Эдвард Резерфорд - Париж
– Я должен хотя бы иногда отказывать Шарли, – объяснил Роланд жене. – А иначе совсем разбалую его.
Мари уставилась на мужа. Должно быть, это шутка. Его сын, хоть и милейший юноша, был избалован давно и безнадежно.
Но Роланд вовсе не шутил. И этот диалог напомнил Мари о принципиальной разнице, которая существует между ней и мужем.
Сначала Мари о ней не догадывалась. У Роланда было множество причуд в отношении того, что можно, а что нельзя говорить, или носить, или делать, и все они отражали его принадлежность к богатой знати. Некоторые из этих привычек Мари наблюдала и у отца как человека светского, однако у Роланда их было гораздо больше. Она находила их забавными, и муж не возражал, когда она поддразнивала его, поскольку все они подчеркивали его благородное происхождение.
Но за ними, этими безобидными особенностями поведения, лежало нечто более фундаментальное. Вот с этим Мари было труднее разобраться.
Несмотря на героическую светскую жизнь, у Шарли случались периоды дурного настроения, во время которых он становился потерянным и ранимым, словно подросток. Мари полагала, что причиной тому всего лишь природная склонность к унынию, ничего серьезного. И тем не менее, думала она, Шарли был бы счастливее, если бы ему было чем себя занять.
В первое время она поражалась тому, как мало успевал он сделать за день. Если утром приходил портной, чтобы снять мерки для нового костюма, Шарли считал такой день плодотворным. Когда Мари вспоминала, сколько всего она умудрялась сделать за рабочий день, когда управляла «Жозефиной», то находила темп жизни Шарли почти комичным. И нельзя сказать, что сын Роланда отличался особой леностью. Если, например, появлялся новый метод в ведении сельского хозяйства, который казался Шарли полезным для поместья, то внедрению этого метода он отдавал всего себя. Когда они с отцом решили разводить грибы, Шарли стал экспертом по созданию грибных грядок и всего процесса, и в результате начинание обернулось большим успехом. Но как только все наладилось и пошло своим чередом, Шарли немедленно вернулся к светской жизни.
– Наверное, все дело в том, что я из буржуа, – заметила Мари мужу как-то вечером. – Я выросла в среде, где мужчине каждый день положено идти на работу. У него должна быть профессия, фирма, занятие. Мне кажется, что иначе просто невозможно.
– Благородная традиция, по крайней мере во Франции, состоит в том, чтобы аристократы вели солдат на битвы, – ответил Роланд. – Чтобы они сражались и погибали за нашего короля и страну. А когда мы не заняты войнами, то управляем своими поместьями и следим за своим гардеробом, чтобы выглядеть элегантно. Последний пункт особенно важен.
– Большинство людей иначе смотрят на вещи.
– Мы не принадлежим к большинству.
– Как я понимаю, тебя не смущает отсутствие постоянного занятия. То есть работы.
– Напротив! Я бы стыдился, если бы имел работу.
– Ежедневный труд ниже твоего достоинства?
– Думаю, да.
– И конечно, ты считаешь, что Шарли, блистая в свете, приумножает фамильную честь. – Мари покивала сама себе. – Так вот что значит быть аристократом.
– Это верно не только в отношении аристократии, как мне кажется. То же самое можно сказать о матадоре, оперной звезде или чемпионе. Таковы люди.
– Да, верно, – признала Мари.
Она понимала, однако, что, в отличие от других классов, знать придавала большее значение своей роли. Ей припомнился один разговор за обеденным столом. У них гостил тогда аристократ, потомок Лафайета, чья семья по-прежнему хранила клинок, который подарил их великому предку сам Джордж Вашингтон.
– Лафайет нашел отличный способ сделать себе имя, – гордо заявил аристократ.
– Но ведь им двигала страсть к свободе и демократии, не так ли? – спросила Мари.
Благородный гость посмотрел на нее с сомнением.
– Это правда, со временем он пришел к выводу, что конституционная монархия по типу британской подошла бы Франции лучше всего, – ответил он. – Но в Америку он поехал не за свободой. Он поехал туда за славой.
Ну конечно, подумала Мари. Ничто не изменилось со Средних веков. Герои пускались в путь, чтобы прославиться. Война, Крестовый поход, Америка: никакой разницы.
Что же мог сделать молодой французский аристократ через десять лет после Великой войны? Стать исследователем? Возможно. У Шарли это получилось бы. Ну а пока даже самая быстрая машина не могла удовлетворить его жажду героики. Понятно, почему Шарли хотел аэроплан.
Луиза впервые увидела Шарли в 1937 году. Друзья привели его в «Приглашение к путешествию». Он стоял в холле, возвышаясь над своими двумя приятелями, которые уже бывали в заведении Луизы. Она сразу отметила, как красив этот молодой мужчина.
Троих клиентов провели в гостиную и усадили. Появилось шампанское, и Луиза отправила трех девушек составить им компанию. Сама она осталась у двери наблюдать. Незнакомец отметил про себя достоинства каждой девушки, но в нем чувствовалась некоторая отстраненность. Заинтригованная, Луиза тоже вошла и приблизилась к нему.
– Вы никогда у нас не были, месье.
– Нет, мадам. – Легкое удивление в его голосе дало ей понять, что он заметил ее превосходные манеры и произношение. – Но я много слышал о вашем заведении, и мои друзья любезно согласились привести меня сюда, чтобы я сам все увидел.
– Мадам Луиза! – воскликнул один из его спутников. – Я же не представил вам нашего друга. Это Шарли де Синь.
Она вежливо склонила голову. Если так, то перед ней не кто иной, как пасынок Мари! На ее лице, разумеется, эти мысли не отразились.
– Рада приветствовать вас, месье. Я мадам Луиза, хозяйка заведения. С нашими девушками вы прекрасно проведете время. Развлекайтесь!
С этими словами она оставила его.
Даже в особенных заведениях вроде «Приглашения к путешествию» на пороге могли появиться незнакомцы без рекомендаций, чтобы провести там час или два, но большинство мужчин, приходящих сюда, были постоянными клиентами или быстро становились ими. И перед тем как допустить нового посетителя в одну из комнат, Луиза приглашала его к себе в кабинет для личной беседы. При этом не только улаживались финансовые вопросы, но и предотвращалась возможность для девушек подцепить инфекцию.
– Наше заведение своими правилами напоминает английский клуб для джентльменов, – говорила Луиза. – Другие наши клиенты – ваши друзья. И конечно, если вы нарушите правила, то немедленно и безвозвратно лишитесь права приходить сюда.
Она подождала минут двадцать и послала за де Синем горничную с просьбой подняться наверх.
Он вошел, и она присмотрелась к нему. Ей понравилось, как он двигается. Он был строен, но крепок. Отодвигая стул, он повернулся боком к Луизе, и она смогла оценить его идеальное сложение со всех сторон.
Усевшись напротив Луизы, де Синь улыбнулся. Хорошая улыбка. Он выглядел спокойным, уверенным в себе. В его взгляде сквозила легкая ирония.
Луиза помолчала пару секунд, глядя ему в глаза.
– Вы ведь пришли сюда не ради девушек. – Это был не вопрос, а итог ее наблюдений.
– Почему вы так думаете, мадам?
– Я не имею в виду, что вы не желаете воспользоваться их услугами. Но мне кажется, что вы пришли из любопытства. Вам интересно посмотреть на наши комнаты.
– Одно не исключает другого.
– Вы не хотите, чтобы потом, когда будет писаться история, про месье Шарля де Синя говорили, будто он, живя в Париже, не видел «Приглашения к путешествию».
– Признаюсь. – Он усмехнулся.
– Что же, месье, мне лестно слышать, что мое заведение считается такой значимой достопримечательностью.
– Оно становится легендой, мадам.
Луиза склонила голову. Потом встала:
– Один момент, месье.
Она прошла мимо него к небольшому комоду, открыла ящик, закрыла и вернулась на свое место. Когда она проходила мимо Шарли, ее чуткий нос уловил легкие ароматы лимонной помады, с помощью которой он уложил волосы, начинающие редеть, и лавандового бальзама после бритья. Под этими ароматами она смогла различить естественный запах его тела, который приятно сочетался с парфюмерией.
Луиза приняла решение.
– Понимаете… – Она взглянула на него с извиняющейся улыбкой. – Дело в том, месье, что ваше появление здесь без предварительной договоренности поставило меня в затруднительное положение. Боюсь, сегодня вечером у меня нет для вас девушки. Но я хочу предложить вам кое-что в качестве компенсации. По воскресеньям мы закрыты. Таково мое правило. Если вам угодно, приходите в это воскресенье после обеда, и я покажу вам все комнаты. Тогда у вас будет возможность сказать, что вы видели нечто такое, что довелось лицезреть очень немногим.
– Вы сделаете это для меня? – Он удивленно воззрился на нее.
