Юрий Никитин - Князь Владимир
Она увидела в его глазах и лице жадность и боль. Он жаждал ее все эти годы страстно, неистово, он страдал, и никакой накал в письмах не мог передать того жара, что полыхает в его сердце, это видно по его лицу… Он и сейчас жаждет ее по-варварски, а это значит – неистово, не зная удержу, не желая знать никаких препятствий…
Она первая нарушила торжественное молчание:
– Ты прибыл, чтобы отвезти меня великому князю… ныне императору Руси?
Он смотрел неотрывно в ее лицо, и казалось, его душа унеслась далеко. От ее негромкого голоса даже вздрогнул:
– Что? Ах да, я для этого и прибыл.
Он покосился на Войдана, что стоял с каменным лицом. В его темных глазах промелькнуло странное выражение.
– А ты еще не стал христианином? – спросила она.
Ее бывший ипаспист развел руками:
– Да хоть чертом стану, только вели!
Она медленно наклонила голову. Его отчаяние, скрытое за удалым бесшабашием, понимала.
– Ничего… Тебя утешат твои жены. Я уверена, что у такого отважного воина много жен и еще больше наложниц.
Против желания она сама уловила в своем голосе ревнивую нотку. А воин все так же с веселым отчаянием махнул рукой:
– Я их всех отпустил! Теперь я одинок. И некому встать со мной рядом.
За спиной Анны начали тревожно переговариваться. Один наклонился к Войдану, что-то шепнул на ухо. Тот кивнул, взглянул на встречающего витязя:
– Что велит великий князь?
Витязь развел руками:
– Ему не терпится увидеть Анну во дворце. Посему он желает, чтобы ее привезли к нему немедля.
Войдан все еще не спускал с него глаз. В них заблистала насмешка.
– А торжественный прием?
– Потом. Сумеешь передать ее мне в лодку? А ее свита пусть либо дожидается, когда их отнесут на носилках, либо едут на наших лодьях.
Войдан кивнул:
– Я готов. Но согласятся ли отпустить принцессу с тобой…
– Со слабыми не считаются, – ответил витязь мстительно.
Он прыгнул через борт, а из лодки протянул руки. Войдан неожиданно подхватил Анну на руки, шепнул, чтобы ничего не страшилась, передал в требовательно протянутые руки раньше, чем свита испуганно завизжала, кинулась останавливать.
Анна замерла в могучих руках. Ей хотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Его руки были сильные и твердые, как корни дуба, от кожи пахло солнцем и морем. Он держал ее как пушинку, уже и лодья отодвинулась от дромона, а он все держал, и лишь когда тревожно завозилась в его объятиях, нехотя опустил на дощатую палубу.
– Тебе не сносить головы, – шепнула она.
Он неотрывно смотрел в ее чистые глаза:
– Надеюсь…
– Почему?
– Хочу умереть на бегу. И чтобы видеть тебя…
Лодью качнуло на волнах, он подхватил ее под руку и уже не отпускал. Гребцы дружно рвали весла, она видела смеющиеся лица, на нее глазели откровенно и весело, и она напомнила себе, что эти люди не знают сложного церемониала имперского двора, потому так откровенны и бесстрашны.
– Ты служишь у великого императора русов? – спросила она тихо.
В ее глазах было сомнение. Он был одет слишком просто, ни один император не позволит, чтобы его личные солдаты выглядели бедными. Правда, у него из-за спины торчит рукоять меча, что базилевсу под стать: рукоять украшена рубинами, а нарочито простые ножны по краям блистают бриллиантами. Но сапоги этого витязя стоптаны, растрескались от жары и пыли.
Он ответил жарким шепотом:
– Я служу Руси.
– Будь осторожен, – сказала она одними губами. – Тебя казнят, едва выйдешь на берег… Не держи меня за руку!
Он не отпустил, глаза были дерзкими.
– Наш князь не обидится.
Что-то насторожило в его голосе, она спросила с подозрением:
– Он стар и немощен?
– Гм…
Второй гребец, который без напарника поднял весло и сидел, прислушиваясь к их разговору, хмыкнул. Вольдемар посмотрел на него строго:
– Ты чего? Так уж немощен твой князь?
Гребец, здоровенный мужик с кудрявой бородкой, почесал в затылке, перекривив рожу, подвигал кожей на лбу, изображая непосильные мыслительные процессы, ответил с сомнением:
– Да, пожалуй… Девятьсот девяносто восемь жен как было, так и осталось… Уже год, как ни одной не прибавилось… Слабеет наш князь! Не сумел догнать премудрого Соломона, у того было тыща жен.
Витязь сказал раздраженно:
– Черт бы тебя побрал, Жидовин! Уже все знают, что князь давно отпустил всех жен… и прочих. Один ты еще не слышал!
Жидовин – а теперь и Анна признала в нем иудея – опять почесал в затылке, посопел, изображая руса, даже вытер рукавом воображаемые сопли, сказал с сомнением:
– Да я-то слыхивал… Но мы ж знаем, какой он хитрый! Явно где-то припрятал, чтобы тайком по ночам туда шастать, аки лис к курам…
Витязь люто зыркнул, испепелил его на месте, вбил по уши в дно лодки, растер и вытер подошвы, лишь тогда с натянутой улыбкой повернулся к Анне:
– Не слушай их… И это верная дружина князя! Представляешь, каково ему с таким окружением?
– Почему не заменит? – спросила она с недоумением.
Он отмахнулся с безнадежностью:
– Другие еще хуже.
На берегу блистали оружием и доспехами суроволицые воины. Осеннее солнце косыми лучами дробилось на мелких пластинах доспехов, кольцах кольчуг, шлемах и непривычно длинных, вытянутых книзу щитах.
Среди воинов небольшой кучкой выделялись прибывшие ранее василики, епископы и священники в раззолоченных и пышных ризах, царьградские чиновники. Все жадно и тревожно смотрели на приближающуюся лодью. Северный ветер трепал их ризы и волосы. Все, кроме русов, ежились, прятались от ветра.
Анна спросила тихо:
– Я не вижу… великого князя.
Вольдемар сказал заботливым голосом:
– Он с нетерпением ждет тебя во дворце. Сама знаешь, ему нельзя тебя видеть до венчания.
Острая тоска сжала ее сердце. Знала, что больше не увидит родного города, отныне и навеки ее землей будет эта таинственная Русь, а окружать ее будут эти свирепые люди, уже смирилась, ибо отпрыски императорских династий никогда не выходили замуж и не женились по любви, всегда это были династические браки, но внезапная встреча с этим дерзкоглазым витязем всколыхнула все тайное, что так тщательно прятала в самой глубине сердца.
Среди пожарищ и обгорелых остовов дворец правителя оставался единственным уцелевшим зданием. Даже сад вокруг дворца был не тронут, а трупы, как поняла Анна, унесли, закопали, траву заново расчистили. По саду с ножницами в руках бродили два садовника, подстригали кусты роз. Для них весь мир был здесь.
Анна заметила, что Вольдемару кланяются как простые воины, как и знатные русы. Это удивило, мог бы и похвастать, потом поняла, что для него все равно мало. А то, что он ведет ее к правителю Руси, наверняка наполняет и его сердце печалью и ядом. Только он мужчина, вида не показывает…
В переднем зале он шепнул ей на ухо:
– Погоди минутку… Я сейчас.
Он исчез, не дав сказать слова, а Войдан, что держался следом, прогудел густым успокаивающим голосом:
– Все будет хорошо.
– Войдан, – сказала она робко, – ты здесь мой единственный друг! Не покидай меня, пока сможешь.
В его насмешливых глазах промелькнула искорка, то ли жалости, то ли сочувствия, но он лишь повторил:
– Все будет хорошо…
В зал входили и выходили воины, воеводы. От них пахло жаркой пылью и кровью, а пот смешивался с запахами гари. На нее посматривали с любопытством, Анна почти у каждого в глазах видела затаенную хитрость. От нее что-то скрывали!
Наконец отворилась парадная дверь. Войдан взял Анну под руку, повел. Она старалась держаться гордо, хотя ее пальцы на руке Войдана трепетали, а сердечко мелко-мелко тряслось от страха.
Парадный зал был огромен. На той стороне высился трон. По обе стороны стояли в красивых одеждах знатные мужи, а на троне сидел высокий и сильный мужчина. На его плечи был наброшен красный плащ, голова была непокрыта, блестела, чисто выбритая, только иссиня-черный клок волос падал сбоку и прятался за ухом.
Анна остановилась. Сердце стучало все громче. Великий князь Руси, это явно был он, величаво поднялся, некоторое время смотрел с надменной улыбкой, потом вдруг бесшабашно рассмеялся, сбросил плащ и сбежал по ступенькам вниз.
Это был дерзкоглазый Вольдемар!
Анна еще не поняла, брови ее взлетели наверх, а сердце уже забилось в радостном предчувствии:
– Ты?
Он засмеялся весело и грохочуще:
– Я!
– Но… а великий князь Руси…
Он оглянулся на бояр и воевод, крикнул со смехом:
– Не похож?
Он протянул к ней руки, и она не помнила, когда преодолела разделявшее их пространство, очутилась в его объятиях, прижалась так сильно, что он ойкнул на полуслове, обхватил ее, поднял на руки.
Со всех сторон раздался такой довольный рев, что дрогнули стены. Она лежала в его руках, прижавшись к широкой груди, а в зал набивалось все больше людей, здесь были и простые воины, все орали и подбрасывали шлемы, били рукоятями мечей в щиты.
