Евгений Анташкевич - Харбин
– Вот как?
– Да, это было году в двадцать втором, не помню точно…
– Ты правильно говоришь, в двадцать втором, в это время ты уже был в Сахаляне… – подтвердил Толстый Чжан.
– …он с мальчишками, наша семья жила недалеко от границы, через Уссури, пошёл собирать черемшу, и никто не вернулся, то ли тигр убил, то ли… не знаем, он пропал. А другие говорят, в Хабаровске стал… – и он перешёл на русский язык, – больсой капитана…
– Белый рис кусай… – мечтательно добавил Толстый Чжан.
Лао Чжан, услышав это, повернул к брату лицо, и у него было такое выражение, что, если бы они были моложе и рядом никого не было, Лао Чжан врезал бы ему хорошего подзатыльника, по крайней мере, – и Степан это увидел, – Толстый Чжан слегка пригнул голову.
Когда Степан всё это услышал, то внутренне возликовал: «Живы будем, верну я вам брата!»
Когда всё обсудили, Лао Чжан попросил разрешения обратиться к Степану с вопросом:
– Капитана, спроси больсой капитана, Асакуса – моя?
Степан понял.
– Моя спроси «большой капитана», только когда «большой капитана» прибудет в Харбин. А что ты с ним сделаешь, если он тебе достанется?
– Два рас убей!
Степан не ответил, нужно было сменить тему, и он спросил, удалось ли снять квартиру на Гиринской.
– Да, завтра утром можно туда зайти.
Перед тем как лечь спать, договорились, что по всем намеченным точкам до определённого сигнала, который может поступить в ближайшее время, будут стоять только дежурные смены, а пока что все находятся на базах без особых шевелений.
Асакуса распахнул полы дзюбана – тонкий шёлк нижнего кимоно холодил кожу.
Он всегда любовался, как догорающие угли долго светились мерцающим, переливающимся огнем, и помогал огню, помешивая угли кочергой. Сейчас он отложил её и смотрел, как огонь сам находит путь и гуляет по поверхности углей, и не мешал ему.
Сегодня к полудню пятницы, 10 августа, он получил шифротелеграмму из Мукдена от начальника 2-го отдела Разведывательного управления штаба Квантунской армии, который сообщил, что рядом с императором образовались две партии: одна премьера Судзуки – она была за то, чтобы принять условия Потсдамской конференции. И другая. Ею руководили военный министр Анами и начальники Генеральных штабов армии и флота Умэдзу и Тоёда. Они тоже соглашались принять условия союзников, но только в том случае, если те пообещают сохранить монархию, дадут Японии право разоружиться самой, позволят самим наказать военных преступников, откажутся от оккупации островов и не введут войска в Токио.
На татами рядом с коленями у Асакусы стояли мудрец Фукурокудзю – слева, и леший Тэнгу – справа. Глядя на них, Асакуса только сейчас увидел, что между ними как раз поместился бы его короткий меч – вакидзаси. Он взял Фукурокудзю и Тэнгу в руки.
«Кто из вас кто? Ты, Фукурокудзю, – премьер Судзуки, а ты, Тэнгу, – министр Анами или наоборот?»
Ещё в шифровке было сказано, что относительно Дяди Асакуса может принять любое самостоятельное решение.
* * *Сорокин и Юшков сыграли уже четвёртую партию.
В дверях гостиной босиком, в исподнем появился заспанный повар-охранник:
– Ну что вы, ваша милость, так надымили, продохнуть нельзя…
Юшков встал и молча подошёл к охраннику:
– Проветришь! Тоже мне «милость» нашёл, что я, барин? – и перед его носом громко захлопнул дверь.
Он вернулся к доске и сделал ход, – эту партию он выигрывал, – глянул на Сорокина и задумчиво произнёс:
– Вот! Видите? Надо снотворное-то!
– Охранник прав, если бы мы так не дымили, он бы не проснулся.
– А и надо, чтобы не проснулся. Если вы сейчас ошибётесь, я поставлю вам мат!
Сорокин смотрел на доску.
«Мат, говорите, ваша милость? Мат, значит!» Он уже видел, что какой бы ход он ни сделал – партия проиграна, поэтому, чтобы не терять лицо, этому он научился у китайцев, он положил короля.
– Ну вот, друг мой, ваше – правильное решение! – Юшков смотрел на выигранную партию и потирал руки. – Всегда бы так!
Он сходил на кухню и принёс графин с водкой, овощи и холодное мясо.
– Ну вы, как обычно, не будете… – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Юшков.
Сорокин распрямил спину, в это время зазвонил телефон, и Юшков схватил трубку.
– Алло! Слушаю вас! Передать трубку? Сейчас, да, он на месте… – Юшков обратился к Сорокину: – Это вас!
Сорокин вопросительно посмотрел на Юшкова, Юшков пальцами растянул уголки глаз и стал хромать на одну ногу.
Сорокин встал и подошёл к телефону:
– Слушаю… хорошо… понял!
– Что? Чего он хочет?
– Нам с вами придётся переехать… идите одевайтесь и собирайте вещи.
– Все?
– А у вас их много?
– Нет, но есть и зимнее и летнее…
– Зимнее не надо, там тепло.
Юшков пожал плечами и пошёл в свою спальню, самую дальнюю комнату. Сорокин зашёл в кухню, поднял ничего не понимающего охранника, ударил его одетым в кастет кулаком, открыл люк подпола и свалил тело вниз.
– Что вы там шумите? Что там у вас падает?
– Ничего, не обращайте внимания.
Вчера, когда Асакуса и Сорокин остались в кабинете вдвоём, Асакуса сказал, что не исключено, что Юшкова необходимо будет ликвидировать. Сначала Сорокин хотел возразить, мол, почему эта сомнительная честь выпадает именно ему, но почему-то – сразу он не понял почему – не стал. Потом всю ночь и сегодня весь день, пока ждал сменить капитана Коити, думал, вернее, чувствовал, что для него в этом предложении есть какая-то польза. Сейчас он понял – какая.
Только что по телефону Асакуса дал ему команду – ликвидировать.
Он закрыл дверь в кухню, чтобы Юшков не обнаружил пропажи охранника и не начал тревожиться раньше времени и осложнять дело.
Сегодня Сорокин несколько раз заходил на «кукушку» и спрашивал о Мироныче, но все с удивлением говорили, что «старик так и не объявился». Сорокин всё больше уверялся в том, что Мироныч у тех, кто наблюдал за особняком с чердака. Кто это? Хотя это был уже почти не вопрос! Юшков не нужен китайским подпольщикам, они толком, скорее всего, даже не догадываются о его роли и значимости для японской разведки. Он был нужен советской контрразведке, поэтому если кто и захватил Мироныча, так это были «ребята оттуда», а базируются они у китайцев, в этом Сорокин не сомневался. Когда в Харбин войдут советские войска и поведут Мироныча по городу как опознавателя, вот тут он, Сорокин, и предъявит им Юшкова. Конечно, можно попытаться прорваться с Юшковым на юг, как тот и просил, но что с ним там делать? Кому он там нужен? Значит, он нужен здесь! А кроме этого, – на самом деле это было главное, – на юг ещё надо прорваться.
Когда он это понял, то сделал следующее: он снял все посты вокруг особняка, перевёл их на центральные перекрестки Нового города и Пристани, убрал всех с подступов к Фуцзядяню и поставил несколько человек возле жандармерии. Кроме того, его очень интересовало, где находятся атаман Лычёв и Дора Михайловна. Как бы там что ни выходило, а их «благодарность» может оказаться нелишней. К концу дня посты донесли, что Дора Михайловна вошла в жандармерию, провела там полчаса и вышла без портфеля, с которым вошла.
* * *А Юшков ему нужен здесь, но не в особняке!
– Вы готовы? – крикнул Сорокин.
– Да, – сказал Юшков и вышел из своей комнаты с большим чемоданом.
Сорокин увидел чемодан и присвистнул. Юшков пожал плечами:
– Мы поедем далеко, могут понадобиться средства, я же старый еврей, не могу же я полагаться на ваши суточные!
Чемодан, кроме того, что был большой, судя по тому, как отвисло плечо Юшкова, был ещё и тяжёлый.
– У вас там что, золото?
– Откуда золото? Серебро! – скромно пожал другим плечом Юшков.
В полной темноте ночного, задрапированного светомаскировкой города на большой скорости Сорокин въехал в Фуцзядянь. Ничего не объясняя Юшкову, он остановился около заведения мадам Чуриковой, вышел, открыл ворота и въехал в сад. И тут он вспомнил, что из особняка не взял еду, а сидеть неизвестно сколько без еды было бы неосмотрительно: Юшков начнёт ныть, и придётся выходить, что-то покупать, короче говоря, – светиться.
– Эдгар Семёнович, я съезжу к Асакусе. По телефону он не стал давать никаких указаний, сказал только, чтобы мы пока остановились здесь, и после того, как разместимся, просил подъехать к нему, я вернусь минут через тридцать – сорок, а вы пока располагайтесь. Рекомендую освоить крайний правый номер на втором этаже!
Пока Сорокин говорил, Юшков водил носом.
– А тут пахнет весельем!
Сорокин уже привык к темноте в неосвещённом помещении, он видел, как одетый в светлое Юшков на ощупь подошёл к кадке с высоким цветком, потрогал листья, потом опустился на корточки и пощупал землю.
– Ха, сыренькая! Вы, что ли, поливаете?
– Ладно, Эдгар Семёнович…
– А курить здесь можно? Хотя, судя по запаху, можно…
– Послушайте, вы же мне сказать не даёте! На втором этаже посередине есть маленькая сервировочная, там найдёте пепельницу, мы тут сорить не будем…
