Александр Антонов - Русская корлева. Анна Ярославна
— Я у твоих ног, любушка. Чем заслужил твою милость, что помчалась за мной на край света?
— Полно, Янушка, будто не ведаешь, — ответила Анна.
— Но близ тебя бушевали страсти. Как вырвалась из них?
— И не спрашивай, Янушка. Как удалось овраги осилить, и не ведаю того. Да они отныне позади. Тебя хочу спросить: рад ли, что явилась? Не завернешь меня в Киев?
Ян понимал, какие преграды пришлось преодолеть Анне ради него. Из груди молодого воеводы все, что хранилось под крепким замком, вырвалось на простор и улетучилось, с лица схлынула напускная хмурость, под пшеничными усами появилась милая улыбка, серые глаза наполнились солнечным светом, и он выдохнул:
— Ты принесла мне радость на всю жизнь!
И после этого Анна и Ян долго ехали молча, лишь не спускали друг с друга влюбленных глаз. Но до ночного привала было еще далеко, и время поговорить у них нашлось.
Уже к вечеру возле Анны появился еще один молодой воин — Настена в сопровождении Анастаса. Увидев их вместе, Анна засмеялась:
— Вот уж, право, пара голубков — Анастас и Настена.
Княжна заметила, что с первых дней побега из Киева псковитянин рдеет как маков цвет, лишь глянет на зеленоглазую русалочку.
Так было и на сей раз: Анастас покраснел, словно кумач. Настена попыталась защитить Анастаса:
— Ты, княжна-матушка, считай, что нас нет с тобой рядом.
— Пусть будет по-твоему, — весело отозвалась Анна.
На ночной привал воевода Глеб Вышата остановил дружину на берегу реки Мокши. Между реками Мокшей и Цной лежали земли народности мордвы. Во времена Владимира Святого мордва платила русичам дань. Но в годы междоусобиц сей народ отпал от Руси. Отправляя Глеба Вышату в поход, Ярослав Мудрый наказал ему привести мордву через клятву верности Руси и отторгнуть их от камских булгар.
— Велю тебе, Вышата, народ мордву не зорить, но до князя тамошнего добраться, его и вразумить моим именем.
— Так и будет, князь-батюшка, — пообещал воевода Глеб.
И теперь ему надо было найти становище князей мордовских. Потому Глеб решил послать брата своего Яна с тысячей воинов строго на восход солнца, к селению Алатырк, сам же двинул на север, к Волге. Глеб отправил воина за братом, и каково же было его удивление, когда перед ним возник не только Ян, но и полусотня воинов Ярослава, коих вел Анастас! Глеб относился к молодому сотскому по-братски, знал, что он отважен и смел, что в сече ему мало равных. Спросил же с настороженностью:
— Зачем ко мне явился Анастас?
— Волею случая, батюшка-воевода. А еще повелением великого князя, — ответил он.
— И великий князь наказал передать мне что-либо?
— Никаких наказов, воевода-батюшка. Завтра, поди, буду возвращаться в стольный град.
— Ну коль так, гостем будешь. Сейчас огонь разведут, за трапезу сядем. — А взглянув на брата, Глеб спросил: — Ты что это как молодой месяц сияешь?
Ян тут же потускнел, нахмурился, на Анастаса посмотрел. И тот понял значение просящего взгляда, выручил побратима:
— У твоего братца, батюшка-воевода, славно на душе по той причине, что со мною появилась в дружине княжна Анна.
— И сему удивляюсь.
— Нет на то резона, воевода, — продолжал Анастас. — Князь-батюшка позволил ей в поход с нами сходить. Вот и все.
— Тебе верю, да не во всем, — заметил Глеб и строго поглядел на младшего брата: — Ты-то почему в молчанку играешь?
— Мне и сказать нечего, брат-батюшка. Знаешь же все сам.
— Охо-хо, — тяжело вздохнул Глеб. — Уж лучше бы ничего не ведать. — И, схватив брата за кафтан, потряс его: — Ну вот что. Запомни: без вольностей! Коснешься княжны ручищами — сам голову тебе снесу!
Ян ответил со смирением:
— Наказ твой свят для меня. И воля Божия — тоже.
— То-то. Господи, сколько же раз мне вразумлять тебя! — горячился старший брат. — Девиц тебе мало, что ли, иных?!
— Впрок мне твое вразумление, брат-батюшка. А девиц я вроде бы и замечать стал, — вновь смиренно ответил Ян.
Забыли, однако, братья Вышаты, что человек предполагает, а Бог располагает. Пока Ян ходил к брату, в его стане шатер поставили для княжны. Уже стемнело. На ясном августовском небосводе высыпали звезды. Южный Крест еще на боку лежал, а ковш Большой Медведицы сливал воду. Ян и Анастас пришли от Глеба, развели перед шатром костер.
Анна и Настена сидели близ огня. Ян стоял за их спинами. Анастас добывал в прибрежных кустарниках хворост. Когда вернулся с охапкой, наломал веток да подбросил в костер, Настена увела его на берег реки. И княжна с Яном остались вдвоем. Молодой воевода вел себя скованно. Анна понимала, откуда скованность, знала она, насколько строг брат Яна, Глеб. Анна поднялась от огня, встала перед Яном и, не спуская глаз с залубеневшего лица любимого, сказала:
— Ты, Янушка, растопи лед на лике своем. Сегодня над тобой и Глебушка не волен верховодить. Мы с тобой во власти Всевышнего и великого князя. А они к нам милостивы.
— С чего бы им проявить к нам милость, коль каждый наш шаг к греху ведет. Разве это непонятно, любушка?
Ян всегда отличался сообразительностью и не поверил сказанному Анной: не мог великий князь дать полную волю дочери. Да, допустил потворство и разрешил побывать в степях, еще позволил встретиться с ним: ведь разлука предстояла. Но и предупредил, поди, о том, чтобы княжна блюла свою честь. И милость великого князя не могла идти дальше дозволенного. Сказал, однако, Ян то, что жаждала услышать от него княжна:
— Понял я лишь одно, лебедушка. Ноне я волен смотреть на тебя без опаски. — И Ян улыбнулся.
— Но мне того мало, — заметила Анна, взяла Яна за руку и потянула. — Присядь со мной рядом к огню, любый. Твои воины спят, и нам с тобой нет помех погреться.
— Тому не быть, любавушка. Я сам себе помеха. — И Ян попытался высвободить руку, но Анна сжала ее сильнее.
Княжна поняла суть признания. Однако ее влекло к Яну с неодолимой силой. Она обняла его за шею и приникла к груди. Да тут же подняла лицо и вымолвила:
— Полно, любый, я ждала это часа всю жизнь. — И прильнула к его губам.
Ян помолился Богу, сказал себе: «А, будь что будет!» — и отозвался на страстный поцелуй княжны. И растаяли остатки опасений, он забыл обо всем, лишь страсть преобладала над другими чувствами. Ян обнял Анну и прижал ее к груди, жадно целуя в губы, в лицо, в шею. Он страстно шептал нежные слова, и сердце его разрывалось от блаженства вовсе не земного.
— Любавушка, пусть на нас идут поганцы, я никому тебя не отдам. Никто не тронет тебя и пальцем…
В кустах за шатром послышался шорох, взметнулась ночная птица выпь. Ян в тот же миг выхватил меч и метнулся во тьму. Вскоре он вернулся, улыбаясь:
— Анастас там шумнул.
Костерок у их ног уже догорел, лишь малиновые угольки рдели. Где-то на пастбище тихо ржали кони, иногда перекликались дозорные, и больше ничто не нарушало покоя становища. Анна взяла Яна за руку и увлекла в шатер. Он не сопротивлялся. Влюбленные знали, что идут навстречу извечному побуждению любящих сердец, к познанию друг друга. Они понимали, что сулит им будущее, но их ничто не могло остановить. Они готовы были сгореть в пламени любви и нежности, но не могли отступиться от извечно священного шага. И все-таки воевода был осторожнее княжны. Он ни к чему не побуждал Анну, а был в ее власти. Ее желания, как повеления, не вызывали у него возражений, он исполнял их послушно. Его смущало лишь то, что Анна была в одежде воина. Как притронуться к ее кафтану, снять его? Анна поняла состояние Яна, сама все сбросила с себя и принялась раздевать его. Он же дрожащими руками гладил ее по спине, касался талии. Все это он делал впервые, потому как не знал женской близости. Его сознание мутилось от блаженства. Когда же была сброшена последняя одежка, Ян поднял Анну на руки, приник к ее грудям да так и замер, не соображая, что делать дальше.
В это время к шатру подошли Настена и Анастас. Молча, шорохом не нарушив тишины, они опустились близ погасшего костра. Анастас накинул на плечи Настене и себе конскую попону, они прижались друг к другу и замерли. У них все было проще. Их не разделяла пропасть сословий, а чувства их были такими же сильными и острыми, как у Анны с Яном. Потому их сближение было простым, они познали блаженство близости как милость от Бога. Нежась на траве после содеянного, Анастас обыденно сказал:
— Отныне ты, лапушка, моя семеюшка. Ведь я же взял тебя силой.
— Вот уж неправда. Я не признаю насилия, — подзадорила Анастаса Настена. — Да и зачем тебе было брать меня силой?
— А как же? Ведь должен был я завоевать первый поцелуй — и завоевал, — настаивал Анастас. — Да и силу немалую приложил.
— Коль силу, так и владей, а я покорна твоей воле, — ответила Настена, как принято.
Теперь, сидя у погасшего костра, Настена думала не о своей судьбе. Она ведала, что за таинство вершилось под сводом шатра. И ей, товарке княжны, надо было подумать, чтобы любовная утеха Анны и Яна не обернулась для них бедой. Ни Анне, ни Яну прелюбодеич был не нужен. Да и тут Настена осталась спокойна, потому как знала, что надо делать. Степь велика, в ней много трав и кореньев по берегам рек и в суходолах. А найти бузину совсем нетрудно, у каждого селения заросли есть. Она все очищает, к чему ни прикоснутся ее листья и растертые ягоды. А в суходолах можно найти брионию с ветвями, подобными лозе. «Стоит лишь сделать отвар из нее, как очищение матки свершится, плод пресекая, еще не сложившийся в чреве», — вспомнила Настена прочитанное о силе трав.
