Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле
Со слов Тихомила выходило, что ставленник Мамая хан Абдуллах просидел на троне в Сарае после поражения Урус-хана чуть больше трех месяцев. Когда Мамай ушел в поход на Русь, то в Сарай ворвался Хаджи-Черкес со своим буйным воинством из ногайцев и кипчаков. Абдуллах был убит. Вся его свита разбежалась. Хаджи-Черкес занял ханский трон. Вернувшийся на берега Волги Мамай разбил Хаджи-Черкеса и снова захватил Сарай, посадив там ханом некоего Мухаммеда-Булака.
— Но и Мухаммед-Булак недолго правил в Сарае, — молвил Тихомил. — Едва Мамай откочевал со своей ордой к низовьям Дона на зимние пастбища, как какой-то Араб-Шах с отрядом головорезов изгнал Мухаммеда-Булака из Сарая. По слухам, этот Араб-Шах пришел на Волгу из Синей Орды. Мамай ринулся было со своей конницей на Араб-Шаха, но получил достойный отпор и ушел обратно к Дону. Теперь в Сарае сидит Араб-Шах и величает себя золотоордынским ханом.
— А где же Урус-хан? — поинтересовался Олег. — Есть ли о нем известия?
— Урус-хан ушел в Синюю Орду, — ответил Тихомил, — больше о нем ничего не известно. Поговаривают, что Араб-Шах доводится дальним родственником Урус-хану. Не удалось Араб-Шаху взять власть в Синей Орде, так он в Золотую Орду нагрянул, где ныне токмо ленивый за ханский трон не бьется.
«Ездил я на поклон к Урус-хану, его разбил Мамай, — мрачно размышлял Олег. — Сделал я ставку на Мамая, а его одолел Араб-Шах. Чехарда, да и только! Нет, не будет мне проку от союза с ордой против Москвы. Нету в орде сильного правителя и, похоже, уже не будет! Закатилось ордынское солнце!»
Глава десятая
Знамение небесное
В эту весну погода установилась жаркая и душная, какая приходится обычно на середину лета. В мае свинцовый небесный свод озарялся ослепительными зигзагами молний, голубые дали содрогались от оглушительных грозовых раскатов; грозы прокатывались без дождей. Порой налетал порывистый южный ветер, поднимая пыль и сухие травинки высоким крутящимся столбом.
Старики судачили между собой: «Не к добру все это. Не иначе, мор опять случится иль война будет!»
В лиственных лесах над Трубежом еще не откуковали свое кукушки, когда в Рязани объявилась вдруг княгиня Евфросинья, вернувшаяся из Литвы.
Олег встретил жену с двойственным чувством радости и некой потаенной досады, поскольку знал, что с приездом капризно-надменной Евфросиньи его спокойному житью-бытью пришел конец. Даже челядинцы в княжеском тереме при виде Евфросиньи как-то сникли и притихли, помня ее несдержанный нрав и суровые наказания за малейшие провинности.
Целуя Олега, Евфросинья крепко и трепетно прижалась к нему, пробудив жаркое волнение в его сердце. Олег, привыкший к холодности Евфросиньи, внутренне подивился случившейся в ней перемене. Выглядела Евфросинья изумительно: ее прекрасные светло-карие глаза искрились на солнце, ровные зубы сверкали, как жемчуг, меж алых улыбающихся губ, белое лицо с розовым румянцем светилось счастьем. Подбежавших к ней сыновей Евфросинья обняла всех троих разом, прижав к себе. При этом в очах ее заблестели слезы.
Глядя на статную фигуру Евфросиньи в длинном сиреневом платье с узкими рукавами и широким подолом, со шнурованным глубоким вырезом на груди, с блестящим пояском на тонкой талии, Олег залюбовался ею. Двадцативосьмилетняя Евфросинья по-прежнему выглядела моложе своих лет.
Заметно подросла и малышка Анастасия за те десять месяцев, что она провела вместе с матерью вдали от родного дома. Четырехлетняя Анастасия научилась неплохо разговаривать по-литовски. «Ну вот, была одна литовка у меня в тереме, теперь будет две», — подумал Олег, пряча усмешку в усах.
После пышного застолья и радостных разговоров в узком семейном кругу Олег и Евфросинья, наконец, остались наедине. Еще сидя за столом, Олег почувствовал по глазам Евфросиньи, по выражению ее лица, что ей хочется поделиться с ним чем-то очень важным, но заговорить об этом при детях она не может. Олега разбирало любопытство, что же таит в себе Евфросинья?
— Когда я собиралась в обратный путь на Русь две недели тому назад, — заговорила Евфросинья чуть приглушенным взволнованным голосом, плотно притворив дверь, — в это самое время в Вильно пожаловал тверской князь Михаил Александрович. Он привез весьма утешительные вести моему отцу. Оказывается, прошлой осенью в Москве умер тысяцкий Василий Вельяминов, дядя князя Дмитрия. Так вот, старший сын Василия Вельяминова Иван рассчитывал занять место своего отца, но Дмитрий решил по-своему. Дмитрий не только не сделал Ивана Вельяминова московским тысяцким, но вовсе упразднил эту должность. Рассерженный Иван Вельяминов тайно бежал из Москвы в Тверь, поступив на службу к Михаилу Александровичу. Это произошло уже в марте этого года, в канун Масленой седьмицы.
— Мне ведомо об этом, милая. — Олег покачал головой, опустившись на стул возле стола. — Это заботы Дмитрия, меня они не касаются.
— Нет, касаются, сокол мой! — с жаром возразила Евфросинья. — Еще как касаются! Ведь ты же не знаешь, о чем договорились мой отец и Михаил Александрович.
— И о чем же они столковались? — полюбопытствовал Олег.
Евфросинья с горящими глазами поведала мужу, что ее отец Ольгерд и Михаил Тверской задумали этим летом начать войну с Москвой. Дабы действовать наверняка, они решили привлечь и Мамая к походу на Москву. С этой целью к Мамаю отправился Иван Вельяминов.
— Мой отец надеется, что и ты, свет мой, тоже двинешь свои полки на Москву, — молвила Евфросинья, подойдя к Олегу и положив руки ему на плечи. — Коль тверичане пойдут на Московское княжество с севера, литовцы с запада, рязанцы с юга, да ежели еще подойдет Мамай со своей ордой, то Дмитрий непременно будет сокрушен!
Олег задумчиво погладил свою короткую бородку. Если все так и случится в действительности, тогда московлянам не уйти от поражения! Никак не уйти! «Доселе Дмитрий всегда побеждал, поскольку недруги его действовали порознь друг от друга, — размышлял Олег. — Ни Тверь, ни Рязань, ни Литва еще ни разу не объединялись для войны с Москвой. Но примкнет ли Мамай к этому союзу?»
До Олега доходили слухи, что Мамай воюет с Араб-Шахом, но победить его никак не может. Араб-Шах оказался крепким орешком!
— Война с Москвой — дело вельми трудное и опасное, лада моя, — сказал Олег, усадив жену к себе на колени. — Мне нужно с боярами своими потолковать, их мнение узнать. К тому же отец твой еще десять раз передумать может, с него станется. Да и от Мамая никакого ответа еще не последовало, как я понимаю. Поэтому нужно подождать и поглядеть, как отнесется Мамай к призыву Ольгерда и Михаила Тверского.
— Коль согласится Мамай воевать с Москвой, что тогда? — Евфросинья пытливо заглянула в глаза Олегу. — Коль тверичане и литовцы исполчат свои ратные силы на Москву, примкнешь ли ты к этому союзу?
— Да уж не останусь в стороне, голуба моя, — без колебаний ответил Олег. — Мне ведь немало исконных рязанских земель нужно отбить у московлян. Да и Дмитрию надобно должок вернуть за мое поражение при Скорнищеве. Я привык долги отдавать!
* * *В начале июля в Рязань приехал посол из Твери. Им оказался Полиевкт Вельяминов, младший брат Ивана Вельяминова, который тоже перешел на службу к тверскому князю.
Внешне Полиевкт был красив и статен, у него были большие синие глаза и золотистые кудри. Говорить Полиевкт умел цветисто и витиевато, поскольку владел греческой грамотой и был знаком с трудами греческих писателей, посвященными ораторскому искусству. Полиевкт принялся сговаривать Олега Ивановича и рязанских бояр выступить этим летом в поход на Москву. Со слов Полиевкта выходило, что тверское войско уже двинулось на Торжок и Углич, что литовские отряды вот-вот подойдут на подмогу к тверичанам. Но более всего Полиевкт похвалялся тем, что Мамай прислал тверскому князю ярлык на великое Владимирское княжение. Ярлык доставили в Тверь Мамаевы послы во главе с мурзой Ачихожей.
«Кончилось сидение Дмитрия на владимирском столе, отныне Михаил Александрович главный князь на Руси! — торжествующе молвил Полиевкт, держа речь перед Олегом и его приближенными. — Теперь тверской князь будет собирать ордынский выход со всех князей по праву владения великим ярлыком. А Дмитрий пусть себе локти кусает от досады!»
Продолжая свою речь, Полиевкт сообщил рязанскому князю и его боярам, что послы Михаила Александровича вместе с мурзой Ачихожей уже побывали в Москве, объявив войну Дмитрию.
«Мамай шибко зол на Дмитрия, который его ни в грош не ставит, весь ордынский выход забирая в свою казну, — молвил Полиевкт, наслаждаясь тем вниманием, с каким его слушали рязанские вельможи. — Мамай готов послать свою конницу на помощь Михаилу Александровичу. Мамай жаждет смерти Дмитрия, а княжество Московское татары собираются раздробить на малые уделы. Всем князьям, выступившим на стороне Михаила Александровича, достанутся земли из владений Дмитрия».
