Клеймо дьявола - Вольф Серно
Не попрощавшись, Лапидиус покинул здание вахты и отправился на кладбище.
Когда чуть погодя он оказался там, пришлось вначале как следует оглядеться. Прошло немало времени, прежде чем он нашел жалкий клочок земли для погребения бедняков. Свежий холм и равномерно взлетающая из земли лопата указали Лапидиусу, где работал могильщик. Он подошел к могиле:
— Привет тебе, добрый человек. Как тебя зовут?
Из могилы глянул вверх сморщенный человечек с головой черепахи.
— Кротт, господин.
— Хорошо, Кротт, я хотел бы узнать, где нашла последний приют мертвая с площади.
— Мертвая с площади? Дак она надысь в часовне была.
Лапидиус проследил взглядом за лапищей Кротта, указующей на каменную церквушку за рядом елей.
— Спасибо. Я бы хотел осмотреть труп.
— Не-е, господин, это не гоже.
— Почему? — Лапидиус, который уже двинулся в путь, остановился.
— То бишь непошто. Медикус уж сделал.
— Ах, вон оно что, — Лапидиус вытащил монетку и бросил ее Кротту в могилу. — И все-таки я бы осмотрел тело еще раз.
— О-о, спасибочки, господин. Будь по-вашему, господин. — Могильщик привычным жестом попробовал монету на зуб, прежде чем спрятать ее. Лапидиусу бросилось в глаза, что во рту у него и осталось-то чуть ли не два гнилых зуба.
— И совсем не обязательно рассказывать каждому, что я намерен сделать, правда, Кротт?
— Ясно дело, господин, — могильщик понимающе ухмыльнулся.
Всего в несколько широких шагов Лапидиус добрался до часовни. Навстречу ему пахнуло холодом и сыростью. К ним примешивались запахи ладана и плесени. Тело лежало на каменной плите, укрытое простым полотнищем. Позади находился небольшой алтарь, на котором виднелись латунная кропильница и две свечи. Справа и слева от Лапидиуса стояли ветхие трухлявые скамьи. Какой-то добрый человек, наверное, Кротт, положил на грудь умершей букетик подснежников.
Лапидиус с содроганием приступил к тому, что собирался сделать, но это было необходимо. Он отложил цветки в сторону, отвернул с лица полотнище — и оцепенел.
Прямо перед его глазами зияли кровавыми дырами пищевод, трахея и множественные кровеносные сосуды — они торчали из открытой раны как обрезанные трубки. Голова была отрезана почти полностью и торчала под неестественным углом к плечам, будто какой-то анатом проводил здесь свои изыскания.
Лапидиус анатомом не был. Его чуть не вырвало. Пришлось несколько раз проглотить поднимающуюся тошноту, пока он смог приладить голову в правильное положение. Стало ясно, что причиной смерти стало перерезанное горло. Неизвестная потеряла много крови. Щеки, подбородок и грудь были густо замазаны засохшей кровью — фон, на котором буквы на лбу выглядели еще мирно.
Лапидиус вытер руки покрывалом и снял его с трупа полностью. Он принялся обыскивать одежду. Когда ему попались несколько крестиков, он понял, что речь шла не о разбойном нападении.
Изверг, который сотворил такое, в деньгах не нуждался.
Лапидиус обследовал дальше. Ему стоило немалого мужества задрать юбку умершей, чтобы осмотреть наружные половые органы. Но он заставил себя. Результат соответствовал его подозрениям. Женщина была изнасилована. Следы засохшей спермы не оставляли сомнений. Потрясенный Лапидиус принялся осматривать руки, ноги и туловище. Здесь не было ничего необычного. Тут и там небольшие ссадины и синяки, которые можно заработать себе повседневно.
Руки в мозолях и трещинах — рабочие руки. Ногти обломанные и неухоженные, под них набилась грязь, однако — как Лапидиус с удивлением отметил — никаких кусочков кожи, которые обязательно должны бы присутствовать, когда женщина, царапаясь, отбивается от насильника.
С трудом он перевернул тело на живот, чтобы обследовать спину. И тут же ему бросилось в глаза нечто странное: круглые красноватые утолщения разной величины. Гематомы. Они образовывали некий рисунок, напоминавший пятерку на игральной кости. Выглядели бугры отвратительно, но не они привели к летальному исходу.
Лапидиус снова уложил женщину на спину, прикрыл ее наготу и выпрямился. В первый раз он взглянул в лицо незнакомки. Оно было умиротворенно и юно, и было красиво, невзирая на всю кровь. За приоткрытыми губами поблескивали белые зубы. Он приподнял веко и установил, что мертвая имела голубые глаза. Еще раз его взгляд проследовал ко рту, и вдруг, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он раздвинул челюсти трупа и сунул нос в ротовую полость. Он даже закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться, и трижды глубоко втянул в себя воздух. Наконец, он был уверен, что почувствовал вполне определенный запах — запах белены. Он привел челюсти в порядок. И внезапно по его спине побежали мурашки — он вспомнил, что в народе это растение имеет и другое название: чертов глаз.
Лапидиус стоял перед свежевырытой могилой, и его внутреннему взору предстали бренные останки умершей. Молодая женщина была убита. Ей было самое большее около двадцати. Красавица. Женщина, у которой еще вся жизнь была впереди, и, возможно, где-то кто-то ждал ее. Его охватила печаль. Скажет ли пастор хоть несколько слов над гробом? Ведь никто не знал, была ли незнакомка правоверной католичкой или уже присоединилась к новому учению доктора Мартина Лютера. Некоторые священники не давали благословения, если человек молился неправильно. Лапидиус, который категорически воздерживался от всяких споров по поводу веры, мог лишь надеяться, что у здешнего пастора доброе сердце. Пусть даже в этом случае речь шла о погребении неимущей, и не было родственников, которые могли бы сунуть пастору талер-другой за труды.
Лапидиус обратился к могильщику, который чуть поодаль очищал от земли лопату:
— Скажи-ка, Кротт, а ты был здесь, когда привезли мертвую?
Кротт учтиво выступил на шаг вперед:
— А как ж, господин, как расть был туточки, я ее и свез.
— Ага. — Лапидиус постарался представить себе ситуацию. — Ты привез на той повозке, под которой ее утром нашел… э как его?
— Хольм, господин. Старина Хольм на ё и наткнулси.
— Хольм, да. Начальник стражи называл это имя. Так что, это была та повозка, под которой Хольм ее нашел?
— Не-е, господин, моя была телега-ат. А друга, так той Зеклер. Аль не ведали?
Лапидиус насторожился, но постарался не подать виду. Итак, повозка, под которой обнаружилось тело, принадлежала Фрее.
Почему Крабиль ему об этом не сказал? А ведь он, Лапидиус, еще недавно расспрашивал его, нет ли чего нового по делу!
— И где теперь та повозка?
— Почем мне знать. Можа, ище тама.
— Ну, хорошо. — Лапидиусу пришла в голову другая мысль. — A rigor mortis[8] уже вступил в действие, когда ты поднимал тело на телегу?
— Чё? Ри… не-е, господин, — Кротт глянул со смущением и любопытством, — ничё такова не было.
— Ясно, — Лапидиус выругал себя за непонятное выражение. — А труп уже начал коченеть?
— Ище как, господин. Она была прям как доска, коды