Евгений Анташкевич - Харбин
«Надо керосин!»
В кладовой под лестницей оказалась стеклянная четверть, полная керосина, он поднял её в кабинет, положил Юшкова головой в камин и пошёл в сервировочную.
«Ну вот, всё и готово!»
На столе стояла посуда с нарезанным Юшковым мясом, хлебом и накрытые влажным полотенцем овощи. Михаил Капитонович поднял опрокинутый Юшковым, когда тот падал и цеплялся за стол, стакан и посмотрел на свет бутылку, та была пуста, он взял другую, обил сургуч, выбил пробку и налил. Алкоголь, от которого его организм за семь лет отвык, обжёг горло и провалился в желудок. Сорокин отломил лист капусты, взял ломоть хлеба и кусок мяса и стал жевать.
«Юшкову туда и дорога! Один чёрт, если бы я сдал его Советам, он бы – ведь он у Йёси не в чести – ни хрена бы для меня не сделал! Он предал один раз, предал бы и в другой! Он бы поделился со мной «нажитком»? Ну-ну! Это ещё неизвестно! А известно, что надо, как он и сказал, отсюда «тикать»! А что? Машина есть, фацай – честный, Доре я тоже оставил, а взял только «интерес», так что я тут больше никому ничего не должен!»
Сорокин встал и пошёл в кабинет, на полпути он вернулся и налил себе ещё: от выпитого на душе было уже не просто спокойно, а даже радостно.
Юшков лежал на спине головой в камин, Сорокин перевернул его лицом вниз и подумал, что это мерзкое дело нельзя делать на трезвую голову, и вернулся в сервировочную. Водка провалилась в желудок и горло уже не обожгла. «Чистый нектар! Ничто так не старит офицера!..» – вспомнил он и вернулся в каминный кабинет.
Керосин из бутыли вылился на голову Юшкова, загорелся синими языками, и волосы вспыхнули.
«Нет, на это так смотреть нельзя!»
Он снова сходил в сервировочную и выпил ещё.
«Как противно воняет керосином! Нет чтобы дров было заготовлено!»
По коридору плыл тошнотворный запах керосина и горящей плоти. Сорокин достал носовой платок и зажал нос. Он мог туда больше не ходить, но надо было убедиться, что керосин не плеснулся на пол и ковёр и не будет пожара.
«Чёрт, как всё это противно!» Он снова вернулся в сервировочную и прихватил графин с водой.
«Залить!»
Когда он шёл в кабинет, его ноги переступали мягко и плавно, а стены чуть пошатывались.
«Конечно, сколько я не пил!»
Он снова вернулся и выпил ещё.
«Сейчас! Надо убедиться, залить водой и где-то пару часов поспать!»
На ходу ему пришла в голову мысль, что спать в одном доме с трупом – дело нехорошее.
«А плевать! Что я, мёртвых не видал? Ещё водки, и мне будет все равно, а утром меня тут уже не будет!»
Он перевернул Юшкова на спину, его чёрного лица было не узнать.
«Вот и всё!» – подумал Михаил Капитонович, полил водой, закрыл форточку, плотно прикрыл дверь и сошёл вниз.
Пружины старого матраца в одной из наугад открытых им комнат впились в бок.
«Чёрт возьми, – подумал он, – а вроде приличное заведение! – Он повернулся на другой бок. – Надо было бы спать в кабинете, но там Юшков! Где же переночевать? Или перейти в комнату Доры, у неё-то наверняка кровать приличная! И дверь плотно закрывается!» Сколько раз и по каким только кабинетам не путешествовал Михаил Капитонович здесь раньше, он никогда не чувствовал пружины в боку, а до того ли было!
В спальне Доры всё было по-другому. Он выпил ещё, разделся, лёг и моментально уснул.
Миша лежал в кроватке, прабабушка сидела рядом, у неё над головой маленьким огоньком светилась лампадка под образом Георгия Победоносца.
– …и поднялся Ермак Тимофеевич на крутой берег Иртыша, и вышел против хана Кучума…
Миша слушал прабабушку, глядел на неё и не мог оторвать взгляда. Прабабушка замолчала и глянула в глаза Мише.
Михаил Капитонович вздрогнул, очнулся и поднялся на локте. Он тёр глаза, их слепил обжигающе яркий, красный, горячий свет, который, отражённый в зеркале, лился по спальне. Прислонившись бедром к будуарному столику, стоял и смотрел на него Юшков. Сорокин хотел встать, но не мог, у него были свинцовые ноги и пудовые руки, он не мог пошевелиться. У Юшкова горели волосы, его голова отделилась от тела и светящимся черепом поплыла по комнате, все ближе и ближе к Сорокину. Михаил Капитонович поднял руки и закрылся.
16 августа, четверг
– Ну что, Александр, ваши поиски к чему-нибудь привели?
Енисей сидел с отсутствующим взглядом, он услышал вопрос Степана, вздрогнул и посмотрел на него.
– Что-то удалось? – повторил вопрос Степан.
Сашик отрицательно помотал головой.
– А в Дайрен пытались дозвониться?
– Отец не оставил названия гостиницы, я не знаю, куда звонить… – И вдруг подумал: «Если они уже уехали куда-нибудь в Шанхай!»
– Тогда давайте так, когда здесь всё устаканится, я попробую попросить у командования разрешение для вас туда съездить, а пока расставьте людей, назначим старших, познакомьте их с моими, вы их знаете…
Сашик молча кивнул.
– …пока можете продолжить поиски здесь, в Харбине! Иван! – громко крикнул Степан. – И давайте договариваться с китайцами. Согласны?
Сашик снова кивнул.
– Иван, – сказал он вошедшему Савватееву, – скажи переводчику, что мы готовы.
Через час в комнату, где сидели Степан и Енисей, вошли Лао Чжан, его брат и переводчик.
Степан встал:
– Вот так, товарищи! Докладываю! Вчера, 15 августа, японский император объявил приказ о капитуляции. Японцы…
– Плавают по городу, как дохлые рыбы, – вставил Ванятка.
Степан посмотрел на него, Лао Чжан с Толстым Чжаном тоже посмотрели на Ванятку, улыбнулись и разом сказали:
– Шанго!
– Наши войска на востоке… – Степан подошёл к карте, – штурмом взяли Муданьцзян, это четыреста километров от Харбина, через двое-трое суток они будут здесь…
Лао Чжан и Толстый Чжан закивали.
– Поэтому предлагаю объединить силы и под видом местных жителей организовать охрану и наблюдение за миссией, жандармери ей, полицейскими управлениями в городских районах, железнодорожным мостом на правом и левом берегу, интендантскими складами, виадуком, дорогой на Пинфань. Лао Чжан, присоедините своих людей к группе охраны интендантских складов, если понадобится – берите оружие…
Когда китайцы и Енисей ушли, Степан с Матеей и Ваняткой поехали к особняку на Гиринской.
– Неужели за шесть дней там не было никаких шевелений?
– Да, Фёдорыч, так и было, мы у окна сидели по очереди, день и ночь, без перерыва! Ничего!
Они подъехали к ограде, и Степан толкнул калитку. Она была заперта.
– Давай! – сказал он Матее.
– Лучше я! – предложил Ванятка. Длинной загнутой проволокой он покопался в замке и открыл его.
– Ну ты мастер! – удивился Степан. – Где научился?
– Так, до войны тоже надо было как-то жить и что-то есть, – совсем по-серьёзному ответил Ванятка и пошёл по дорожке в дом. Там он точно так же открыл входную дверь: – Заходьте!
В особняке было тихо и пахло холодным табачным перегаром. Степан вошёл в гостиную. На столе лежали аккуратной стопкой машинописные листы с печатным и рукописным текстами. Он взял их и сел в кресло. Потом поднял глаза и принюхался, рядом со стопкой стояла пепельница, полная высохших, задубелых окурков.
– Иван!
В гостиную зашёл Ванятка с кухонным ножом в руке.
– Чего ты там нашёл? – Степан уже понял, что особняк пуст, а они так и не выяснили, кого они столько дней стерегли.
Ванятка взял со стопки верхний лист, перевернул его чистой стороной и положил нож.
– Что это?
– А гляньте!
Степан склонился над ножом:
– Отдёрни штору, что ли, только немного.
Ванятка отдёрнул штору, стало светлее, на лезвии ножа Степан увидел чёрный соскоб.
– Ты думаешь, это кровь? Где нашёл?
– Погреб весь измазан и лестница там тоже…
– А кровь? Точно?
Ванятка послюнявил пальцы, взял с ножа крошку соскоба и растёр его. Соскоб из чёрного превратился в тёмно-красный.
– Вот так!
Через час они вышли из особняка.
«Прошляпили, – подумал Степан. – Ох и нахлобучат меня! Надо привлечь Мироныча, уже пора!»
Мироныч вышел на солнечный свет, поднял лицо, сощурился и вздохнул полной грудью.
– Да, Фёдорыч, продержал ты меня в этой китайской каталажке, ни тебе вздохнуть, ни…
– Дышите, Сергей Мироныч, дышите, только на солнце не смотрите, а то ослепнете…
– Ты пошутил, Фёдорыч, а на что же смотреть, на китаянок, что ли? Так я их много видал, я ж здесь уже тридцать лет живу…
– Ладно, садитесь в машину! Будем ездить по городу и смотреть на китаянок, – пошутил Соловьёв.
Они сели в легковушку и выехали на Старохарбинское шоссе. На Соборной площади на малой скорости они сделали несколько кругов, по Вокзальному проспекту спустились к вокзалу, переехали через виадук, змейкой проехали по параллельным улицам Пристани и вернулись на Соборную. По всей дороге Мироныч рассказывал то, что Степану было уже известно: где что находится важного и интересного для новой власти, где управления и отделы полиции и жандармерии, где армейские казармы, где конспиративные квартиры наружного наблюдения и многое другое. Степан слушал, а Ванятка щёлкал фотоаппаратом.
