Христоверы - Александр Владимирович Чиненков
– Да тут целые тыщи… – завороженно глядя на деньги, прошептал отец. – На них, почитай, весь город купить можно.
– Нет, такой покупки нам не надо, – отшутился Силантий. – А вот лошадь, телегу, еду и мази для меня ты сегодня купишь, а то я уже два месяца из избы не выхожу.
Со двора послышался лай собаки. За воротами остановилась лошадь с телегой, с которой сошла Марфа Григорьевна.
– Ну, всё, мне пора, – засобирался Матвей Кузьмич. – Вон матушка уже с Макаркой пожаловала.
Беря котомку и стараясь не смотреть на пачку денег в руках сына, он направляется к двери, но Силантий останавливает его.
– Сколько будет стоить лошадь с телегой вместе?
– Не знаю, сынок, – пожимая плечами, ответил обескураженно старик. – Должно быть, шибко дорого. Сейчас, говорят, цены на базаре ого-го какие!
Силантий отложил крупные купюры в сторону, выбрал несколько достоинством поменьше и протянул отцу:
– Большие не даю, подозрение вызовут.
Матвей Кузьмич берёт деньги и спешно прячет их в карман.
– А с теми, что останутся, как быть? – спросил он. – Потратить на что-то или обратно привезти?
– Это на твоё усмотрение, – ответил Силантий. – Покупай всё, на что хватит. Только внимания к себе не привлекай, чтобы у людей не возникло вопросов, откуда у старика деревенского сумма такая.
– Ну, так что, пойду я, сынок? – дрожащим голосом проговорил Матвей Кузьмич, беря котомку и пятясь к двери. – Макарка такой сукин сын: опоздаешь чуток, ждать не станет.
– Иди, раз так, – кивнул Силантий. – Деньги останутся, табака мне купи побольше. За эти два месяца, что я у вас в избе провёл безвылазно, уши опухли от желанья покурить.
– Так ты что, сынок, и зелье курить пристрастился? – удивился отец.
– На войне все вредные привычки полезными считаются, – заявил Силатий. – Водка и табак вредят здоровью только дома. А там, на фронте, когда того и гляди тебя убьют, водка и табак лекарство наипервейшее, нервы успокаивают.
Дверь вдруг открылась, и в избу вбежала Марфа Григорьевна.
– Ну, чего лямку тянешь, Матвей? – с укором сказала она. – Поспешай давай, покуда Макарка не уехал.
– Бегу, бегу, прощевайте, – оживился старик. – Вечером ждите меня с покупками.
Он как на крыльях выбежал из избы и со всех ног поспешил к поджидавшей его телеге.
– Господи милостивый, да что это с ним? – глядя ему вслед, удивилась Марфа Григорьевна. – Будто хлопец молодой, козликом скачет?
– Значит, радуется чему-то отец, – усмехнулся Силантий. – Вот мы его и обспросим вечером, от чего у него прыти прибавилось.
* * *
Евдокия только-только вымыла в горнице пол и присела отдохнуть. Кроме неё, в избе больше никого не было. «Богородица» Агафья и сестра Мария уехали в Самару осмотреть дом, в котором собирались провести воскресное соборное радение с участием «важных» лиц. Андрон гулял во дворе, и ей выпала минутка побыть наедине со своими мыслями.
«Ну вот, снова тревога обуяла меня, – с тоской думала Евдокия. – Наверное, права Мария, говоря, что я сама притягиваю к себе все беды и несчастья. Всё не то и всё не так в жизни моей несчастной. И вера хлыстовская не приживается во мне, отторгается душой она и сердцем не воспринимается. А вот церковь так и притягивает меня, все помыслы мои к храму Божьему тянутся…»
Из сеней послышались тяжёлые шаги возвращающегося в дом старца, и Евдокия, встрепенувшись, тут же схватилась за ведро и тряпку.
Андрон вошёл в дом как всегда с суровым лицом и недовольным взглядом. Он исподлобья глянул на замершую Евдокию и, покачав головой, сказал:
– Сегодня соборное радение проводить буду, и ты присутствовать должна.
– Я всегда готова к радениям и всё подготовлю к вечеру, – тихо сказала Евдокия.
– Ты не поняла меня, голуба, и не дослушала, – с упрёком высказался старец. – Здесь радение «богородица» Агафья проведёт, а мы поедем туда, где она сейчас обряд готовит.
– Да, поедем, – чувствуя неладное, вздохнула Евдокия.
– Там, куда мы поедем, люди богатые и серьёзные соберутся, – продолжил Андрон. – Они всей душой и сердцем голуби наши, но им не можно вместе со всеми в радениях участвовать.
– Так разве мы не все равны на корабле нашем? – спросила Евдокия. – Вы же в проповедях вещаете, что…
Старец так взглянул на неё, что девушка тут же осеклась, замолчала и опустила голову.
– Не пристало тебе задавать мне вопросы эдакие, голуба! – морща лоб, повысил голос Андрон. – Но я тебе отвечу. На том свете, в Царстве Небесном, все равны будем. А сейчас мы в грешном мире живём. Здесь не каждому можно веру свою напоказ выставлять. Сейчас вера православная верховодит повсюду, а нам, людям божьим, приходится маленько остерегаться церковников.
– И… когда мне собираться? – дрогнувшим голосом спросила Евдокия.
– После вечерней трапезы готова будь, – ответил старец. – Час отъезда за столом озвучу.
* * *
После ухода старца переполняемая противоречивыми чувствами Евдокия вышла на крыльцо. После общения с Андроном у неё разболелась голова и захотелось подышать свежим воздухом.
«О Господи! Боже мой милостивый, – взмолилась отчаянно девушка. – Да когда же всё это закончится? Как я устала от всего, Господи, аж жить не хочется. Но почему эдакая доля выпала мне? Чем я провинилась перед тобой, Господи? Живу как в аду и просвета никакого не вижу. Что бы мне сделать, чтобы исчезнуть, испариться, умереть и не видеть больше этих…»
Открылась калитка, и во дворе появилась Мария. Отвлекаясь от горестных мыслей, Евдокия сошла с крыльца и с подавленным видом направилась ей навстречу.
– Чего это вид у тебя похоронный какой-то, Евдоха? – поинтересовалась Мария, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Идёшь, как спутанная, еле ноги переставляешь.
– Какая есть, не переделаешь, – вздохнула Евдокия. – А чего это ты так рано приехала? Что, в доме том, где радения соборные будут, ты все дела переделала?
– Там слуг полный дом, без меня справятся, – улыбнулась Мария. – Так ты мне не сказала, чего пасмурная такая? Может, стряслось чего за время моего отсутствия?
– Нет, – поморщилась Евдокия, на мгновение представив ненавистное лицо старца. – Просто одна хочу я побыть, и…
Она замолчала, не закончив фразы, но Мария тут же продолжила за неё:
– Побыть одна и Богу помолиться, ты это хотела сейчас сказать, сестра?
– А если и так, тебе-то что с того? – огрызнулась, бледнея, Евдокия. – Тебе вон всё одно, а у меня не так, у меня всё по-другому.
Высказавшись, она развернулась, чтобы уйти, но Мария схватила её за руку.
– Ты опять с Андроном разговаривала? – предположила она. – И чего на этот раз тебе в его речах не понравилось?
– Он мне сказал,
