Еремей Парнов - Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4: Под ливнем багряным
Инстинктивно угадывая, что настал его черед бросить веское, истинно королевское слово, Ричард метнул затравленный взгляд на мать, затем искательно покосился на Генриха Дерби, старшего сына Гонта, и графа Уорика. Его тянуло к молодым, уверенным в себе людям, которые открыто поносили порядки, установленные веками, издевались над старцами, дразнили связанных круговой порукой казнокрадов. Дядюшек, что постоянно шпыняли друг друга, он боялся и ненавидел.
Ричард так и не решился высказаться. Все, что приходило на ум, казалось беспросветной глупостью. Выглядеть смешным он, конечно же, не хотел, но и постоянное молчание на совете не сулило особых лавров. Озабоченно нахмурив лобик, король сделал вид, что внимательно прислушивается к спору между обновленцами и консерваторами.
— Зачем ворошить прошлое? — Роберт Хелз пытался примирить обе стороны.
Как казначей и магистр духовно-рыцарского ордена, он был вынужден, пусть чисто внешне, поддержать примаса-канцлера, хотя личные интересы раз и навсегда приковывали его к колеснице Гонта. И немудрено: за Ланкастером стояла внушительная сила. Постоянная свита старшего принца крови насчитывала двести двадцать семь рыцарей и сквайров, носивших ливрею[41] Алой розы. Эти благородные лорды, имевшие собственных вассалов, были ядром могучей армии, с которой приходилось считаться. Это понимали все, в том числе и король. И еще острее ненавидели Гонта, и с удовольствием жалили его, где могли, зная, сколь ограничен он в своих действиях клиром и дворянской оппозицией. Враждебную Гонту партию баронов, усиленно поддерживаемую Ленгли, возглавлял эрл[42] Марч. Его управляющим и был тот самый спикер, который столь смело обличил казнокрадов в Палате общин. «Наворовались, так уступите место другим, — комментировали смысл его речи парламентские остряки. — Нам тоже хочется».
— Интересы короны превыше всего, — с ядовитой улыбкой изрекла королева-опекунша, ни к кому прямо не адресуясь. Она не желала наживать новых врагов, стремясь оставить все как есть, но позволяла себе иронизировать. Словно бы давала намек на будущее: «Все знаю и вижу, но молчу, пока меня не задевают».
— Именно так, милорды, — поспешно повторил Ричард. — Интересы короны! За Англию бог и святой Георгий.
— Первейшая обязанность правительства стоять на страже интересов короля и его верных общин, — канцлер ловко переадресовал улыбку Гонту, выказав тем свою нераздельность с короной. — Вмешательства иноземцев в наши внутренние дела мы, разумеется, не допустим. Кто бы они ни были, чью бы волю ни выражали. Но не следует забывать о нерушимом единении мирской и духовной власти. Подкоп под одну из сфер этого двуединства неизбежно вызовет ослабление другой. Отнимите у народа веру в царство небесное, он забудет о своей священной обязанности почитать царей земных. Я вынужден напомнить об этом лишь потому, что под тем или иным соусом все чаще высказываются разрушительные идеи об ущемлении прав матери-церкви. Некоторые, не убоясь ада, совершенно открыто призывают к секуляризации церковных владений. Не торопитесь, милорды, подпиливать дуб, на котором свили свое гнездо!
— Адресуйте ваши упреки бормотунам, которые расплодились, как кролики! — нервно огладив бороду, выкрикнул Гонт. — Давно пора переловить эту сволочь.
— И переловили бы, если бы не заступничество влиятельных особ, — елейным голосом заверил канцлер. — Бормотунов-подстрекателей не только подкармливают, но и искусно науськивают против преданных слуг господних. Да разве их одних? Даже внутрицерковные диспуты мы не можем вести, сообразуясь с богословской премудростью и собственным разумением. Светские князья и тут норовят вмешаться. Они не только поддерживают всяческое инакомыслие, но, как могут, защищают от справедливой критики заблудших, принуждая их упорствовать в ереси.
— Дай вам волю, так вы всех запишете в еретики! — издевательски засмеялся герцог. — Каждый, извини, милорд канцлер, мыслит по-своему.
Намекая на крамольного богослова Уиклифа, которого Ланкастер чудом спас от формального осуждения оксфордской коллегии, примас явно превысил пределы дозволенного. Следовало быть настороже.
— Я? — архиепископ благостно улыбнулся. — Да я и пальцем никого не тронул. Даже этого вшивого Болла.
— И очень жаль, — посетовал казначей, щеголяя магическими стеклами.
Гонт не принял поддержки, дабы лишний раз не раздражать примаса — делателя королей. Спор, даже самый ожесточенный, не должен перерастать во вражду.
— Я не ваше высокопреосвященство имею в виду, а тех не в меру ретивых клириков, которые готовы живьем съесть более талантливого собрата, — он примирительно улыбнулся. — Короли всегда покровительствовали наукам и свободным искусствам.
— Так то короли! — многозначительно ухмыльнулся Эдмунд Кембридж.
— Кастилии и Леона! — шепнул ему на ухо Томас Бекингэм.
— Посягать на церковное достояние не только смертный грех, но и пустая затея. — Симон Седбери пренебрежительно взмахнул четками. Он понял, что поле битвы остается за ним. — Многие наши знатные лорды, владельцы крупных маноров, имеют патронат над церквами и монастырями. Разве они не заинтересованы в процветании приходов и общин, кои основаны их предками, зиждителями которых являются сами? Абсурдно и оскорбительно думать так. Спросите себя, милорды! — Он выдержал эффектную паузу. — Ergo,[43] вся болтовня о конфискации сводится к иноземным, французским, в первую очередь церковным владениям на английской земле. Стоит ли пустячная выгода опасного прецедента? Ведь церковь наша и вселенская, и вечная!
Наделенный редким даром зачаровывать слушателей, архиепископ производил сильное впечатление даже на недругов. Его безупречный французский, казалось, проникал прямо в душу, журчащим ручьем обтекая плотины, воздвигаемые разумом.
Не найдя слов для возражений, Гонт промолчал, тая застарелую зависть, к которой примешивались и страх, и невольное преклонение. С таким умом трудно было тягаться.
— Ваша милость, милорды, — казначей Хелз вновь попытался завладеть общим вниманием. Он поклонился королю и королеве-матери, искательно кивнул епископу Томасу Аронделу. Никого не забыл обогреть взором. — Казначейство и мысли не допускает о том, чтобы недобор податей был покрыт из других источников. Позвольте заверить вас, что комиссии уже образованы и все будет взыскано до последнего фартинга. Армия получит и новые суда, и новые пушки.
— Мы выражаем вам нашу благодарность, милорд, — важно кивнул Ричард.
Наконец-то и он сподобился ввернуть подходящее слово.
— О чем мы спорим между собой? — в разговор вступил эрл Солсбери. — Обсуждая представленный на наше благоусмотрение отчет казначейства, мы упустили главное. Вопрос не в том, где сыскать средства для покрытия недостающей части налога. И даже не в мерах, которые здесь намечены и одобрены, дабы взыскать все в полном размере, определенном парламентом. Прежде всего нам следует отдать себе трезвый отчет в создавшемся положении. Причем до того, как учрежденные королем комиссии проверят все до тонкости на местах. Ведь речь идет либо о бессилии верховной власти, либо, что еще хуже, о распаде государства. Как могло случиться, что в списках не значатся тысячи, многие тысячи лиц? Почему так медленно выполняются распоряжения парламента, а то и вовсе не выполняются? В чем, наконец, причины всеобщего неудовлетворения, которое пронизывает Англию снизу доверху?.. Здесь говорилось о бормотунах, и правильно говорилось. Но разве в них корень зла? В них одних?.. А что вы, милорды, каждый из вас, можете сказать о так называемом «Большом обществе»? Или до вас не доходили подобные толки? Между тем об этом где только не судачат — в харчевнях, пивных, банях, у цирюльников и на мукомольнях. Может быть, кто-нибудь из вас объяснит мне, что это за общество? Какие цели ставит? Из кого состоит? Когда намерено выступить и потребовать причитающуюся ему долю?
Темпераментная речь Солсбери была выслушана с настороженным вниманием, но должного впечатления не произвела. Никто не сумел охватить мастерски набросанную картину в ее угрожающей целостности. Останавливались только на фрагментах. По реакции Гонта эрл понял, что говорил совершенно впустую.
— Это какую еще долю? — настороженно спросил герцог.
— А я не знаю! Может, половину земли, а может, и всю целиком. — Солсбери безразлично махнул рукой. — Вы не читали послания, которые распространяются среди вилланов и плебса?
— С каких это пор вилланы обучились грамоте? — удивился Эдмунд, вызвав дружный смех.
— Не беспокойтесь, сэр, найдется кому прочитать, — вздохнул огорченный общим благодушием эрл.
— Чепуха! Какое там еще общество? — Гонт презрительно фыркнул. — Кто его возглавляет? Уж не Петр ли Пахарь?.. Детские сказки.
