Хамза Есенжанов - Яик – светлая река
– Боюсь, что нам некогда будет ужинать, Ергали. Готовы ли твои пастухи? – спросил Мамбет.
– Пятнадцать – шестнадцать верст – дорога недолгая. Мигом доедете.
– Доехать-то доедем… – Мамбет задумался. – Если не успеем до вечернего водопоя, худо будет. Ждать на свирепом холоде до утра – опасно.
– Поэтому нужно согреться, Маке.
– Ты лучше о пастухах мне скажи.
– Пастухи вас встретят.
– Тогда, Ергали, приготовь всем по чашке разведенного курта. Только побыстрее.
Ергали поскакал назад.
Когда путники подъехали к домику у оврага, на дастархане уже стояли наготове чашки крепкого пахучего курта и холодная баранина. Привязав коней, джигиты, не раздеваясь, по двое заходили в домик, мигом опрокидывали чашку курта, поспешно закусывали двумя-тремя ломтями мяса от опаленной бараньей головы. Последним зашел Мамбет, поздоровался с хозяйкой, поджав одно колено, опустился на край дастархана, оторвал кусочек мяса и отправил в рот. Потом взял из рук хозяйки большую чашку разбавленного курта. Несколькими большими глотками выпил его, сказал: «Спасибо, женге», – и поднялся.
Светлая, средних лет женщина вышла вслед за ним, Мамбет взял коня под уздцы и подвел к ней. Женщина погладила лошадиную морду правой рукой.
– Батыр! Когда храбрый джигит отправляется в поход, его провожает возлюбленная. К невесте джигита провожает женге. Тебя, я думаю, уже провожали и те и другие. Я тебя провожу как добрая старшая сестра. Удачного пути, батыр!
И женщина нежно провела ладонью по лбу коня.
4Крупной рысью проехали верст восемь.
– Вон за тем перевалом Карасая сразу увидите Аккалу, – сказал Ергали Мамбету.
Мамбет в этих краях не бывал.
– Город на этом берегу? – спросил он.
– Нет, на том.
– А где же мы проедем?
– Через брод Жаман-Откел. Там мелко, ниже брюха коню. Дождей нынче мало, речка почти везде замерзла, можно по льду проехать, – объяснил Ергали.
Мамбет не стал больше расспрашивать, задумался о чем-то, зорко оглядывался вокруг, прошептал невнятно: «Нагрянул бы, дьявол, с правой стороны». Ергали не понял, решил, что Мамбет вспомянул казаков в Аккале.
Ехавшие в хвосте отряда Жапалак и Аманкул вдруг остановились и показали рукой на запад, в сторону города. Вдали маячили вооруженные конники.
Давно известно, что на войне побеждает та армия, которая лучше обучена и вооружена и которой командует наиболее способный, опытный полководец. Но иногда, несмотря на лучшее вооружение, на блестящее военное руководство, армия терпит неудачу за неудачей. Вот такой невезучей оказалась и отборная конная дивизия под командованием генерала Акутина. Все лето ее нещадно колотили «босяки» Чапаева, и Акутин не смог удержать фронт западнее Уральска. А позднее, когда на помощь двадцать пятой дивизии пришли бригады двадцать второй и красные в начале декабря подошли к Уральску с двух сторон, знаменитый казачий корпус генерала Акутина затрещал по всем швам, точно бязевые лохмотья. Под Каменкой целый полк из его дивизии перешел на сторону красных. Большевистские агитаторы умело попадали в цель. Их лозунги: «Землю – крестьянам!», «Заводы – рабочим!», «Русские рабочие – братья!», «Советская власть воюет не с трудящимися, а с угнетателями и с их прихвостнями – белыми генералами!» – проникали в окопы, в белоказачьи сотни и будоражили простых солдат. И не только будоражили, но и способствовали тому, что многие повернули оружие против атаманов…
В низовьях и верховьях Яика, в селах и станицах, даже в далеких аулах поднялся с оружием в руках оскорбленный и униженный люд. Вместо необузданной удали у казаков появился страх, вместо неудержимых налетов – трусливая оглядка. Презренные «карашекпены», «вонючие русские мужики» и «дикие киргизы» беспрестанно налетали на «славные» казачьи отряды, совершенно лишая их покоя. Но генерал Акутин сопротивлялся отчаянно. Против партизан с бухарской стороны держал в станицах Меновой Двор и Теректы полк конных казаков. Чтобы остановить натиск красных со стороны Самары и Саратова, надо было во что бы то ни стало добиться порядка в тылу. Теперь же Акутину пришлось перебросить этот полк на север против красных, рвавшихся в город. А на место казачьих сотен Уральское Войсковое правительство решило отправить джамбейтинских дружинников. За одну ночь на защиту Уральска был переброшен отряд в пятьсот сабель, а две сотни остались до прибытия дружинников Жаханши. Однако оставшиеся не бездействовали: чтобы показать партизанам свою силу, казаки решились на отчаянный, рискованный маневр – из Теректы отправились в Кокпекты, а оттуда еще дальше – до Шынгырлау, с целью очистить эти места от партизанских отрядов.
Узнав о маневре белых, добровольческие отряды вышли им навстречу: с этого берега – Белан, с другого – Айтиев. Комиссар Андреев, приехавший накануне из Ташлы, привез точные сведения о численности казаков. Остановить судорожную атаку отчаявшихся казаков было не единственной целью Андреева. Комиссар решил не пускать полки Войскового правительства на левую, густо населенную сторону Яика, а гнать их по безлюдной степи, где нет ни пищи, ни корма, ни пристанища.
Дерзкие сыны степей, издревле умевшие бурей налетать на врага, сейчас бешеными, неожиданными атаками изматывали казачьи отряды. Для того чтобы дедовским испытанным примером угнать вражеских коней, Абдрахман отобрал самых надежных и смелых джигитов во главе с Мамбетом.
– Делай, что хочешь, но постарайся угнать коней казачьей сотни в Аккале. А я потом обрушу своих джигитов на пеших вояк, – говорил он вчера.
К полудню группа смельчаков остановилась недалеко от Аккалы, издали наблюдая за казаками. Ергали, брата жены Айтиева, Мамбет отправил в город на разведку. Остальные спустились к обрыву и, хоронясь точно волки рядом с отарой овец, незаметно подкрались к броду Жаман-Откел, о котором еще днем говорил Ергали.
Вскоре вернулся Ергали и повел джигитов к городку.
– Сейчас пастух должен подать сигнал, – сказал он, глядя на землянку, покрытую дерном.
Землянка стояла на отшибе у самой реки. Даже издали было видно, что она необитаема, рядом не было сена, вместо окон мрачно зияли дыры.
– Как только казаки погонят коней на водопой, из землянки мигнет «чертова свеча», и мы сразу кинемся вперед, – сказал Ергали.
– А почему бы не сразу побежать? Там бы и залегли… – сказал было Жапалак, но Ергали оборвал его:
– Казаки не дураки. Они к вечеру могут обшарить окрестности города. А если мигнет «чертова свеча», значит, опасности нет, коней погнали к водопою.
Услышав о водопое, Аманкул не смог смолчать, ему непременно захотелось высказать свою осведомленность.
– А где здесь, интересно, водопой? – спросил он. – Пока мы ждем в одном месте, казаки погонят своих кляч в другое. Ты подумал об этом, аксакал?
– Возле этой землянки самый близкий к городу водопой. Остальные очень далеко. А казаки не дураки гонять коней понапрасну.
– Не дураки, не дураки… А мне, аксакал, нужно, чтоб они были дураками. Чего ты без конца похваливаешь их, будто собираешься с ними свататься?
– Пустомеля, любишь языком трепать. Лучше бы подумал, как твое чучело плясать будет.
– Это не болтовня, аксакал. Я мечтаю, чтоб казак был не умный, а глупый.
Мамбет слез с коня, подтянул подпругу и низко нахлобучил шапку. Посмотрев в сторону городка, он прислушался и сказал:
– Казак, конечно, не дурак, что и говорить… Но нам надо прежде всего думать о том, что трус дело не сделает, труса мигом раскусит враг. Слушай, табунщик! Вместе с Жапалаком ты будешь пугать коней, остальные погонят их к броду. А мы с Ергали займемся отправкой строптивых казаков на тот свет. Готовьтесь! – приказал Мамбет.
Джигиты подобрали полы чекменей и шинелей, натянули поводья. Аманкул вывернул тулуп и надел его, намотал на шапку длинную белую чалму и привязал к чучелу аркан. Потом вывернул второй тулуп, напялил его на Жапалака и начал пробовать голос. Сильно втянув живот, Аманкул завыл глухим, стонущим воем, каким обычно сытый волк зовет на заре волчицу.
А «чертова свеча» все еще не мигала. Джигиты Мамбета все чаще поглядывали на зияющие окна. Время шло, но возле землянки никого не было, не мигал и долгожданный свет.
– Как бы не случилось что-нибудь… – прошептал, волнуясь, Ергали.
Наконец Мамбет подскочил к краю обрыва, вгляделся и негромко приказал:
– За мной, джигиты! – и поскакал по склону в сторону городка, все быстрей и решительней, без опаски, словно ехал к себе домой.
За ним бросились остальные. Мамбет вылетел на самый обрыв и застыл, натянув поводья. Потом быстро огляделся вокруг и указал рукой куда-то в сторону:
– Жми, табунщик!
Аманкул и Жапалак взобрались на крутояр и увидели косяк коней, спускающийся к обрыву. Впереди косяка ехали трое верховых, позади маячили двое. Жапалак оглушительно свистнул и помчался галопом в сторону пустыря, куда указал Мамбет; за ним поскакал Аманкул. Он почти вплотную приблизился к косяку и громко и противно заблеял по-козлиному. Потом вихрем подлетел к косяку и резко затарабанил по трескучему даулпазу[124]. Над сумеречной степью будто пронеслись джинны. Безмятежных казаков, отъехавших от города на версту, обуял страх. Оглушительный свист, мерзкое блеяние, сухой треск даулпаза, дикий топот лошадиных копыт – все было так неожиданно, что казаки растерялись, а кони, панически заржав, метнулись в сторону. Аманкул между тем мчался прямо на остолбеневших казаков.
