Душан Гамшик - Бомба для Гейдриха
Но Кубиш и Габчик к тому времени уже находились, как и тысячи других, в эмигрантском центре. Они хотели сражаться.
Вы правы, господин полковник; каждый, что может, — на алтарь отечества.
...Это письмо д-р Эдвард Бенеш получил в США, куда он скрылся после своего ухода с поста президента. «Денежки в карман, уложил чемодан и — за океан» — так комментировала народная поговорка трагический крах упрямо отстаиваемой Бенешем в течение многих лет внешней политики, направленной на союз с западными державами и погребенной мюнхенским сговором в сентябре 1938 г., когда Англия и Франция согласились, чтобы пограничные районы Чехословакии отошли к гитлеровской Германии.
Провалилась политика, провалился и ее вдохновитель и защитник. Ему пришлось уехать. «Денежки в карман, уложил чемодан...»
«Доктору Эдварду Бенешу, президенту Чехословацкой республики», — гласил адрес на конверте письма. Но ведь президентом был Эмиль Гаха. Бенеш сам послал ему поздравление по поводу его вступления в должность президента. Как потом сожалел он об этом театральном и неискреннем жесте! Ведь его, этот жест, истолковали как признание Бенешем Гахи и самоустранение. Хотя Бенеш пользовался титулом «президент», но перед ним теперь стояло слово «бывший».
...Этого письма не сохранилось ни в архиве президентской канцелярии, ни в архиве генерального штаба. Мы приводим его содержание по рассказам лиц из ближайшего окружения Моравца, потому что это письмо послал из Лондона в Америку полковник Франтишек Моравец.
«Уважаемый господин президент»... — так, конечно, начиналось письмо, ибо Моравец, прежде всего, заверяет Бенеша, что президентом республики и единственным подлинным представителем нации он считает его и только его, Бенешу это, конечно, чрезвычайно льстило, так как тогда, в начале войны, он отнюдь не был общепризнанным главой буржуазной эмиграции. Его политическое и личное банкротство было еще слишком памятно и вызывало неприязнь и критику даже справа. В Париже образовалась сильная группа аграрной партии во главе с Осуским и Годжей. Бенеш безуспешно оспаривал право занять в ней ведущее положение.
Итак, начало письма было приятным, но несравнимо большее значение и больший интерес представляло для Бенеша его продолжение. Моравец сообщал, что, используя гостеприимство соответствующих британских учреждений и получая от них полную материальную поддержку — а Бенеш прекрасно знал, что имеется в виду под гостеприимством и полной материальной поддержкой, — он сохранил тесную связь с родиной. У него налажена связь с офицерскими кругами и с некоторыми влиятельными политическими деятелями, которые служат источником важной информации, высоко ценимой британской стороной. Он, Моравец, полагает, что эти связи могли бы быть очень полезны господину президенту, как ведущему политическому руководителю, и считает своим патриотическим долгом предоставить их в его полное распоряжение...
Бенеш прекрасно знал, кто такой Моравец, знал так же хорошо, что полковник связан с британской секретной службой, чьи интересы угадывались и за этим предложением, а потому бывший президент сразу же принял его.
Ему только это и нужно было! Тайные связи Моравца вели через Амстердам и Стамбул в Прагу. Полковник имел радиопередатчики, шифровальщиков и вышколенный персонал. К тому же Моравец располагал значительными финансовыми средствами разведывательного фонда, которые он разместил еще до крушения республики в нескольких заграничных банках. Например, только в Париже он имел вклад в полмиллиона швейцарских франков. Используя антинемецкую шпионскую сеть и агентов, Моравец был прекрасно обо всем информирован, знал больше, чем многие политики. Он и из Лондона поддерживал связь со своим высокопоставленным агентом Паулем Тюммелем, одним из самых ценных своих информаторов, который между тем стал начальником отделения военной разведки Канариса в Праге.
Тюммель, например, выяснил и послал Моравцу в Лондон донесение о подробностях готовившейся в 1940 г. высадки гитлеровских войск в Англии. 4 сентября он даже сообщил тщательно сохранявшуюся в тайне дату этой будущей операции — 15 сентября, а также что при наступлении должно быть использовано 18 тысяч самолетов, «которые будут налетать волнами и пустят в ход слезоточивые и удушливые газы. Во время налета немцы должны попытаться высадиться с помощью всех видов морского флота, в том числе быстроходных катеров и подводных лодок». Англичане, получившие такие же сведения и из других источников, приняли энергичные оборонительные меры, которые не остались для Берлина тайной. Служба безопасности Гейдриха и контрразведка Канариса лихорадочно искали каналы, по которым шли шпионские сведения. Но тем не менее Тюммеля им удалось разоблачить и обезвредить только в начале 1942 г., хотя и до этого на него не раз падали подозрения[4].
Можно себе представить, как сумел Бенеш, который вообще был мастером кулуарной политики, использовать информацию, предоставленную ему Моравцем. Как эффектно он вставлял в беседе с английским министром иностранных дел несколько слов, свидетельствовавших о его, Бенеша, осведомленности. Как он пускал среди непринужденной беседы в кругу влиятельных английских лордов один-другой пробные шары, чтобы произвести впечатление человека, блестяще ориентирующегося в политической обстановке. Так он постепенно укреплял свою пошатнувшуюся репутацию «признанного руководителя нации». В самом деле, что это за руководитель, если у него нет хорошо налаженной связи с родиной!
А монополия на связь была в руках Моравца. И позже, когда в Лондоне образовалось министерство национальной обороны эмигрантского правительства, а Моравец снова стал начальником разведывательного отдела, он сохранил эту монополию. В его руках сосредоточивались все нити, связи, через него проходили все депеши, телеграммы, донесения, радиограммы. Он мог кое-что утаить, кое-что подправить, приспособить. И все деятели чешской буржуазной эмиграции, стремившиеся получить вести с родины в большем объеме, чем публиковалось в газетах, должны были заискивать перед тем же Моравцем. А Моравец разрешал пользоваться этими преимуществами прежде всего Бенешу и его приближенным. Это обстоятельство сыграло далеко не последнюю роль в ходе борьбы буржуазных группировок за ведущее положение в западной эмиграции и способствовало тому, что в этой борьбе явственно одерживал победу Бенеш. В конце концов ему удалось объединить почти все течения и группы под своим руководством и добиться того, что все они волей-неволей признали его.
Все началось с того письма, которое Бенеш получил еще в Америке, когда числился не более чем бывшим президентом, частным лицом, политическим деятелем в отставке.
Было ли это проявлением бескорыстного благородства Моравца? Или результатом его легионерских масариковско-бенешевских убеждений и стремлением помочь «несправедливо оттесненному» представителю этой линии вернуться к руководству нацией в ее антигитлеровской борьбе за свободу?
Кто хочет, пусть верит этому. Может, и Моравец сам охотно бы в это поверил, если бы это было ему выгодно. Такой самообман очень соблазнителен. Но в минуту трезвых, хладнокровных размышлений ему не могло не быть ясно, что он — лишь продолжение «чужой руки» — британской секретной службы, и служит он прежде всего ее интересам. Для деятельности британской секретной службы вообще характерен метод «чужой руки», выработанный на основе долголетнего опыта управления обширной колониальной империей.
Антигитлеровская борьба европейских народов была благодатной почвой для применения этого традиционного метода. Интеллидженс сервис сама работала против нацистской Германии очень мало, она просто не была достаточно ориентирована, подготовлена к этому. Тем энергичнее она старалась использовать силы движения Сопротивления в Норвегии и Голландии, Польше и Бельгии, Дании и Чехословакии. Ориентация Моравца на Бенеша также была результатом британских попыток как можно эффективнее использовать чешские организации Сопротивления, стремившиеся к антифашистской борьбе. Англичане проникали в эти организации, чтобы влиять на них и подчинять своим интересам и целям. Моравец — малоизвестный офицер секретной службы, которому отнюдь не было чуждо стремление к установлению в освобожденной республике правого режима, военной диктатуры, был удобным орудием. А политической вывеской служил Бенеш: за ним шло большинство чешских буржуазных политиков, его признавала объединяющим элементом офицерская организация на родине, несмотря на то, что верхушка ее критиковала Бенеша справа, а рядовые члены постепенно отходили от него влево, ему верили многие честные чешские патриоты из классово противоположного политического лагеря.
Мы еще увидим, куда приведет и какие результаты даст испытанный английский метод «работы чужими руками».
