Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея
Сначала девочки шли по проселочной дороге, достаточно хорошо знакомой. Рядом шумела река. Идти по дороге скучно, и Валя предложила:
— Пойдем берегом.
Они подошли к обрыву, готовясь спуститься к реке. Над обрывом стояла большая отара овец. Пастуха рядом не было, а животным хотелось пить. И вот, присев на задние ноги, овцы друг за дружкой скатились с песчаного откоса.
Сестрам понравился такой способ, и они вслед за овцами съехали как на салазках.
Заботы у Зои и Вали были взрослые. Но сами-то они были детьми. Вот почему, позабыв, куда и зачем идут, несколько раз поднимались на косогор, чтобы снова и снова скатиться оттуда.
Так, смеясь и шутя, сестры добрались до окраины деревни. Но прежде чем в нее войти, завязали, как их учили, особым образом платки и сделали скорбные лица.
Девочки пошли от дома к дому и жалобными голосами начали рассказывать свою историю. Если и была в этом рассказе выдумка, то совсем небольшая. Многих своих слушательниц они довели до слез. И вскоре разжились целым ведром простокваши. А заплечный мешок наполнился хлебом, шаньгами и даже вареными яйцами.
Одна молодая хозяйка, пригласив их к себе, накормила и обласкала. А так как уже было поздно, а девчонки притомились, предложила остаться на ночлег. Подумав, они согласились и пошли на сеновал. А ночью проснулись от собачьего лая и чьих-то криков. Им стало страшно. Да и сон пропал. Посовещавшись шепотом, решили немедля уйти.
Мешок был рядом, а вот простокваша, к их досаде, осталась в хозяйских сенях. Но, махнув рукой, они осторожно вышли за ограду. Шли через спящую деревню, натыкаясь в потемках на овец и телят, которые улеглись ночевать прямо на дороге в теплой пыли.
За окраиной девочки потеряли направление и заблудились. Со всех сторон их окружала темень. Но кричать и звать на помощь было еще страшнее. Да и услышит ли кто?
Сестры остановились и взялись за руки.
— Знаешь, Валя… Давай не будем бояться.
— Давай.
— Постоим и подумаем, как учила нас бабушка.
— Хорошо, подумаем…
Бабушка Анисья была для них высшим авторитетом. Перед отъездом она дала внучкам разные наставления: как быть в дороге, как вести себя с мальчиками и что делать в минуты опасности. И, кажется, такая минута пришла.
Постояв-подумав, сестры решили — надо выйти к реке. Они стали прислушиваться. И услышали речной поток.
Лишь к утру они подошли к санаторию. Усталые, но счастливые. Мешок с едой был наградой за все ночные страхи.
Через два дня Зоя и Валя вновь направились в Сухой Лог. На этот раз не унижаться и попрошайничать, так как им предложили дергать лён.
Старшим мальчикам и девочкам поневоле пришлось стать добытчиками. Помогали крестьянам. Работали в мастерских. Нянчили младенцев. И даже нанимались репетиторами. Заработанное шло в общий котел.
Была война. Рабочих рук на селе не хватало. Так что на колонистов был спрос.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ОБЛАКО-ЛЕБЕДЬ
В один из августовских дней к казарме в Миассе, где располагалась Первая колония, подъехало несколько телег. К крестьянам вышел Вячеслав Вячеславович Вихра.
— Дадите работников? — спросил бородатый казак.
— А что делать будут?
— Косари нам нужны.
— Сумеют ли?
— Ничего, научим…
…Юрию Заводчикову доводилось держать в руках косу, когда он летом гостил у своих родственников на реке Волхове. И он вызвался поехать с казаком.
Еще до того, как сесть в телегу, Юра заметил на себе оценивающий взгляд будущего хозяина. Не очень понравился ему этот взгляд, но все же улыбнулся казаку, решив про себя: «Наверно, думает — раз городской, значит, толку с него будет мало».
Наступили последние дни лета, но погода стояла жаркая. О близости осени напоминали лишь кое-где пожелтевшие листья.
Дорога то шла под гору, то круто поднималась. Так, что лошади переходили на шаг. Казак не понукал их, жалея. Он долго молчал, а затем стал расспрашивать про житье-бытье:
— Говорят, вас из самой столицы привезли?
— Да, мы питерские.
— Как думаешь, на чьей стороне сила? Кто верх одержит — красные или белые?
— Те, кто революцию сделал.
— Мал еще, не смыслишь, — назидательно сказал хозяин. — Россия — страна крестьянская, а не рабочая. Да и заграница не позволит большевикам власть свою укрепить.
Юра пожал плечами и не стал вступать в спор, понимая его бесполезность.
В станицу приехали к вечеру. Хозяйка уложила подростка в одной из комнат, бросив на пол кошму, подушку в ярко-красной наволочке и старый кафтан, чтобы накрыться.
Подняли очень рано. Колонистов не будили в такой час. И пришлось сделать над собой усилие, чтобы встать и одеться.
Быстро позавтракали. За порогом дома их ждал туман — густой, как молоко. Хозяин вывел из конюшни лошадь и стал запрягать в телегу.
— Смотри внимательно. Завтра сам запрягать будешь.
Взяли косы, грабли, но почему-то поехали в сторону леса.
— Будем выкашивать траву на полянах, — сказал казак, заметив недоумение юного работника.
Трава под лесной сенью росла густо и высоко. Они поправили оселками косы и принялись за дело. Юре очень хотелось показать себя с хорошей стороны, и он старался изо всех сил. Однако видел, насколько далеко его умение от того, как работает крестьянин. За ним не угонишься. Но на втором часу косьбы дело пошло куда лучше. Так что мальчик даже удостоился похвалы.
В усадьбу они вернулись только с закатом солнца.
После ужина Заводчиков прошел на отведенное ему место и даже не заметил, как уснул. А утром старая казачка долго трясла его за плечо, прежде чем смогла разбудить.
Сегодня подростку предстоял экзамен. И он задержался у входа в конюшню, чувствуя себя как неопытный пловец перед прыжком в воду.
Лошадь стояла головой к кормушке, а к нему задом и жевала свое сено, всем видом выражая полное безразличие к незнакомцу, почему-то приблизившемуся к ее стойлу.
Он проговорил про себя весь порядок действий. Надо зайти сбоку, снять со стены узду и надеть на голову. Потом раскрыть лошади рот и взнуздать.
Да вот беда! Лошадь мотает головой, скалит большие желтые зубы, а рта не раскрывает. Наверняка она чувствует неумение и несолидность нового хозяина. С опаской мальчик нажимает уздой на лошадиные зубы. И вот она, как видно из милости, раскрывает рот — и узда на месте.
Это победа! Вернее, ее начало. Теперь надо вывести лошадь из стойла во двор. Больше по привычке, чем по необходимости, она пятится и входит задом между лежащими на земле оглоблями телеги.
Юру не покидает ощущение, что казак тайком смотрит из окна, и поэтому он волнуется вдвойне. Тем более что теперь начинается самое главное.
Подросток выносит из конюшни тяжелый, пахнущий лошадиным потом хомут и пытается надеть лошади на шею. Она мотает головой и косит на него огромным голубым глазом. «Почему ты молчишь? — как будто спрашивает она. — Ну, скажи мне что-нибудь ласковое. Я так редко это слышу». — «Помоги мне, очень прошу, — отвечает он. — Я знаю, ты добрая. Мы весь день проведем вместе, и я буду тебя жалеть и ласкать…»
Хомут надет. Надо его засупонить, то есть стянуть створки сыромятным ремнем. Это дело взрослого и сильного мужчины, а не мальчишки, впервые подошедшего к лошади вплотную. Но не зря он вчера так старательно проходил урок.
Осталось надеть шлею и дугу. Но и дуга — задача не из легких. Она не держится на положенном ей месте, а валится на сторону и выскакивает из ременных гужей, перекинутых через оглоблю.
Но вот дело сделано. Лошадь запряжена и помахивает длинным своим хвостом.
Вышел хозяин и внимательно со всех сторон осматривает упряжь.
— Для первого раза сойдет, — говорит он, чуть помедлив. — Гляди в оба. Не упусти лошадь. Народ тут всякий шастает.
Хозяйка вынесла узелок с едой. Юра, как заправский возница, чмокнул и выехал на еще пустынную улицу станицы. Он весь мокрый, вспотел от пережитого напряжения, но утренняя прохлада и движение охлаждают его тело. День еще только начался, а уже так много пережито.
Сегодня работается лучше. Хорошо, когда рядом нет придирчивого глаза. Коса идет легко и равномерно. Поработав до полудня, поев хлеба с молоком, он ложится на траву и смотрит в бездну неба. От бегущих облаков кружится голова, и мальчик думает, что вот это облако, очень похожее на лебедя, непременно долетит до Петрограда.
А еще он думает об Оле Колосовой — девочке, с которой катался на лодке.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ТЯЖКИЙ ЖРЕБИЙ
Из рассказа Марии Виноградовой:
— Вспоминаю нашу воспитательницу Марию Ивановну Постнову, которой родители передали нас на вокзале из рук в руки. Она нам казалась красивее всех. В меру полна, доброе лицо. Когда улыбалась — обнажался ряд ровных белых зубов. Вот цвет глаз не помню, но взгляд был очень ласковый и проницательный.
Мария Ивановна знала обо всех все. Но мы ее не боялись, уважали и старались не огорчать. Для нас, двадцати пяти девочек, она была матерью большой семьи. Среди детей всякие были: и хвастунишки, и лжецы, были случаи присвоения вещей, сплетничали… А наставница наша пыталась всячески нас исправить. Прививала любовь к чтению. Учила рукоделию. Раздобыв где-то машинку, шила одежду.
