Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден
Ближе к обеду, уже собираясь отдать приказ о привале, Цезарь заметил, что ветеран в львиной шкуре начинает прихрамывать на левую ногу и его колено разбухает прямо на глазах. Молодой офицер тут же отдал приказ остановиться. Сделав еще два шага, Волки замерли на месте.
Пока Квертор занимался приготовлением пищи, Юлий разыскал старика, расположившегося на отдых в тени чахлого деревца. Изборожденное морщинами лицо было бесстрастно; вытянув больную ногу, ветеран ловко бинтовал колено длинными лоскутами материи. Он затягивал повязку так туго, что нога почти не гнулась. Львиную шкуру старик снял и аккуратно сложил недалеко от себя. Волосы ветерана слиплись от пота и свисали седыми прядями.
– Как тебя зовут? – спросил у него Юлий.
Продолжая перетягивать колено, старик ответил:
– Обычно меня называют Корникс, то есть «старая ворона». Я охотник, добываю дичь в лесах, ставлю ловушки.
– У меня есть друг, который сможет облегчить твои страдания. Лекарь. Кажется, он даже старше тебя, – спокойно сообщил Цезарь.
Корникс отрицательно покачал головой:
– Нет надобности. Это колено достает меня уже не первую войну. Перетерпит и последнюю.
Такой ответ убедил Юлия, и он не стал настаивать.
Цезарь молча принес ветерану хлеба и тушеных бобов, разогретых Квертором. Они ели горячее в последний раз: разведчики уже искали лагерь Митридата, и нельзя было больше рисковать, разводя костры.
Благодарно кивнув, Корникс принял котелок.
– Странный ты, командир, – проговорил он с набитым ртом. – Еду мне принес…
Юлий некоторое время молча смотрел, как он ест.
– Я думал, для таких, как ты, со службой покончено навсегда. Из легиона ушел лет, наверное, двадцать назад?
– Больше тридцати, и ты об этом знаешь, – ответил ветеран, улыбаясь и пережевывая хлебный мякиш беззубыми челюстями. – Но сейчас это не имеет значения.
– Семья у тебя есть? – продолжал расспрашивать Юлий.
Его интересовал вопрос: почему старик не остался дома, а вместе со всеми растрачивает в походе последние силы?
– Когда начался мятеж, моя жена умерла. Я остался один.
Юлий поднялся и взглянул на безмятежно жующего старика. Временами, двигая больной ногой, тот слегка морщился. Молодой офицер перевел взгляд на его щит и меч, прислоненные к дереву. Ветеран посмотрел туда же и ответил на непрозвучавший вопрос:
– Не беспокойся, я еще могу пользоваться ими.
– Тебе придется их применить. Говорят, Митридат собрал целую армию.
Корникс презрительно фыркнул:
– Они всегда так говорят.
Покончив с тушеными бобами, старый солдат приложился к меху с водой.
– Ну что, будешь спрашивать? – напившись, спросил он.
– Спрашивать?.. – не понял Юлий.
– Я же видел, о чем ты думал, пока шел рядом с колонной и посматривал на меня. Тебя гложет мысль: почему этот старик отправился на войну? Разве не так? Ты не веришь, что я смогу хотя бы поднять свой старый меч.
– Только об этом и думаю, – усмехнулся Юлий, глядя в хитрые веселые глаза ветерана.
Корникс глухо и отрывисто захохотал, потом вдруг оборвал смех и посмотрел в глаза такого молодого и уверенного в себе офицера.
– Просто я хочу заплатить долги, парень. Старый город дал мне гораздо больше, чем я смог вернуть. Надеюсь, этот последний поход позволит мне с ним рассчитаться.
Старик подмигнул.
Юлий ответил задумчивой улыбкой и вдруг понял, что ветеран пошел с ними, чтобы умереть. Он предпочел внезапный конец медленной агонии в заброшенной лачуге охотника. Сколько же их здесь, решивших встретить смерть в бою, не пожелавших ждать и слушать, как она подкрадывается к ним по ночам?
Возвращаясь к лагерным кострам, Юлий поеживался, хотя было совсем не холодно.
Цезарь пока не знал точно, где именно армия Митридата разбила лагерь. Сведения, полученные от уцелевших римских поселенцев, могли быть ошибочными. С другой стороны, греческий царь вполне мог передвинуться на много миль, пока колонна Волков маршировала к месту предполагаемой стоянки противника.
Больше всего Юлия тревожила вероятность внезапного столкновения с неприятелем, опасность быть вовлеченным во встречное сражение. Судьба всего отряда зависела от разведчиков: если враги заметят их первыми, Волки почти наверняка будут разбиты. Самые быстроногие и осторожные воины небольшими группами выдвигались на несколько миль впереди отряда, укрывшегося в чахлом леске, и зорко высматривали противника. Цезарь принял все меры предосторожности: костров не разводили, охотиться он запретил, по утрам воины просыпались продрогшими от холода и сырости, а лучи слабого солнца, проникавшие сквозь листву и ветви, почти не согревали.
После четырех дней ожидания в бездействии Юлий уже собирался отдать приказ о выходе из леса, невзирая на возможные последствия. Вернулись почти все разведчики; ничего утешительного они не сообщили и сейчас в мрачном молчании поглощали холодную пищу. Юлий решил дождаться возвращения последней группы из трех разведчиков.
Он едва сдерживал раздражение. Волки достигли местности, где прятался враг, – это Юлий знал точно. В пяти милях к востоку они нашли одинокий форпост, а в нем – перебитый римский гарнизон, который, очевидно, застали врасплох. Враги сняли с солдат доспехи, забрали оружие. Тела были изуродованы, и Юлий видел, как глаза его солдат разгораются ненавистью к убийцам.
И вот появились разведчики. Они бежали сквозь мокрый подлесок небыстрой рысцой – такой шаг следопыты используют, чтобы без отдыха преодолевать расстояния во много миль. Не обращая внимания на ждущую их еду, они направились прямиком к Юлию. Воины устали, но не могли сдержать возбуждения. Все трое отсутствовали четверо суток, и Юлий понял, что враг обнаружен.
– Где они? – спросил он, быстро поднявшись.
– В тридцати милях к западу отсюда, – волнуясь и спеша сообщить новость, заговорил один из разведчиков. – Там укрепленный лагерь… Похоже, они в нем собрались обороняться против легионеров, идущих из Орика. Мятежники окопались на узкой полосе между крутыми склонами.
Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и тут же заговорил другой:
– На подходах к лагерю с запада в землю забиты колья. Передовые дозоры и разведчики расположены широкой полосой, поэтому мы не смогли подобраться близко, но, похоже, они
