Жестокий век - Исай Калистратович Калашников
– Эй, Хучар, сегодня ты не выиграешь! – Тэмуджин достал из рукавицы новую биту – большую, тяжелую бабку. – Смотри!
Взвесив на руке биту-бабку и осмотрев ее плоско стесанное (для лучшей устойчивости) брюхо, Хучар равнодушно проговорил:
– Моя лучше.
– Конь познается в беге, – сказал Джамуха, поправляя рысью шапку с блестками инея на сером меху.
– Помалкивай! – грубовато осадил его Хучар. – Ты с любой битой проиграешь.
Хучар всегда выигрывал и у Джамухи, и у Тэмуджина, потому был с ними высокомерен. За это оба его недолюбливали и страстно желали выиграть когда-нибудь все бабки, какие он успел накопить. Джамуха на всякие выдумки ловок, но, может быть, обойдется и без его хитростей. Если бита получилась такой же, как у Хучара, не надо ничего придумывать, можно выиграть и так.
– Ну, начали? – Тэмуджину не терпелось испробовать биту, и он поставил бабки в круг, вычерченный ножом на льду.
Первым бил Джамуха. Он долго целился, щуря глаза с длинными, загнутыми вверх, как у девушки, ресницами. Бросок получился слишком слабым. Бита, прискакивая, шла по льду, на глазах теряя скорость, в круг она еле вползла. Джамуха, неловко улыбаясь, полез за пазуху доставать проигранную бабку.
Настала очередь Тэмуджина. Он сбросил овчинные рукавички, потер руки, прошептал: «Мать-земля, вечное небо, помогите мне!» Бита заскользила по льду и кувырком ушла в сторону. Тэмуджин, не скрывая досады, зло пнул биту носком гутула.
Хучар кинул свою биту, почти не целясь. Большую часть расстояния она пролетела по воздуху, плавно опустилась на лед и, быстро вращаясь, врезалась в ряды бабок. Сухо щелкая, они разлетелись, три штуки оказались за чертой – выигрыш Хучара. Ну что за бита, что за рука у этого Хучара!
Пока Хучар собирал выигрыш, Джамуха вынул нож, присел над его битой, одним ударом отвалил от брюха бабки клин кости, подмигнул Тэмуджину. Так вот, значит, что он придумал. Ну и ловок, ну и хитер!
– Там была трещина, – прошептал Джамуха. – Я давно приметил.
Хучар ни о чем не догадался. Бросил биту так же, как и в первый раз, но она пошла кувырком. Но и после этого он ничего не понял. Только после третьего промаха заметил, что бита не в порядке.
– Почему она сломалась? – недоумевал он.
– Лед крепкий, как железо, – охотно пояснил Джамуха. – А бита старая, и кость у нее слабая, как дерево осины.
– Без тебя знаю, что старая. Этой битой еще мой дед играл. Пойдемте домой.
– Вот хитрый какой! – возмутился Джамуха. – Раз начали, надо играть!
Тэмуджину было неловко оттого, что они обманывают брата. Хотел было заступиться за Хучара, но вспомнил, как тот уходил отсюда с пазухой, вздувшейся от выигранных бабок, гордый и недоступный. Ни разу у него не хватило ума по-братски поделиться выигрышем.
– Ну уж нет, Хучар, ты будешь играть! – поддержал Тэмуджин Джамуху.
– Не распоряжайся! – отмахнулся Хучар. – У кого хочешь спроси: бита сломалась – игра пропала.
– Чего спрашивать? Своей головы нет? – Но тут Тэмуджин увидел Кокэчу, сына Мунлика. Этот парень все рассудит как надо. – Если уж так хочешь, давай спросим. Эй, Кокэчу! Иди сюда!
Кокэчу шел из-за реки, нес на плече пучок тальниковых прутьев. Он повернул к ним без особой охоты, спросил у Тэмуджина:
– Чего надо?
– Нам надо разобраться… – начал было Тэмуджин.
Его перебил Хучар:
– Нашли у кого спрашивать! Он же сроду не играл!
– Зато он скоро будет шаманом. Он уже умеет говорить с духами. Правда, Кокэчу?
Кокэчу спокойно кивнул головой. У него было узкое лицо с острым носом, над верхней губой чуть заметно темнели усики; со всеми и всегда он держался ровно, говорил с мягкой, вроде бы застенчивой улыбкой, но при этом мог сказать в глаза человеку такие слова, произнести которые не всякий решился бы и в сильном гневе; с мягкой улыбкой не вязался и пристальный, изучающий взгляд угольно-черных глаз, всегда устремленных прямо на собеседника.
– Так что вы не поделили, нойончики?
Хучара такое обращение обидело.
– Мы будем нойонами! А вот из тебя шаман получится или нет, еще неизвестно. И ты не смеешь так говорить!
– Кто кем будет, ведомо лишь Небу. – Кокэчу улыбнулся. – Только пустоголовый жеребенок может заранее воображать себя быстрым скакуном. А вдруг из него получится самая захудалая кляча? Может так быть, Хучар?
– Не может! – боднул упрямо головой Хучар. – Язык у тебя длинный.
– А у тебя ум короткий. Выходит, оба мы с пороком. Мало ты знаешь, еще меньше понимаешь, Хучар, а раздуваешься, как жаба в ненастье.
– Я знаю все, что мне надо! – кипел Хучар. – Иди отсюда.
– Почему бурундук полосатый, знаешь?
– Иди, иди отсюда.
– Не знаешь? Ну а ты, Джамуха? И ты не знаешь, Тэмуджин? Ты знаешь. Расскажи.
Тэмуджин и в самом деле знал. Дед Кокэчу, Чарха-Эбуген, давно-давно, еще когда был жив отец, рассказывал, как дружили маленький бурундук и большой медведь. Бурундук всегда угощал чем-нибудь медведя. Однажды он насобирал много кедровых орехов. Медведь наелся досыта и, довольный, захотел поблагодарить своего друга, приласкать его. Провел лапой по спине. Бурундук остался жив, но с тех пор шкура у него полосатая. Кокэчу не мог знать, что он слышал эту сказку. Как же он догадался?
– Рассказывай, Тэмуджин, – поторопил Кокэчу.
– Откуда ты взял, что я знаю?
– Орел, парящий в небе, видит больше, чем жук, ползающий в траве, – с веселым смешком сказал Кокэчу. – Так что́ вы не поделили?
Джамуха торопливо рассказал о споре. Кокэчу взял у Хучара биту, внимательно осмотрел скол кости, поцарапал ее ногтем.
– Не хочешь играть? – спросил Хучара.
Разозленный Хучар, как видно, решил во всем идти против Кокэчу.
– Я буду играть! А тебе здесь делать нечего.
– Глупую корову сосут чужие телята – кто в этом виноват? Сама корова, Хучар! – Кокэчу закинул на плечо пучок прутьев, пошел, скользя подошвами гутул по гладкому льду.
– Нахальный и бесстыдный! – сказал Хучар. – Надо было его поколотить.
– Шаманов бить нельзя, – заметил Джамуха. – Его побьешь, а он на тебя напустит злых духов. Ты, Хучар, зря спорил. Ты так метко бьешь, что не только битой, простым камнем нас обыграешь.
– Это верно, – не стал скромничать Хучар. – Давайте…
Они его, конечно, обыграли. Правда, с большим трудом. Хучар под конец приспособился и к искалеченной бите.
Домой возвращались поздно вечером. С заходом солнца мороз усилился, он больно покусывал нос и щеки. Потрескивал, лопаясь, лед, звучно хрустел под ногами сухой снег, на бледном небе висели холодные колючки звезд. Проигравший Хучар мрачно шагал впереди, он повернул к своей юрте, забыв даже распрощаться. Тэмуджин и Джамуха понимающе глянули друг на друга, рассмеялись.
Ночевали они у Тэмуджина. Мать поставила перед ними корытце с большими кусками мяса. От него валил пар. В юрте жарко пылал очаг. От вкусной еды, от тепла, от удачной игры Тэмуджина распирала радость. Обгрызая кость, он искоса поглядывал на Джамуху, посмеивался:
– Ну и хитрый ты!
Джамуха тоже смеялся, на полных щеках играли две ямочки.
– Иначе с ним ничего не сделаешь.
– Простым камнем обыграешь… Ловко! А он, дурак, обрадовался. Ты молодец, Джамуха! Если мы с тобой всегда будем дружить, нас никто ни в чем не осилит. Слышал про моего отца? Когда он побратался с ханом кэрэитов, ни один враг не мог их победить.
– Хан кэрэитов – анда твоего отца? – спросил Джамуха.
– Да. Они обменялись поясами и поклялись, что если у них будет и один конь – на двоих, одно одеяло – на двоих. Вот какая это была клятва!
– А нам можно стать андами?
– Когда вырастем большими, мы станем андами.
– Нет, а сейчас? Можно же и сейчас, Тэмуджин.
– Надо бы спросить у стариков. – Тэмуджин задумался. – Можно
