Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость
- Так точно! – произносит наконец Старик. Его лицо светится такой неподдельной радостью, какую я давно уже не встречал. Наверное, он перенапичкан всякими лекарствами.
- Это и в само деле походило на высадку десанта, – начинает Старик, и его слова звучат так, словно он хорошо хлебнул пьяного вина.
- Позвольте просить Вас рассказать все с самого начала!
- Весь праздник для шефа был уже слишком хлопотным. Он слишком отошел от дел, чтобы в его голову не вкрались сомнения. Взамен он нашел нечто другое, – Старик, наконец, выходит на чистую воду. – А затем… он появился на ярко освещенном балконе и завопил: «Тревога! Тревога!». Мы подумали, что мужик свихнулся от радости встречи с нами, и его надо бы связать, иначе он натворит невесть что.
- Но как тебе все это удалось? Я имею в виду, как ты так быстро добрался до Сен-Назера? И тут же напоролся на взрыв?
Старик довольно поизносит:
- Я же был там одним из первых!
- До бомбежки?
- Примерно так. Машина стояла еще перед дверью. И когда поступил сигнал тревоги, я тут же рванул туда.
- Как оглашенный гнал, наверное, машину?
- Ну, ты скажешь! Едва касался педали газа всю дорогу.
- Ты же действовал вопреки строжайшему запрету! А теперь из-за твоего ранения должен тут валяться. Жаль!
- Ты ошибаешься дважды.
- В чем конкретно?
- Командирам подлодок действительно не разрешается выезжать в Сен-Назер. Но ты-то знаешь, я больше лодкой не командую; и случай с гранатой – это всего лишь самооборона!
- Ну конечно!
- Тут как раз развернулась стрельба, – говорит Старик и при этом ухмыляется. – На этот раз я уж думал, что вот сейчас они явятся и тогда точно…
- … схватят тебя?
- Да. Все походило на то. Но я себе сказал: «Бог не выдаст – свинья не съест!», а творилось тоже, что когда-то с Кэмпбеллтауном.
Кэмпбеллтаун! Это название звучит у меня в ушах и сейчас. Это было то еще дело, когда английский эсминец Кэмпбеллтаун протаранил ворота нормандского шлюза, и Томми высадились посреди гавани. Их быстро уничтожили, но затем…
- Так ты хотел еще раз попробовать то, чего избежал в первый раз?
- Что именно?
- Твое вознесение на небо!
Старик при этих моих словах хмурится, а затем задумчиво произносит:
- Ну и ну! Если начать задумываться, что вся наша жизнь это нечто подвешенное на тонкой ниточке…
- Это кто-то подвешенный на ниточке! – бросаю в сердцах. – Если бы не кричали «Вперед друзья! Нам нужно вернуться!», то весь офицерский корпус седьмой флотилии взлетел бы на воздух…. И ты вместе с ними!
Поскольку Старик не отвечает, а лишь взволнованно моргает что-то напряженно вспоминая, я тоже окунаюсь в воспоминания. Это была дрянная шутка: В ночь перед рейдом командирам подлодок не разрешили, из-за имевшихся опасений терактов, появляться в Сен-Назере. Поэтому днем они, во всем своем блеске эполет и наград, съездили на осмотр британского эсминца, все еще стоявшего в воротах шлюза, плотно застрявшего там на века, и весь офицерский корпус флотилии находился лишь на волосок от гибели в случае взрыва этой пороховой бочки. Однако британцы не учли, в своих расчетах взорвать часовую мину, спрятанную в глубинах Кэмпбеллтауна, что пруссаки обедают строго в полдень, а именно – в 12.00. поэтому уже в 11.30 экскурсии для всех желающих прекратились, и когда часовая мина взорвалась, никто из флотских не взлетел на воздух – а вот сорока сухопутным крысам здорово не повезло!
Черт его знает, не выкинула ли судьба очередной фортель, поместив Старика с его раненной ногой в одну из коек этого лазарета. Старику, по всей видимости, нечто подобное пришло тоже на ум, поскольку он выдает:
- Радуйся тому, что отчаливаешь отсюда. Дела тут, мне так кажется, скоро завертятся еще те! Не для смеха же они совершают массовые вылеты, зная к тому же, что ничего не смогут сделать бункеру. Они готовят вторжение – это ясно как божий день!
- Как воды испить. – поправляю про себя.
- Подлые твари! – продолжает Старик и снова возвращается в воспоминаниях к Кэмпбеллтауну:
- Ночью, вверх по Луаре, прямо под перекрестным огнем береговой артиллерии, и не ведают того, что их предали… Хм. Большой успех стрелять по беспомощным! Но я никак не привыкну, что минуло уж два года с тех самых пор.
- Да. Это точно.
- А мы все еще живы. Они должно быть просто прятались в гавани. Но, скорее всего, им просто не хватило героизма в людях…. Именно это ты и должен понять.
При этих словах мне остается лишь театрально наморщить лоб. Всегда, когда Старик подбрасывает мне сообщения о боевых действиях, я реагирую неадекватно: ясно давая ему понять всем своим видом, что такие речи лишь раздражают меня.
- Совершенно очевидно, что господа сверху были не совсем здоровы затевая такую авантюру…, – только и произношу в ответ.
- Томми вовсе не были такими дураками и несмышленышами, как ты полагаешь и как передавало наше радио. – С сарказмом парирует Старик в ответ. Хотя мне вовсе не хочется говорить более о Кэмпбеллтауне, но, сгорая от нетерпения услышать больше о пережитом Стариком, делаю заинтересованную мину, когда тот начинает свои разглагольствования:
- Я тогда много чему научился, – в задумчивости чешет лоб Старик. – Когда эсминец взлетел на воздух, а был как раз самый пик прилива, то буквально через минуту давление воды на ворота шлюза достигло своего пика. Именно на этот водяной удар и рассчитывали братишки. А вот то, что мы уцелеем при взрыве часовой бомбы, Томми конечно не учли. Команда пожарных и спасателей осматривала в наше отсутствие корабль снизу до верху. Вот эти люди-то и погибли!
- Со временем узнают еще что-нибудь, а потом еще и от себя присочинят, – улыбаясь выдаю свое мнение. Но Старику совсем не до смеха.
- Хотел бы я сейчас узнать, как ты вот это пережил, – говорю и киваю на его загипсованную ногу.
- Ну, ты же уже все знаешь об этом! Я по тебе это увидел лишь только ты вошел ко мне в палату.
- Так это была твоя собственная граната?
- Что значит «собственная»? Я просто перебросил ее одному диверсанту, который стрелял из руин дома направо и налево.
- В штаны ты, наверное, наложил при такой передаче?
- Почему бы и нет? Там же не было ни одного настоящего укрытия.
- Потому ты и получил все осколки?
- Ну, так что, – взрывается Старик. – Как командир флотилии, я имел на такие действия все права. Ведь если я не ошибаюсь, от меня сегодня ждут работы головой, а не ногами.
После такой пылкой речи молча оглядываю палату и киваю ему:
- Тебе тут неплохо!
- Наши ВМС знают, что требуется его героям! – С пафосом парирует Старик.
При этих его словах в дверь протискивается матрос-санитар с огромным букетом цветов и медленно подходит к нам. Затем вытягивается по струнке и сбивчиво произносит:
- Это для Вас, для Вас, господин капитан-лейтенант!
Старику аж дыхание перехватило:
- Это что такое? От кого это?
- От одной француженки, господин капитан-лейтенант!
- Признаюсь, я здорово удивлен! – качаю удивленно головой.
Поскольку матрос все еще стоит у кровати Старика, тот обращается к нему:
- А как она выглядит?
- Брюнетка, господин капитан-лейтенант!
- Хм. Вполне прилично. Правда? – Отвечает Старик, имея в виду при этом букет цветов.
Мне почему-то не хочется смотреть ему в лицо. Смотрю на букет так, словно желая пересчитать все лепестки на цветах. Затем киваю с глупым видом и с трудом выговариваю:
- Бог ее знает! – Но говорю это с некоторой фальшью в голосе, и Старику это заметно:
- Подозреваю, что это может быть госпожа Сагот…, – произносит он медленно. Эти слова должны были прозвучать как бы вскользь, но голос изменяет Старику. Эти его слова я слышу словно из далека. В голове все перемешалось. Каким образом, откуда узнала Симона о том, что Старик лежит в лазарете, когда я лишь недавно узнал об этом. Мои нервы готовы лопнуть. Все эти волнения и переживания последних суток значительно уменьшили их прочность. Черт, мне надо собраться, чтобы не допустить нервного срыва.
Теперь никаких дурацких вопросов! Украдкой бросаю взгляд на наручные часы: время меня здорово поджимает. До Савенея ехать и ехать, а мои вещи все еще не упакованы. Как пробраться в Сен-Назер через развалины, это тоже пока нерешенный вопрос. Из-за недостатка горючего, на вокзал в Савенее пойдет колонна сборного транспорта.
- Я должен идти! – произношу, глядя Старику в глаза.
- Да, тебе уже пора! – Отвечает Старик и подтянувшись за свисающее кольцо полусадится в кровати. – Желаю счастья и держи ушки на макушке!
Писарь штаба в Пен Авеле обращается ко мне с порога:
- Нам не известно, что произошло с Хенеке и Вальдманом. Они оба были на съемках в Сен-Назере.
- Надеюсь, они успеют обернуться к обеду.
