да ведь брат-то, Пантелеймон, жив еще!
– Ну, и что с того? Ты Узбеку доведи, что, мол, карачевский князь, Пантелей Мстиславич, при смерти и дело
о наследии надобно загодя решить, дабы после не приключилось смуты.
– А ежели хан о Василее спросит?
– Спросит аль не спросит, ты ему сам скажи: Василий шалый и желторотый хлопец и татарам наипервейший тому же недоброхот. А наипаче напирай на то, что ты есть, после князя Пантелеймона, старший в роде; что ты сын родной первого карачевского государя, а Василей ему токмо внук.
– А ты что скажешь, брат Андрей?
Андрей Мствславич минутку подумал, потом ответил – Мыслю я, что Иван Андреич дело говорит. Все мы тебя старшим почитаем и после Пантелеймона тебя хотим большим князем. Но только ехать тебе самому в Орду никак негоже: тотчас об отъезде твоем всем станет ведомо, и Карачев всполошится. Небось и дети малые догадаются, почто ты к хану поехал, как раз теперь, когда большой князь при смерти.
– Кто ж тогда поедет? – подозрительно покосился на брата Тит Мстиславич.– Ты, что ли?
– Зачем я? Мне ехать тоже не след. Мое родство с Гедимином может все дело испортить: хан, чего доброго, подумает, что мы для Литвы стараемся. А пошли ты в Орду вот хотя бы Святослава.
– Меня? – удивление спросил молчавший до сих пор княжич Святослав Титович.
– Ну, тебя же! Ты зрелый муж, и голова у тебя разумная. Дело это не хуже кого другого обделаешь, а о том, что ты и хану поехал,– в Карачеве никому и вдомек не станет.
– То истина! – обрадованно воскликнул князь Тит, которому не очень хотелось самому тащиться в Орду и унижаться перед ханом.– Собирайся в путь, Святослав, тебе вверяем мы судьбы наша!
– Чту волю твою, батюшка, и клянусь, что доверие твое и дяди Андрея оправдаю,– вставая и кланяясь, ответил польщенный княжич.
Андрей Мстиславич благосклонно улыбнулся племяннику и ласково похлопал его по плечу. Он знал, что дело попало теперь в надежные руки. Тит Мстиславич был простоват и по-своему честен. Невзрачный на вид Святослав был, наоборот, далеко не глуп, хитер и упорен. Он завидовал Василию и ненавидел его, как только человек, обиженный природой и судьбой, может ненавидеть их общего баловня. Возможность собственными руками сокрушить Василия наполняла его восторгом, не говоря уж о том, что, удачно выполнив возложенную на него задачу, он, как старшой сын Тита Мстиславича, и себе самому обеспечивал в будущем большое княжение.
«Этот будет стараться не за страх, а за совесть,– удовлетворенно подумал Андреи Мстиславич, глядя на сияющего племянника,– и от Василея он меня избавит. А от иных я и сам избавиться сумею».
– Ну, добро,– сказал Тит Метислаеич,– в Карачеве, стало быть, я сяду. Ты, Андрей, из Звенигорода, вестимо, перейдешь в Козельск. А с Василием все же мы как сделаем? Оставить его вовсе без удела, по мне, негоже, да и хан на это едва ли согласится…
– Да что на него смотреть, на Ваську скаженного? – воскликнул Шестак,– Пускай ладится куда хочет! А хану его ложно так расписать, что не токмо без удела,– без головы его оставит!
– Ну, это ты позабудь, боярин! Я такого греха на душу не приму, да и другим не позволю. Помни, что в Василее тоже течет кровь черниговских князей, и не пристало нам пускать его по миру! Как мыслишь ты, князь Андрей, не дать ли ему Звенигород?
– Звенигород, брат дорогой, я хотел бы тоже за собой оставить. Сам ведаешь, двое сынов у меня. Федору, по смерти моей, Козельск бы остался, а Ивану Звенигород.
Скупой Тит Мстиславич при этих словах сильно помрачнел, но понял, что при сложившейся обстановке отказать брату нельзя, и потому, скрипя сердцем, сказал:
– А Василсю, в таком разе, что же мы выделим?
– Василею можно Елец отдать.
– Вишь, твоим сыновьям два лучших удела, а моим что же останется, коли Елец Василею отдадим?
– Как что останется? Побойся Бога, брат! Святослав по тебе Карачев наследует, Ивану дашь Волхов, Федору – Мосальск.
– А Роману что?
– Да ведь Роману-то и десяти годов нету! Дашь ему Кромы, когда подрастет. Только и Елец, без сумнения, твоим будет, ибо Василей, по гордыне своей, навряд ля согласится на что иное, опричь большого княжения. Скорее всего, набуянит он тут, и придется ему уносить от ханского гнева ноги куда подале.
– Ну, ин ладно, на том и порешим. Только вот я о чем думаю: что, ежели помрет брат Пантелеймон прежде, чем ярлык у нас будет? Ведь тогда Василей заступит на карачевскйй стол, и мы тому помешать никак не сможем.
– Зачем мешать? Пускай его заступает. А когда вернется Святослав с ярлыком,– попросим его честью из Карачева. Не станет же он с царем Узбеком воевать! Оно так, да все ж лучше бы по-хорошему сделать, без драки. Василей-то больно горяч.
– Обойдется! Время есть, еще что-нибудь надумаем, вестимо, лучше бы пожил Пантелей Мстиславич до возвращения Святослава. Тогда дело куда проще бы сделалось.
– Не пришлось бы еще нам Василею крест целовать!
– Коли о том речь зайдет, отказываться покуда нельзя, но и целовать негоже. Будем чем ни есть отговариваться
– Ну, ладно, значит, на том и стали! Наливай, Святослав, кубка. Выпьем за удачу дела нашего, и да поможем нам Господь!
Собеседники еще долго сидели в трапезной, обсуждая второстепенные вопросы, стараясь предусмотреть все а наставляя Святослава Титовича, как вести дело с ханом и что ему говорить. Наконец, когда во дворе пропели вторые петухи, все встали.
При выходе Андрей Мстиславич, как бы невзначай, обратился к Шестаку с вопросом:
– А ведомо ль тебе, Иван Андреич, где сейчас хранится отцова духовная?
Шестак пристально и понимающе взглянул на звенигородского князя.
– Досе хранилась всегда в крестовой палате, в алтаре. А вот как потребовал ее к себе Пантелей Мстиславич,– с той поры я ее там не видел. Либо она в опочивальне князя, либо Василей к себе унес. То я могу вызнать точно.
– Вызнай, Иван Андреич, не помешает.
Глава 10
Тура мя два метали на рогах своих с конем вместе, олень мя бодал, а лоси один ногами топтал, а другой рогами бодал. Вепрь мне с бедра меч оторвал, медведь ми у колена потник прокусил, лютый зверь скочил на мя и с конем поверже, а Бог мя соблюде. Владимир Мономах («Поучение»)
Через три дня княжич Святослав, сопутствуемый ком дружинников и снабженный богатыми дарами для хана Узбека, великой хатуии(X а т у н ь – главная жена хана) и кое-кого из влиятельных татарских вельмож, выехал в Орду. В целях сохранения тайны всем было сказано, что он послан отцом с подарками к рязанскому князю Ивану Ивановичу, дочку которого Тит Мстиславич сватал для своего второго сына, Ивана.
