Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3
Тут зарябило бы у доктора Фауста в глазах, и поднялся бы он выше, и. сказал бы ему Мефостофиль:
— Видишь, господин мой Фауст, этому городу нет еще и трехсот лет, а он разросся до великих пределов, и число жителей в нем равно стам тысячам с лишком. Все это потому, что город сей стоит на благословенном месте, которое притягивает к себе и золото, и серебро, и всякие товары, а также искусных мастеров.
Фауст не стал бы спрашивать, кто благословил это место, и, подумав о своей участи, которую выбрал себе сам, с тяжким вздохом полетел бы дальше.
Ночные дозоры снимали последние цепи и рогатки. Шпили и купола уже ярко блестели, но в улицах еще лежали сумрак и прохлада. Воздух был чистый, как ключевая вода, и солдаты, несмотря на бессонную ночь, не чувствовали утомления.
Проходили группы рабочих, направляющихся на стройку, ремесленники, мастеровые. Тем, кто зарабатывал свой хлеб руками, надо было вставать первыми.
Постепенно лучи солнца проникли в окна домов и упали на камни мостовых, под ноги прохожим. Тогда стали появляться те, кто работает языком и головой: женщины из зажиточных семейств, цеховые мастера и судейские чиновники.
Студенты и дворяне сладко спали — те, кто успел к этому времени лечь.
На рынках шла самая бойкая торговля, когда появились глашатаи в сопровождении трубачей. Верхом на лошадях, в ярких белых с синим одеяниях, они въезжали в самую середину. Трубачи троекратно трубили:
— Внемлите! Внемлите! Внемлите слову королевы!
После того как устанавливалась относительная тишина, глашатай разворачивал свиток и, встав на стременах, читал:
— Именем Ее Королевского Величества Иоанны Первой! Приняв державу земли Виргинской, сочли мы за благо рассмотреть указы и декреты, имевшие силу вплоть до сего дня, и ныне заявляем вам, жители славного город Толета, что любим вас и прав ваших ущемлять не имеем даже в мыслях. А посему данные вам права и привилегии сохраняем за вами неизменно и даже более того: налог на соль, ныне существующий, снижаем мы на треть…
Бурные крики «ура» прервали глашатая. Трубачи долго не могли утихомирить толпу. Наконец тот смог закончить:
— …и соответственно соль будет продаваться дешевле, за чем надзирает, соляная комиссия при магистрате города Толета. Дано в Аскалере сего 15 июля года 1575. Подписано.
Снова поднялся шум. Глашатай показывал людям вторую бумагу, которую должен был огласить, но безуспешно. Махнув рукой, он сел в седло. Ему поднесли кружку пива за добрые вести. Он с наслаждением выпил, полоща натруженное горло.
— Тяжелая работа, — сочувственно сказал пивник, — того гляди, без голоса останешься.
Глашатай подхватил шутку:
— И не говори, брат. Легче руку или глаз потерять. На что годен человек без голоса? Ни жену облаять, ни на помощь позвать…
Трубачи все же призвали народ к тишине и вытирали вспотевшие лица. Глашатай снова встал на стременах.
— Указом Ее Королевского Величества Иоанны Первой на высшие правительственные должности назначены нижепоименованные сеньоры и чины! Государственный секретарь — сиятельный принц Отена! Первый министр двора — сиятельный герцог Марвы! Верховный интендант — сиятельный принц Каршандара! Смотритель дворцов и парков — сиятельный граф Менгрэ! Верховный наместник провинций и первоначальствующий военных сил Великой Виргинии — маршал Виргинии Герман Викремасинг, маркиз Эмезы! Первоначальствующий гвардии — сиятельный граф Вимори! Генерал-капитан телогреев — граф Крион! В состав Королевского совета назначены нижепоименованные господа: Министр финансовых дел — Андреус ди Ренар, рыцарь, граф Мана…
Андреус ди Ренар, благородный граф и рыцарь, сидел за своей конторкой в верхнем этаже Дома без окон. Внешность его была ни графской, ни рыцарской. Коротко стриженная голова с широким лбом и большими ушами, крупный нос, ущемленный дужкой очков. Плотное, лишенное талии тело охвачено черным саржевым костюмом не первой свежести. Выражение сосредоточенной и глубокой мысли на его лице также не пристало ни рыцарю, ни графу. Наконец, ни один уважающий себя рыцарь и граф не имел столько денег даже в мечтах — ибо столбики цифр на листах бумаги, лежащих перед Ренаром, были деньгами.
В комнате находился первый советник банкира, мэтр Меланж, проходивший школу коммерческого искусства в Париже и в Генуе. Рожденный в нищете, он был вытащен Ренаром из грязи и вместе с познаниями приобрел осанку и лоск; он даже сменил на более благозвучное свое прежнее имя Хапайот. Патрон высоко ценил его таланты и обращался с ним, как с равным.
— Какое впечатление произвела на вас государыня, мастер? — спрашивал Хапайот.
— Очень приятное. — Ренар снял очки; ему хотелось поговорить о государыне. — Ласково, очень ласково беседовала. Есть у нее это от отца и дяди, герцога Фьял, — не гнушается нами, простыми людьми… Говорит, прошу вас занять должность… Это у нее с непривычки, повелевать еще не научилась…
Вошел ближний чиновник:
— Виноват, мастер. Англичанин из Дувра просится поговорить по важному делу…
— Где его полномочия? — спросил Ренар.
Чиновник подал бумаги. Ренар, далеко отставив руку, посмотрел, недовольно хмыкнул:
— Так что же он, невежа, лезет не по чину? Даже мэтр Меланж для него слишком большая честь. Ты ему скажи, что хозяина, мол, нету, хозяин во дворец поехал. А вот первый советник, чуть освободится, с ним побеседует. Подождет, не весьма большой барин. Да ты учтиво ему разъясни, слышишь? — крикнул он вдогонку чиновнику. — А тебя прошу сесть, сделай одолжение.
Хапайот сел. Он был тонкий, гибкий, сильный; к его фигуре отлично подошли бы рыцарские шпоры. Но он принадлежал к третьему сословию, которому запрещены были золотые галуны и кружева. Костюм его был прост, зато сшит из дорогого темно-красного сукна, и пуговицы были из черного янтаря, что далеко не каждый рыцарь и даже граф могут себе позволить.
Ренар неторопливо говорил:
— Королеву надо поддержать всемерно и всесильно, а уж она-то нас не оставит. Она как щит между нами и сеньорами, и от нас зависит, насколько щит сей будет прочен. Она молода, и если ничего не стрясется, править будет долго. А ты сам пока не можешь понять, какие выгоды сулит это нам…
— Я постараюсь понять, мастер, — сказал Хапайот.
— Тебя дворянином бы сделать, — вдруг озабоченно заметил Ренар, — пока не поздно еще… Не крути носом, это щит иногда вернее даже денег… Ты вон и лицом вышел, и фигурой. Начни-ка немножко фехтованием да танцами заниматься. Мне, когда король Карл графом меня пожаловал, было уже сорок пять, некогда было по дворянской колодке тесаться, да и бесполезно — застарела древесина… А ты вдвое моложе меня, у тебя получится… И будешь ты, ну, скажем, маркиз ди Меланж — разве худо?
— Благодарю вас, мастер, — поклонился Хапайот, — я сделаюсь дворянином, если вам так угодно.
— Ишь, весельчак! Мне угодно, чтобы ты был готов к этому, а уж дворянином тебя Ее Величество сделает, коли ей будет угодно. Поговорю за тебя… Ну, поди к англичанину, заждался, нехорошо. Да на биржу сбегай потом.
Хапайот вышел. Банкир несколько времени сидел неподвижно, припоминал жесты, голос и слова юной королевы, ласково усмехался…
Но работа стояла. Ренар снова защемил нос очками и принялся сосредоточенно читать и считать. Со стены замка Мирион бухнула пушка. Полдень.
С полуденным выстрелом в городе начинался час дворянства. Первыми на улицах появились мушкетеры, сменившиеся с ночного караула во дворцах. Лощеные господа, в белых шелковых накидках с кружевами, в перьях, локонах и золотых шпорах, весело, уже вне строя, расходились кто куда. Служба у них была легкая, необременительная, поэтому многие, вместо того чтобы идти спать, направились к Дому мушкетеров — узнать последние сплетни. Путь к Дому мушкетеров лежал через площадь Мрайян.
Площадь Мрайян была обиталищем высокого духа и утонченного знания. С западной стороны, по обе стороны улицы Фидергласис, к ней примыкали постройки, принадлежащие Университету; тут же стояла небольшая университетская капелла, прозванная, впрочем, Гробницей Эпикура. Господь Бог у студентов был не в чести.
Северо-восточный угол площади занимала Рыцарская коллегия, заложенная сто лет назад. Здесь воспитывали в дворянах истинно рыцарский дух, который состоит в служении своему сюзерену, королю. Учителя фехтования, куртуазных манер, музыканты смешивались здесь с изможденными теологами, задачей которых было неопровержимо доказывать, что королевская власть — от Бога, и с изящными «мирскими проповедниками», преподававшими начала истории и политики в необходимом освещении. И те и другие были выходцами из Collegium Murianum[18] — новехонького длинного мрачного здания, примыкающего к Рыцарской коллегии и тянущегося по улице Мрайян до самой Дороги Мулов. Это была крепость Экклезии.
