Чарльз Диккенс - Повесть о двух городах (пер. Бекетова)
— Нет. Раз как-то было, что столкнули с верхней ступени, а свалился с лестницы сам, добровольно.
— Это в тот раз, как сплутовал в игре в кости?
— Что-то в этом роде говорил тогда толкнувший его пьяница, но это все враки.
— Может ли он поклясться, что это была неправда?
— Сколько угодно.
— А не жил ли он тем, что вел нечистую игру?
— Никогда.
— И вообще не наживался игрой?
— Не больше того, как и другие джентльмены.
— Не брал ли денег взаймы у подсудимого?
— Брал.
— А возвращал ли долги?
— Нет.
— Не была ли его дружба с подсудимым просто знакомством и не старался ли свидетель навязываться ему при случайных встречах, например, в почтовых каретах, в гостиницах, на кораблях?
— Нет.
— Уверен ли он, что видел у подсудимого эти самые списки?
— Уверен.
— А что еще известно свидетелю насчет списков?
— Ничего.
— Не сам ли он доставлял их подсудимому?
— Нет.
— Ожидает ли что-нибудь получить за эти показания?
— Нет.
— Не состоит ли на постоянном жалованье от казны за расставление политических ловушек?
— О нет! Как можно!
— Или за другие услуги?
— Нет! Как можно!
— И готов присягнуть в этом?
— Сколько угодно.
— Так что все делает единственно из патриотизма?
— Единственно.
Второй свидетель, добродетельный лакей Роджер Клай, присягает с превеликим усердием. Оказывается, что он поступил в услужение к подсудимому года четыре назад, к полной невинности души. Встретив подсудимого на корабле, шедшем в Кале, он осведомился, не нужен ли ему в лакеи ловкий парень, и подсудимый нанял его. Он не просил подсудимого взять его к себе на службу из милости и даже не думал просить. Поселившись у него, он вскоре возымел подозрения и стал наблюдать за хозяином. Укладывая его платье в дорогу, он много раз замечал в его карманах точно такие списки. Такие же списки вытащил он из выдвижного ящика его стола.
Нет, он предварительно не клал их туда. Видел, как подсудимый показывал эти самые листы французским джентльменам в Кале; и хотя не эти, но точно такие же листы показывал другим французским джентльменам как в Кале, так и в Булони. Свидетель горячо любит свою родину, а потому не мог этого вытерпеть и донес. Правда, его обвиняли в краже серебряного чайника; подозревали как-то, и, конечно, понапрасну, в утайке горчичницы, да и та оказалась не серебряная, а только накладного серебра. С предыдущим свидетелем знаком лет семь или восемь, и совершенно случайно. Не находит, чтобы эта случайность была особенно любопытным совпадением. Совпадения до некоторой степени всегда любопытны. Не находит любопытного совпадения и в том, что руководствуется также чистейшим патриотизмом. Он истинный британец и надеется, что таких найдется довольно много.
Опять зажужжали синие мухи, и господин генеральный прокурор вызвал мистера Джервиса Лорри.
— Мистер Джервис Лорри, вы состоите конторщиком Тельсонова банка?
— Точно так.
— В ноябре тысяча семьсот семьдесят пятого года, в пятницу вечером, не проезжали ли вы по делам фирмы из Лондона в Дувр в почтовом дилижансе?
— Проезжал.
— Были ли в том дилижансе другие пассажиры?
— Двое.
— Не выходили ли они из кареты в течение ночи?
— Выходили оба.
— Мистер Лорри, посмотрите на подсудимого. Не был ли он одним из этих двух пассажиров?
— Этого я никак не могу сказать.
— Не похож ли он на которого-нибудь из тех пассажиров?
— Оба они так плотно были закутаны, а ночь была так темна и все мы так сторонились друг друга, что даже и этого я не могу сказать.
— Мистер Лорри, взгляните опять на подсудимого. Если закутать его так, как были одеты те пассажиры, не кажется ли вам, что он ростом и фигурой напоминает одного из них?
— Нет.
— Однако вы не присягнете в том, что он не был одним из них, мистер Лорри?
— Нет.
— Стало быть, вы по крайней мере можете сказать, что он мог быть одним из них?
— Да. С той лишь оговоркой, что я помню, как они — а также и я сам — боялись разбойников, а у подсудимого вид совсем не робкий.
— Случалось ли вам, мистер Лорри, быть свидетелем притворной робости?
— Без сомнения, случалось.
— Мистер Лорри, посмотрите еще раз на подсудимого. Можете ли вы наверное сказать, что когда-нибудь видели его?
— Да, видел.
— Где?
— Через несколько дней после того я возвращался из Франции, и, когда сел на корабль в Кале, подсудимый также пришел с берега на тот же корабль и вместе со мной приплыл в Англию.
— В какую пору он пришел на корабль?
— Немного позже полуночи.
— Стало быть, в глухую полночь. Был ли он единственным пассажиром, явившимся на корабль в такое исключительное время?
— Да, случилось так, что он был единственным.
— Не ваше дело разбирать, было ли это случайностью, мистер Лорри. Следовательно, он был единственным пассажиром, явившимся на корабль в глухую полночь?
— Точно так.
— Вы одни путешествовали, мистер Лорри, или еще кто-нибудь был с вами?
— У меня было двое спутников: джентльмен и леди. Вот они здесь.
— Они здесь. Вы о чем-нибудь разговаривали с подсудимым?
— Едва ли. Погода была бурная, море очень неспокойное, мы плыли долго, и я почти все время лежал на диване, от начала и до конца путешествия.
— Мисс Манетт!
Молодая девушка, на которую недавно все смотрели и теперь снова уставились глазами, встала со своего места. Ее отец встал вместе с ней, продолжая держать ее под руку.
— Мисс Манетт, взгляните на подсудимого.
Встать на очную ставку с таким воплощением сострадания, с такой юностью и красотой, с таким глубоким сочувствием, струившимся из ее глаз, оказалось для подсудимого гораздо труднее, нежели встать на очную ставку со всей этой злобной толпой. Он вдруг почувствовал себя стоящим вместе с нею на краю своей собственной могилы, и это его так потрясло, что, невзирая на устремленные на него со всех сторон любопытные и жадные глаза, он не мог победить своего волнения и нервно перебирал правой рукой рассыпанные перед ним травинки, из которых в его воображении рисовался цветущий сад. Он старался не дышать так ускоренно и так прерывисто, и от этого усилия вся кровь его отхлынула к сердцу, губы побледнели и задрожали. Большие синие мухи зажужжали опять.
— Мисс Манетт, видели ли вы подсудимого?
— Да, сэр.
— Где именно?
— На почтовом корабле, о котором здесь сейчас было упомянуто, сэр, и при тех же обстоятельствах.
— Вы и есть та молодая леди, о которой сейчас было упомянуто?
— О, к несчастью, это я!
Жалобная мелодия ее голоса потонула в жестокой интонации судьи, который произнес не без ярости:
— Извольте отвечать на предлагаемые вопросы и не делать никаких замечаний! Мисс Манетт, разговаривали вы с подсудимым во время этого переезда через канал?
— Разговаривала, сэр.
— Припомните и повторите вашу беседу.
Среди глубокой тишины она начала слабым голосом:
— Когда этот джентльмен пришел на корабль…
— Вы говорите о подсудимом? — перебил ее судья, нахмурив брови.
— Точно так, милорд.
— Так и зовите его подсудимым.
— Когда подсудимый пришел на корабль, он заметил, что отец мой (тут она любящими глазами взглянула на стоявшего возле нее отца) сильно утомился и вообще слабого здоровья. Отец мой был так изнурен, что я побоялась лишать его свежего воздуха и постлала ему постель на палубе, у лесенки, ведущей в каюты, а сама села возле него на пол, чтобы удобнее за ним наблюдать. В ту ночь на корабле не было иных пассажиров, кроме нас четверых. Подсудимый был так добр, что попросил позволения показать мне, как получше защитить моего отца от дождя и ветра, чего я сама не умела сделать. Я не знала, как устроиться, потому что не понимала, откуда будет ветер, когда мы выйдем из гавани. А он знал это и устроил нас как следует. Он выразил большое участие к состоянию моего отца, и я уверена, что он в самом деле был так добр, как показался мне. С этого и начался наш разговор.
— Позвольте прервать вас на минуту. Когда он пришел на корабль, он был один?
— Нет.
— Кто же был с ним?
— Двое джентльменов, французы.
— Беседовали они между собой?
— Беседовали до последней минуты, пока тем джентльменам не потребовалось сойти обратно в лодку и отчалить к берегу.
— Обменялись они между собой бумагами, похожими вот на эти списки?
— Какие-то бумаги они передавали друг другу, но какие именно, мне неизвестно.
— А по форме и величине они были сходны с этими?
— Может быть, но я этого, право, не знаю, хотя они стояли от меня совсем близко и разговаривали шепотом, — потому что они подошли к самой лесенке, ведущей в каюты, под свет висевшего там фонаря; но фонарь горел тускло, говорили они очень тихо, я не слыхала ни одного слова, видела только, что они рассматривали какие-то бумаги,