Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея
Мы же поначалу жили беззаботно. Ходили на озеро, прихватив ведерки. Ловили рыбешек, букашек, несли домой, захламляя спальни. Мария Ивановна делала обход, выбрасывала все это.
Потом появилось новое увлечение — стали промывать золото. Но воспитательница нас убедила, что песок не золотой, а блестящие песчинки — не что иное, как слюда и кусочки медного колчедана.
Однажды мы узнали, что неподалеку от Миасса есть бойня. Захотелось посмотреть, как забивают скот. Присели в кустах и стали вглядываться. Только мы опоздали и ничего не увидели, кроме ворон, слетевшихся к месту убоя.
Ушли мы, конечно, не спросясь. Марии Ивановне кто-то передал. И она нас журила: нельзя детям смотреть, как убивают животных.
Нельзя смотреть, как убивают животных… А как расстреливают пленных? Вешают людей?
Педагоги делают все возможное, только бы уберечь своих воспитанников от происходящего. Но все равно детским глазам открывается жестокий, не знающий компромиссов мир взрослых. Бывает, и дети дерутся и ссорятся. Но уже через полчаса, ну в крайнем случае на следующее утро снова играют вместе. Их же отцы — непримиримы.
Могли ли думать несколько десятков воспитателей, покидая Финляндский вокзал, что им выпадет такой жребий? Оттуда, с берегов Невы, многое представлялось иным. Да, они знали, им придется сражаться с голодом и болезнями. Но сегодня речь уже идет о самой жизни детей.
Из рассказа медсестры Клавдии Троицкой:
— Один из мальчиков, Роберт Виллерт (это он упал в обморок во время расстрела красноармейцев), перенес много болезней. Он начал болеть еще в поезде. Перенес гнойный отит, коклюш, двустороннюю пневмонию и дизентерию. Робушка — так я звала его. Вспоминается ночь, когда я ждала кризиса с горячим кофе и чистым бельем. И вот, наконец первые капли пота на лбу. У Робушки кризис. Какая радость!..
…На Финляндском вокзале врач Еропкина подвела ко мне двух девочек и мальчика. Отец — рабочий. Фамилия — Ореховы. Дети были ослабленные, истощенные. Особенно поразила меня одна из сестренок. Жизнь в ней едва теплилась. Мы решили во что бы то ни стало выходить детей. И это удалось. Девочка превратилась в толстушку…
…Помню первую утрату — смерть мальчика. Забыла его имя. Заболел он уже по приезде на Урал. Его положили в лазарет с диагнозом «острый лейкоз». Болезнь быстро прогрессировала. Состояние безнадежное. Мальчик был еще в сознании, когда принесли доски, чтобы сделать загородку у его койки. Ведь комната была одна. Малыш приподнялся и спросил: «Сестрица, зачем эти доски? Из них мне будут делать гроб?» Я едва сдержала слезы и, как могла, успокоила мальчика. Ночью он бредил, вскакивал. Потом уснул. Пульс падал… Ничто уже не помогало. На рассвете мальчик умер. А я все сидела рядом и держала его руку.
Тихо-тихо в палате. Скоро настанет утро. Проснутся колонисты. Зазвучат их звонкие голоса. А здесь лежит умерший мальчик, такой одинокий, еще не успевший ни с кем подружиться…
Наступила осень. Последние надежды на возвращение в Петроград растаяли. Об этом не приходилось даже мечтать.
Обе колонии голодали. Дети рыскали в окрестностях Миасса и Курьи в поисках пищи. А случалось, делали набеги на огороды. Где только не искали они пропитание! Даже на кладбище, где собирали с могил то, что крестьяне оставляли для птиц.
Но вместе с осенью пришли и новые тревоги. Теперь заботой был не только хлеб, но и одежда.
Вечера становились все прохладнее, и дети ежились от холода. Они отправились из дому в летних платьицах. Те же, чей гардероб был богаче, давно поменяли одежду на продукты.
Стало ясно: содержать сотни детей в одном месте более невозможно. Лучше разделить обе колонии на несколько групп. Но вот где поселить? Воспитатели отправились в разные города Урала и Сибири. И вскоре детям объявили: собираемся в дорогу!
Колонисты склонились над картой. Теперь им предстояло жить в далеко отстоящих друг от друга пунктах: Троицке, Кургане, Петропавловске, Тюмени, Ирбите, Омске, Томске и даже в казачьих станицах.
Как-то сложится там жизнь?..
ГЛАВА ШЕСТАЯ
КУРГАН
Петроградцы прибыли в Миасс в конце весны 1918 года. Прошло четыре месяца, как они на уральской земле, к которой, уже привыкли, свыклись с ее природой и жителями.
И вот снова веселая кутерьма. Прощай, Миасс! Только жаль, что поезд повезет их не на запад, а совсем в противоположную сторону. Колонисты отправляются на зимние квартиры. Младшие высадятся в Кургане, а старшие поедут дальше.
Провожать поезд, как это было в Петрограде, некому. Никто не помашет рукой, не пожелает счастливого пути. И ты никому не улыбнешься на прощание. Грустно видеть пустой перрон, по которому ветер перекатывает сухие листья. Уже от одного этого становится зябко и тоскливо.
Все кругом напоминает о близкой зиме.
В Курган поезд прибыл утром. Настало время прощаться.
Разлука ждала не только друзей, но также братьев и сестер. Зачем так решили — разводить их за сотни километров друг от друга, никто не понимал. Разве не лучше в трудный час быть рядом и хоть как-то заменить младшим отсутствие родителей?!
Нина Рункевич как могла утешала свою сестренку Мусю. А потом и сама заплакала.
Стоявшая рядом Ксюша Амелина обняла их за плечи:
— Ну не надо так переживать. Зима пройдет быстро, и мы снова встретимся… Все будет замечательно. Вот увидите!
Поезд со старшими колонистами ушел в Петропавловск по расписанию, а сто двадцать детей, большинству из которых не было и десяти лет, стали ждать, сидя на своих чемоданах.
Детям выделили трех воспитательниц: Елену Георгиевну Рудольф и сестер Постновых — Марию Ивановну и Надежду Ивановну, а также врача, двух нянечек и повара.
Оказалось, что жить придется не в городе, а в трех десятках километров от Кургана, в имении бывшего помещика маслобойщика Смолина.
Позади осталась ночь в тряском вагоне. Впереди ждала разбитая проселочная дорога. Смертельно устали взрослые. Что уж говорить о детях… Они сразу же уснули под скрип тележных колес.
Имение, куда их доставил обоз, оказалось довольно обширным. За оградой, кроме барского дома, находились производственные помещения, всяческие службы и конюшни. А чуть дальше, в глубине, — старый запущенный сад, спускавшийся к пруду.
Усталость была сильней любопытства. Кое-как устроившись и подкрепившись, все погрузились в сон.
Утром детей разбудил голод. Но завтрак только готовился, и они разбежались, как муравьи, по всей усадьбе. И каждый увидел свое.
В стойле две могучие лошади, в отличие от детей, уже завтракали. И были так увлечены жеванием сена, что не удостоили вниманием, не повернули голов в сторону мальчишек.
На чердаке обнаружилась лаборатория. На полках стояли медные и стеклянные приборы, соединенные змеевидными трубками. На всем лежал толстый слой пыли. Хотелось узнать, зачем все это. Но спросить было не у кого.
На другой половине чердака находилась сушильня с бесчисленными пучками трав, из которых выпорхнуло несколько птичек с белыми грудками.
— Наверно, ласточки, — предположил Илья Сужай.
Девочки предпочли пойти в сад. И оказались удачливей мальчишек, найдя под соломенными циновками яблоки, приготовленные, как видно, к продаже. А чуть позже обнаружили склад с кукурузными початками.
Тем временем воспитатели осматривали помещения. Самого дома, даже включая мансарду, было недостаточно для более чем ста человек. Не оставалось ничего другого, как выбрать для жилья и один из цехов. Глядя на его тонкие стены, Мария Ивановна невольно подумала: «Нет, не спасут они от жестоких сибирских морозов».
Вечером к сестрам Постновым постучалась дородная старуха:
— Я из деревни Заимки. Мы тут рядом живем, соседи ваши. Вот узнала: ребятишек голодных привезли. Пришла посмотреть, может, помочь чем надо.
— Спасибо вам за доброту. Конечно, не откажемся от помощи. Теперь главное — помыть детишек, сменить бельишко, — сказала Надежда Ивановна.
— Завтра же бани затопим. А как с хлебом у вас?
Вместо ответа воспитательница покачала головой.
— Вы не стесняйтесь. Все говорите как есть. Там, во дворе, мой дед. Привез кое-что. Принимайте. Свет не без добрых людей…
И в самом деле, добрых, сердобольных людей оказалось немало. Крестьяне привезли маленьким колонистам муку, мясо, молоко и яйца.
Франц, пленный австриец, которого прислали в помощь, оказался превосходным пекарем. Он запряг лошадь и поехал в расположение чешской воинской части. И не только муку привез, но и крупу манную, и даже печенье.
Словом, жизнь налаживалась. Но подношения были непостоянными, разовыми, и не могли решить проблемы питания. Вот почему Елена Георгиевна Рудольф отправилась в Курган. Там она обратилась за помощью к Женскому благотворительному обществу и вернулась с добрыми вестями. Горожане предложили взять в свои семьи нескольких детей. Остальным же станут помогать, чем смогут.
