Колин Маккалоу - Женщины Цезаря
— Ты не говоришь мне ничего такого, чего я уже не знаю, Марк. Я не собираюсь обращаться в Сенат за помощью. Я сам найду средства.
— Из своих кампаний? Очень рискованно!
Ответ Цезаря прозвучал странно.
— Ты все еще намерен аннексировать Египет? — спросил он. — Мне интересно знать.
Красc очень удивился перемене темы разговора.
— Я бы очень этого хотел, но не могу. Boni умрут, но не разрешат.
— Хорошо! Тогда у меня будут деньги, — сказал Цезарь, улыбаясь.
— Я заинтригован.
— Все станет ясно в свое время.
Когда на следующее утро Цезарь пришел в дом Силана, чтобы увидеться с Брутом, он застал там только Сервилию. Он сразу заметил, что она смотрит на него сердито лишь потому, что этого требует ситуация, а не потому, что ее чувства ранены. На ее шее висела массивная золотая цепь, на которой покачивалась золотая сетка с огромной жемчужиной цвета розовой клубники. Платье ее было чуть бледнее, но такого же оттенка.
— Где Брут? — спросил Цезарь, поцеловав ее.
— Недалеко, у своего дяди Катона, — ответила Сервилия. — Ну и услугу ты мне оказал, Цезарь!
— Юлия уже давно чувствовала к нему симпатию, — сказал Цезарь, усаживаясь. — Твоя жемчужина выглядит великолепно.
— Мне завидуют все женщины Рима. А как Юлия? — ласково спросила она.
— Я не видел ее, но, если судить по Помпею, она очень довольна. Считай, тебе и Бруту повезло, что помолвка была разорвана, Сервилия. Моя дочь нашла свою любовь, а это значит, что ее брак с Брутом долго бы не продлился.
— Так сказала и Аврелия. О, я бы убила тебя, Цезарь, но Юлия всегда была его идеей, не моей. После того как мы с тобой стали любовниками, я считала их помолвку средством удержать тебя. Но это было очень неудобно, раз все узнали о нас. И инцест — это не для меня. — Сервилия скорчила гримасу. — Инцест принижает.
— Что ни делается, все к лучшему.
— Банальности тебе не идут, Цезарь.
— Они никому не идут.
— Что заставило тебя прийти к нам так скоро? Благоразумный человек держался бы некоторое время в стороне.
— Я забыл передать послание от Помпея, — ответил Цезарь, и глаза его озорно блеснули.
— Какое послание?
— Если Брут захочет, Помпей будет счастлив отдать за него свою дочь взамен моей. Он говорил это совершенно искренне.
Сервилия вскинулась, как египетская гадюка.
— «Искренне»! — прошипела она. — «Искренне»? Можешь сказать ему, что Брут скорее вскроет себе вены! Мой сын женится на дочери человека, который казнил его отца?
— Я передам ему твой ответ, но немного тактичнее, поскольку он — мой зять.
Цезарь протянул к ней руку. По выражению его глаз Сервилия поняла, что он не прочь развлечься. Она поднялась.
— Большая влажность для этого времени года, — сказала она.
— Ты права. Надо меньше надевать на себя. Это поможет.
— По крайней мере, Брута сейчас нет и весь дом в нашем распоряжении, — сообщила Сервилия, ложась с ним в постель, которую не делила с Силаном.
— Твой цветок самый восхитительный, — лениво заметил Цезарь.
— Да? Я не замечала. Кроме того, нужен эталон для сравнения. Хотя я польщена. В свое время ты достаточно нанюхался в спальнях Рима.
— Да, я собрал много букетов, — серьезно ответил он, работая пальцами. — Но твой — лучший, не говоря уже о том, что он самый ароматный. Такой темный, почти тирского пурпура, с такой же способностью меняться с изменением освещения. А твой черный мех… такой мягкий. По-человечески ты мне не нравишься, но я обожаю твой запах.
Сервилия шире раздвинула ноги и наклонила к себе голову любовника.
— Тогда наслаждайся им, Цезарь, наслаждайся им! — крикнула она. — Ecastor! Ты замечательный!
* * *Птолемей XI Теос Филопатор Филадельф по прозвищу Авлет (Флейтист) взошел на престол Египта в пору диктаторства Суллы, вскоре после того как разгневанные граждане Александрии разорвали на куски предыдущего царя, пробывшего на троне всего девятнадцать дней. Так они отомстили ему за то, что он убил их любимую царицу, свою жену.
Со смертью этого царя, Птолемея Александра II оборвалась законная линия Птолемеев, осложненная одним обстоятельством: несколько лет Сулла держал Птолемея Александра II в Риме заложником, принудив того в своем завещании оставить Египет Риму в том случае, если он умрет, не оставив наследников. Это завещание выглядело чистейшей насмешкой, поскольку Сулла очень хорошо знал, что Птолемей Александр II гомосексуалист и у него никогда не будет детей. И следовательно, после его смерти Рим наследует Египет, богатейшую страну в мире.
Но тирания Суллы не действовала на больших расстояниях. Когда Птолемея Александра II казнили на агоре в Александрии, египетская дворцовая клика очень хорошо знала: много воды утечет, прежде чем весть о его смерти дойдет до Рима и Суллы. Дворцовая клика также знала о двух возможных наследниках трона, живших к Александрии намного ближе, чем к Риму. Это были два незаконных сына старого царя, Птолемея Латира. Сначала они воспитывались в Сирии, а потом их послали на остров Кос, где они попали в руки понтийского царя Митридата. Тот тайком перевез их в Понт и со временем женил на двух из своих многочисленных дочерей: Авлета — на Клеопатре Трифене, а младшего Птолемея — на Митридатиде Ниссе. В свое время Птолемей Александр II убежал от Митридата к Сулле, но двое незаконных Птолемеев предпочли Понт Риму и остались при дворе Митридата. Когда царь Тигран завоевал Сирию, Митридат отправил обоих молодых людей вместе с женами на юг, в Сирию, к дяде Тиграну. Он также известил дворцовую клику в Александрии о том, где находятся последние Птолемеи.
Сразу же после смерти Птолемея Александра II о случившемся сообщили царю Тиграну в Антиохию, который с удовольствием привез в Александрию обоих Птолемеев. Там старший, Авлет, сделался царем Египта, а младший (с этого времени известный как Птолемей Кипрский) отбыл регентом на остров Кипр — владение Египта. Поскольку обе царицы, и египетская и кипрская, были собственными дочерьми Митридата, стареющий царь Понта мог поздравить себя, что в конце концов Египтом будут править его потомки.
Прозвище «Авлет» означает «флейтист» или «дудочник», однако Птолемей Авлет получил это прозвище вовсе не благодаря своей исключительной музыкальности. У него был очень высокий голос, звучавший пронзительно и тонко, как флейта. Но к счастью, Авлет не был так женоподобен, как его младший брат, бездетный Птолемей Кипрский. Авлет и Клеопатра Трифена надеялись дать Египту наследников. Но не-египетское, нерелигиозное воспитание сделало свое плачевное дело: Авлет не обладал подлинным уважением к египетскому жречеству, которое управляло религией этого странного государства — полоски не более двух-трех миль шириной, протянувшейся вдоль реки Нил, от Дельты до Первых порогов и далее, до границы с Нубией. Недостаточно просто быть царем Египта; правитель Египта должен являться также фараоном, живым божеством, что невозможно без согласия египетских жрецов. Не понимая этого, Авлет не делал никаких попыток снискать их доверие. Если они играют в жизни Египта столь важную роль, то почему живут не в столице, не в Александрии, а в Мемфисе? Авлет никогда не мог понять, что для коренных египтян основанная эллинами Александрия была чуждым городом, никак не связанным с их страной, которую они называли «Кеми», — ни кровным родством, ни общей историей.
Чрезвычайно раздражал тот факт, что все богатство фараона находилось в Мемфисе, в руках жрецов! Да, будучи царем Египта, Авлет — теоретически — владел огромным общественным фондом. Но запустить пальцы в огромные лари с драгоценностями, возводить пилоны из золотых кирпичей, кататься с настоящих серебряных гор — словом, наслаждаться гигантскими богатствами Египта царь мог только в ипостаси фараона, живого божества.
Царица Клеопатра Трифена, дочь Митридата, была намного умнее своего мужа. Многочисленные внутриродственные браки в семье Птолемеев — сестры с братом, дяди с племянницей — ослабили интеллектуальные способности Авлета. Зная, что они не могут себе позволить иметь детей, пока Авлета не сделают царем Египта, Клеопатра Трифена стала обхаживать жрецов. В результате через четыре года после того, как они прибыли в Александрию, Птолемей Авлет был официально коронован. К сожалению, только как царь, но не как фараон. Поэтому церемонии были совершены в Александрии, а не в Мемфисе. За этим последовало рождение первого ребенка, дочери по имени Береника.
Затем — в том же году, когда умерла старая царица евреев Александра, — родилась еще одна дочь. Назвали ее Клеопатрой. Год ее рождения был зловещим, ибо это было начало конца Митридата и Тиграна, обессиленных после кампаний Лукулла. Рим снова зажегся желанием сделать Египет провинцией своей разросшейся империи. Экс-консул Марк Красc подкрадывался к Египту. Когда маленькой Клеопатре исполнилось четыре года, а Красc стал цензором, он пытался обеспечить в Сенате аннексию Египта. Птолемей Авлет трясся от страха и платил огромные суммы римским сенаторам, чтобы быть уверенным, что предложение не пройдет. Взятки принесли успех. Угроза Рима ослабла.