Джеймс Джонс - Отныне и вовек
Они взяли его под свое крыло, заботились о нем и опекали, как ребенка. Приступы буйства, следовавшие за периодами депрессии, их не пугали, и им не требовалось устанавливать систему дежурств, потому что во втором все без исключения еще с детства умели сами за себя постоять в любой свалке и драке. Если кто-то просыпался оттого, что Фермер его душил, он без чужой помощи скидывал парня на пол, врубал ему так, что тот терял сознание, а потом укладывал на койку, и утром Фермер просыпался таким же добродушным и покладистым, как всегда. Никто во втором да и во всей тюрьме не считал, что он представляет собой хоть какую-то опасность. Даже Джек Мэллой, несмотря на весь свой ум, не видел в бесплодных покушениях паренька из Индианы ничего тревожного. Было бы просто смешно предположить, что именно он окажется той спичкой, от которой загорится бикфордов шнур, и взрыв вдребезги разнесет тщательно отлаженный миропорядок как в тюрьме в целом, так и во втором бараке в частности и круто повернет всю последующую жизнь кое-кого из заключенных.
Случилось это нежданно-негаданно как-то раз днем, в каменоломне. С тех пор как Фермера перевели во второй барак, он постепенно все больше ожесточался и даже начал потихоньку ворчать. Это было ему несвойственно, и никто впоследствии так и не понял, то ли он пытался подражать своим новым кумирам, то ли злился, что из-за своих приступов потерял возможность скостить себе срок примерным поведением, а с переводом во второй автоматически добавил к месяцу за решеткой еще один.
В тот день он снова был в депрессии. Пруит дробил камни, стоя между Склянкой и Кирпичом Джексоном, когда Фермер вдруг очнулся от задумчивости. Их троица давно наблюдала за ним, ожидая знакомых симптомов, и, как только Фермер бросил кувалду на землю и в глазах его вспыхнула ярость, они тотчас навалились на него и не отпускали, пока он не пришел в себя. После этого они все вернулись к работе, не особенно раздумывая над случившимся, потому что давно успели к такому привыкнуть.
Немного погодя Фермер подошел к ним и добродушно, но с необычно решительным видом спросил, не сможет ли кто-нибудь из них сломать ему руку.
— Зачем это тебе, Фрэнсис? — поинтересовался Пруит.
— Хочу в госпиталь.
— На черта тебе туда?
— Надоело мне здесь, — добродушно сказал парень. — Я свой месяц уже отсидел, а теперь мне все равно тут торчать еще двадцать шесть дней. Целых двадцать шесть.
— А шесть месяцев, как я, не хочешь? — спросил Джексон.
— Не хочу.
— Оттого, что сломаешь руку, раньше не выпустят, — резонно заметил Пруит.
— Зато недели две проваляюсь в госпитале.
— Да и вообще, как это, интересно, мы тебе ее сломаем? — сказал Пруит. — Об колено, как палку? Рука — это, Фрэнсис, не палка, ее сломать трудно.
— Я уже придумал как, — торжествующе заявил парень. — Я положу руку на два камня, а кто-нибудь ударит по ней кувалдой. Очень все просто и быстро. Буду отдыхать минимум две недели.
— Извини, Фрэнсис, я не смогу, — сказал Пруит, внезапно почувствовав легкую тошноту.
— Кирпич, а ты?
— На хрена тебе нужно в госпиталь? — ушел от ответа Джексон. — Там не лучше, чем здесь. Я там был, и я знаю, что говорю. Там так же дерьмово, как здесь.
— Там хотя бы не будет Толстомордого и не заставят в такую жару долбать эти сволочные камни.
— Оно, конечно, — кивнул Джексон. — Там ты будешь отсиживать задницу и смотреть в окошко на небо в клеточку. Так с тоски взвоешь, что каменоломня тебе раем покажется.
— Там хоть жратва получше.
— Это да, — признался Джексон. — Но все равно быстро надоест.
— Значит, не можешь? Даже как одолжение? — укорил его Фрэнсис.
— Да я бы, наверно, смог, — неохотно и брезгливо сказал Джексон. — Только очень уж неохота.
— А я могу, — ухмыльнулся Банка-Склянка. — Всегда пожалуйста, Фрэнсис. Если ты действительно хочешь.
— Я действительно хочу, — добродушно и твердо сказал парень.
— Какие выберем камешки? — спросил Банко.
— Там, возле меня, есть пара подходящих.
— Ладно, — кивнул Банко. — Пошли. — На секунду задержавшись, он повернулся к двум другим: — Ребята, вы не против? Ч-его тут такого, честно? Если парню больше невмоготу. Я его понимаю. Может, и сам когда-нибудь кого попрошу.
— Нет, — неохотно сказал Пруит. — Я не против. Это его дело. Просто сам я за это браться не хочу.
— И я тоже, — борясь с тошнотой, пробормотал Джексон.
— Понял, — кивнул Банко. — Я сейчас вернусь. Вы тут пока глядите в оба, чтобы нас охрана не засекла.
Охранник в «трюме» был вне поля зрения, но те двое, что стояли на выступе, вполне могли их увидеть.
— Ты поосторожнее, — сказал Пруит. — Им сверху видно.
— Пока они отойдут, десять раз сдохнешь.
— Им скоро надоест на одном месте стоять. Подожди пять минут, — посоветовал Пруит.
— Да ну их к черту! — зло сказал Банко. — Все равно ни хрена они оттуда не увидят.
Он подхватил свою кувалду и вслед за Фрэнсисом перешел на другое место, ярдах в пяти от Пруита. Фрэнсис покакал выбранные им камни: два плоских гладких валуна высотой в три-четыре дюйма лежали на расстоянии примерно семи дюймов друг от друга. Фрэнсис встал на колени и, вытянув левую руку, опустил ее на камни: запястье и кисть опирались на один валун, а локоть на другой.
— Видишь? Оба сустава останутся целы, — добродушно объяснил он. — Я не левша, поэтому решил, лучше левую. Правой мне и жрать удобней, и письма домой писать смогу… Я готов, — сказал он. — Ломай.
— Хорошо. Сейчас. — Банко шагнул вперед, примерился, потом занес кувалду высоко над головой, размахнулся и, как опытный лесоруб, вонзающий топор точно в зарубку, со всей силы ударил по лежащей на камнях руке.
Фрэнсис, паренек родом с фермы в штате Индиана, удивленно вскрикнул, будто не ожидал этого, будто был застигнут врасплох, как человек, раненный пулей невидимого снайпера. Рука под кувалдой, вероятно, громко хрустнула, но крик заглушил этот хруст, и никто его не слышал. Фрэнсис еще немного постоял на коленях — он побелел и, казалось, вот-вот потеряет сознание, — потом встал и подошел к Пруиту и Джексону показать. Посредине предплечья ровная линия резко прерывалась квадратной вмятиной. За те несколько секунд, что он шел разделявшие их пять ярдов, рука начала опухать. Линия предплечья прямо на их глазах снова выровнялась и там, где только что была вмятина, вздулась большая шишка.
— По-моему, сразу в двух местах, — удовлетворенно заметил Фрэнсис. — Блеск! Это недели три, самое малое. Может, даже больше. — Голос его внезапно оборвался. Бережно придерживая левую руку правой, Фрэнсис покачнулся, упал на колени, и его вырвало. — Черт, а здорово болит, — гордо сказал он, снова подымаясь на ноги. — Я даже не думал, что будет так болеть, — добавил он с тем же простодушным удивлением, которое недавно прозвучало в его крике. — Склянка, спасибо тебе огромное.
— Не за что, — ухмыльнулся Банко. — Выручить друга — какой вопрос?
— Ладно, пойду-ка, пожалуй, покажу охранникам, — радостно сказал Фрэнсис. — Пока, ребята. До встречи. — Все так же бережно придерживая руку, он двинулся вниз, в «трюм».
— Ну и ну! — Пруит почувствовал, как по спине у него поползла струйка непривычно холодного пота.
— Сам захотел, его дело, — сказал Джексон. — Я бы на такое не пошел. Ни за какие коврижки. Даже если бы досрочно выпустили.
— А чего тут такого? — ухмыльнулся Банко. — Гангстеры и ковбои, чуть что, сами себе операции делают, пули из ран вытаскивают, не слышали, что ли? А это куда больнее.
— Я про такое не слышал, — сказал Пруит. — Это только в кино.
— Я тоже не слышал, — подтвердил Джексон. — И не видел.
— А просто-то как. — Банко снова ухмыльнулся. — Разок тюкнул — и всех делов.
Они дробили камни и между взмахами кувалды наблюдали, как охранник звонит с дороги по телефону, а Фермер со счастливым лицом стоит возле будки и бережно придерживает левую руку. Довольно скоро за ним приехали, и он, все так же осторожно придерживая сломанную руку, залез в кузов грузовика.
— Видели? — сказал Банко. — Проще пареной репы. А что, я, пожалуй, тоже так сделаю. Чем я хуже?
— Они сразу поймут, — сказал Пруит. — Чтобы у двоих подряд, так не бывает.
— Знаю. — Банко хищно оскалился. — Потому и не буду. Только это меня и останавливает.
Вечером, вернувшись в барак, они узнали, что Фрэнсис Мердок, фермер из Индианы, отправлен в госпиталь «в связи с переломом руки в результате ушиба при падении со скалы в каменоломне». Но рука сломалась только в одном месте, а не в двух, как надеялся Фрэнсис.
Никаких разговоров на эту тему не возникало, вопросов никому не задавали, и вроде бы все было шито-крыто. Ужин прошел как обычно.
Но после ужина, незадолго до сигнала «тушить огни», во второй барак явились вооруженные палками Толстомордый и майор Томпсон, злые как сто чертей.
