Путь к свободе - Иван Митрофанович Овчаренко
В обеденное время произошло краткое совещание, на котором было решено дело замять.
Когда все уже собрались ехать в ресторан — запивать обиду, в штаб прибыл генерал Михайлов. Тяжело ворочая пышными седыми бровями, он, взволнованный, подошел к Губатову:
— Алексей Кириллович, получены тревожные известия! Почитайте.
Губатов взял радиотелеграммы и, хмурясь, прочел вслух:
— «Начальнику гарнизона города Керчи. Весьма секретно. На французских эсминцах начинается мятеж. Матросы требуют прекращения арестов и расстрелов в городе, очистки улиц от трупов с передачей их для похорон родственникам. Исполнению своих требований дают срок — восемь часов вечера. Командиры миноносцев пытаются ликвидировать волнения, но на миноносцах развернута агитация большевиков. Секретно-информационное бюро контрразведки. Штабс-капитан Вырубов».
— Они могут снова поднять восстание в городе, — сказал кто-то из офицеров.
Генерал Губатов приказал повсюду усилить посты и патрули, особенно на рабочих окраинах, а на всех улицах срочно начать уборку трупов. Написал слезную докладную записку командиру английского крейсера, где информировал его о настроении в городе, просил произвести нажим на французское командование для отзыва миноносцев в Севастополь. Затем Губатов распорядился подать обед к себе в кабинет и срочно вызвать председателя бюро профессиональных союзов города Войданова.
Ко второму блюду, когда Губатов обсасывал куриные косточки, в кабинет вошли Войданов и Пряников. Генерал Губатов пригласил их сесть.
— Приятного аппетита, ваше превосходительство, — сказал Пряников. — После боевых трудов, наверно, превосходно кушается?
— Э, — поморщился Губатов, — у меня застарелый катар. — Он вытер жирные пальцы о салфетку. — Господа, могу предложить вам закусить со мной походным порядком. Как на бивуаке. Вот мадера, наливайте.
— Ваше превосходительство, — торжественно произнес Войданов, — я выпью за драгоценное здоровье освободителя и отца города Керчи генерала Губатова.
Губатов улыбнулся.
Через час делегация меньшевистских профсоюзов передала французским морякам обращение:
«Профессиональные союзы города, наши рабочие и городская беднота заверяют своих братьев матросов Франции в том, что мы, организованные рабочие города, ничего общего с большевиками-бандитами, засевшими в каменоломнях, не имеем, не имели и не будем иметь.
Председатель бюро профсоюзов Войданов.
Заместитель Пряников».
…С уборкой трупов спешили, переговоры велись безостановочно. К вечеру командующий английской эскадрой добился того, чтобы французские миноносцы были отозваны в Севастополь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Светало. Небо постепенно очищалось от туч. В Аджимушкае — гомон, лязг, ржание, фырканье лошадей. У заходов каменоломен отчетливо видны группирующиеся белые отряды. Это отборный офицерско-добровольческий полк из корпуса генерала Барбовича.
Губатов накануне отдал приказ отпустить всем рядовым и офицерам по хорошей порции водки, отправить весь полк под землю и решительным напором раздавить партизан.
Ранним утром из городской крепости к Аджимушкаю была переброшена рота английской морской пехоты.
Англичане редкой цепью залегли на далеком расстоянии от каменоломен. Все отряды белых были сняты с позиций и стянуты к заходам.
Солнце всходило из-за моря, его лучи пронизывали небо, точно острые раскаленные пики. Было сыро и свежо после ночного ливня.
На высоком Царском кургане маячила группа людей. Это были сам генерал Губатов, командир офицерского полка генерал Михайлов, много штабных и английских офицеров.
Они в бинокли осматривали окружающее: спокойно голубеющий простор, рассыпанные в степи деревушки, ровное море, протянувшееся в бесконечную даль.
У темных разрушенных входов в каменоломни щетинился лес штыков и пик.
Подошли к месту, где взрывом разрушило камни и трещины земли путались, как жилы.
Солдаты хмуро молчали, были бледны, словно не выспались.
Генерал Губатов с трудом выпрямился и хрипло сказал Михайлову:
— С богом!
Михайлов положил руку к козырьку. Потом он отдал команду офицерам погружать отряды в подземелье.
Отряды двинулись. Солдаты зажигали фонари, лампы, факелы.
Несмотря на то, что все были пьяны и хорошо знали, что там, в каменоломнях, мало осталось людей и больные, бессильные партизаны не смогут дать настоящего боя, каждый из белогвардейцев все же понимал, что партизан, засевший в темноте за выступом галереи, зря ни одного патрона не истратит, нападающие с фонарями послужат прекрасной мишенью и даже не смогут узнать, откуда стреляет засевший. Поэтому как ни агитировали, как ни поили вином, ни кропили святой водой, растерянность и страх господствовали в рядах белых.
Полк построили в узкие, гибкие колонны. Впереди каждого взвода несли факелы. Офицеры закричали:
— Марш, марш! Прямо, вперед!
Каменные пасти заходов глотали длинную серую колонну. Англичане щелкали фотоаппаратами. Генералы Губатов, Михайлов и английские офицеры стояли на груде камней у главного захода каменоломен и смотрели вниз, вслед исчезавшему в глубине отборному полку.
2
А внизу, в узкой, заваленной глыбами галерее, партизаны рубили, рвали, скребли — кто руками, кто ломом, кто лопаткой — мелкий известняк и камни. Под самым потолком, в огромной выдолбленной дыре, у подвешенного фонаря, лежал на боку Ковров с лицом, завязанным грязной тряпкой. Он долбил штыком мягкий, сырой известняк.
Люди в тяжелых муках прорезали окно к свету, к воле. Отломленные куски сбрасывали вниз, где вереницей стояли калеки партизаны, хватали отработанный камень и передавали в стороны без шума, с большой осторожностью, чтобы не услыхали наверху и не обнаружили места прорытия хода…
Все находившиеся в каменоломнях знали, что роется выход, и все терпели и боль от ран, и страх, и голод, и жажду. Терпели, ждали, надеялись…
Из мрака боковой галереи внезапно вынырнули с фонарем трое партизан. Один из них крикнул:
— Товарищ Ковров, скорей сюда!
Все повернулись к пришедшим.
Ковров сполз по известняку, встал, смахивая с лица пыль и пот.
Партизан, задыхаясь от бега, сказал:
— Товарищ Пастернаев передает тебе, чтобы скорей шел к штабу… Белые лезут. Спускаются вниз. Видимо-невидимо!
Когда взволнованный Ковров прибежал к штабу, там уже стояли наготове шестьдесят восемь партизан. Пастернаев ходил вдоль строя. На его желтом, опухшем лице тревожно дрожали тени, падающие от коптилок. Несколько человек раздавали гранаты — на эти гранаты была вся надежда. Их отобрали в боях у белых и скопили около двухсот штук. Патронов было мало.
В строй стали пятнадцать партизан, прибывших с Ковровым. Всего собралось восемьдесят три бойца.
Командиры наказывали:
— Товарищи, смотрите, не отобьем — раздавят. Смерть для всех. Если силой не возьмем, может — паникой, испугом…
Партизаны молча смотрели на Коврова и на Пастернаева, во всем доверяя своим командирам.
Кругом потушили огни. Оставили несколько человек — предупредить жителей,
