Двое строптивых - Старшов Евгений
— Да, не пей он так, давно стал бы капитаном лучшей орденской каракки.
— Присмотрись к этому рыцарю… Испытай его в деле. Хотелось бы ему верить…
— Хочет служить — послужит.
— Да. Но пусть сначала отдохнет…
"Столп" Англии склонил голову в знак согласия.
Ужин завершился, а магистр д’Обюссон, наконец покончив с делами тяжелого дня и снова помолившись на сон грядущий, лёг в постель.
К нему на кровать тут же прыгнула пара его любимых псов. Один из них лёг спиной к спине магистра; д’Обюссон погладил его по лобастой голове и ласково промолвил:
— Хороший, хороший. Знаешь, где болит…
Это был всего лишь один день из напряженной жизни великого магистра, а в это время Торнвилль только недавно очнулся после тяжелого сна и теперь церемониально представлялся английским рыцарям, а они — ему.
Брат Джон Кэндол нам уже известен. Он происходил из норфолкского или йоркширского рода. Год его рождения нам неизвестен, но изображение на медали, отчеканенной в Англии в 1480 году, представляет нам профиль человека лет 30–40. Спереди на этой медали четко (хоть и по латыни) написано: "Jo Kendal Rhodi Tvrcvpellerivs", то есть "Джон Кэндол родосский туркополиер[13]", а сзади — "Tempore obsidionis Turcorum MCCCCLXXX", то есть "Время турецкой осады 1480".
Облик этого героя в целом приятен. Глаза большие, надбровные дуги заметно выделяются. Лицо полное, одутловатое, гладко выбритое. Волосы довольно длинные, закрывающие сзади шею, вьющиеся. Залысин нет. Нос прямой.
Сэр Джон оказался назначен английским столпом в ордене иоаннитов в 1477 году, прибыв в этой должности до 1489 года. В 1491 году стал великим приором Англии. Правда, одно время его положение оказалось под угрозой, ведь он подозревался в попытке лишить жизни короля Генриха Седьмого посредством чародейства (Средние века как никак!), однако дело замяли, и приор в 1501 году был одним из депутатов английского королевства, встречавших принцессу Екатерину Арагонскую, невесту престолонаследника, а затем спокойно скончался в ноябре того же года.
О молодом Томасе Даукрэе, внуке сэра Томаса Грина, и о мрачном сэре Томасе Ньюпорте было рассказано выше, и теперь Лео познакомился с ними тоже.
Также при этом присутствовал светский рыцарь из Англии из рода Пламптонов, недавно прибывший добровольцем на Родос, покинув свою красавицу-жену Джоанну: он очень тосковал по ней, но поставил религиозный долг выше личного счастья. Имя Пламптона (в отличие от его жены, получившей за его подвиги индульгенцию) — тоже неизвестно, посему он и будет далее упоминаться только по фамилии.
Но хватит экскурсов в прошлое! Довольно будет упомянуть, что английское рыцарское землячество на Родосе приняло Лео Торнвилля в свой состав, и в дружеском застолье, затянувшемся (вопреки, вообще-то, распорядку) до глубокой ночи, Лео рассказывал о своих злоключениях. А когда наконец все устали и начали расходиться, Лео услышал напоминание о том, что наутро должен явиться на исповедь и причастие в храм Святого Иоанна.
Тяжеловато после такой попойки. Но юноша не спорил — только на мгновение стало немного совестно оттого, что наутро от него будет разить, как от винной бочки, однако и чувство стыда куда-то испарилось, когда он, тяжело дыша, вышел перед сном на террасу, облокотился на каменные перила и всей грудью вдохнул теплый ароматный воздух греческой ночи.
Где-то душетрогательно тренькал бузуки[14], трещали цикады, одинокими звездами светились сторожевые огни на постах и башнях. Было хорошо. Хотелось жить. Конечно, неизвестно, как-то еще сложится тут его служба, однако вряд ли будет хуже, чем на родине, в полуразбойном отряде дядюшки-аббата, а тем паче в рабстве.
Нет, а тут люди, как кажется, вправду радеют о вере Христовой, жертвуя за нее самым ценным, что у них есть — жизнью, и отказываясь от семьи, мирской славы, праздного существования на скопленные предками деньги… Значит, все же есть что-то, что превыше мирской суеты! И Лео, кажется, нашел его. Только глаза уже слипаются, и сторожевые огни начали водить перед ними хоровод.
На мгновение Лео оказался во власти воспоминаний о жизни в рабстве у турецкого улема[15] и о снохе улема — прекрасной Шекер-Мемели, с которой довелось провести всего одну ночь. Вдруг показалось, что это не сторожевые огни, а черепахи со светильниками на спинах неспешно ходят вокруг Шекер-Мемели, сидящей под деревом в саду. Подумалось: "Так, наверное, это она и играет на бузуки?"
Разум уже не повелевал уставшим телом, рухнувшим на каменный пол от вина. Поднявшийся на звук великий туркополиер Джон Кэндол хмыкнул нечто вроде: "Вот так нам подарочек от брата магистра…" и позвал слуг, чтоб они отнесли Торнвилля в его комнатушку, аккуратно уложили и подняли б с утра пораньше.
Все было быстро исполнено, и теперь уже сам брат Джон, невольно засмотревшись ночным пейзажем, вдыхал на террасе ночной воздух Родоса, поддаваясь волшебству его ночи, и старался не думать о том, что скоро сюда могут нагрянуть турки.
4
Начало светать, когда орденские слуги с немалым трудом разбудили Торнвилля. Благо им не пришлось долго втолковывать, куда и зачем ему надо идти.
Вскоре он был готов и, позевывая, быстро прошел от английского "обержа" вверх до дворца, рядом с которым и стояла церковь Святого Иоанна — духовное сердце ордена иоаннитов на Родосе — прямоугольная базилика[16]с колокольней, отличающаяся строгим внешним оформлением, практически лишенным каких-либо архитектурных изысков.
Начало ее строительства датируется правлением первого родосского магистра Фуке де Вилларэ, впоследствии храм перестраивался и расширялся, достигнув длины 48–50 метров и ширины — 15–17 метров, причем ширина трансепта (поперечного нефа) составляла 27 метров.
Храм Святого Иоанна служил местом всех торжественных событий в жизни ордена и вместе с тем усыпальницей большей части великих магистров, а также прославленных рыцарей, чьи могильные плиты буквально устилали собой пол. Это оказалось первое, на что Лео обратил внимание, чуть не упав, а уже после разглядел интерьеры.
Продольных нефов было три, их разделяли меж собой античные гранитные колонны. Алтарная часть имела квадратную форму.
Крыша — деревянная, балки и потолок — окрашены в небесно-голубой цвет и украшены золотыми звездами. В окнах — стеклянные витражи. По обеим сторонам хоров имелась раскрашенная позолоченная деревянная резьба и ниши с фигурками апостолов, однако Торнвиллю пришлось оторваться от созерцания украшений в вышине и опять устремить взгляд вперед, дабы благополучно миновать все надгробия.
Особо обращала на себя внимание могила великого магистра Дьёдоннэ де Гозона увенчанная целой скульптурной группой, отображающей подвиг его юности — убийство дракона. В камне были изображены сам Гозон, дракон, несколько напоминающий большого пса, две собаки, помогающие рыцарю, и лошадь в роли зрителя действа.
Да не усмехнется читатель наивности Средневековья — многие европейские путешественники позднего времени отмечали в своих записках, что на неких воротах родосской крепости вплоть до какого-то из землетрясений XIX века были прибиты гигантский череп (больше лошадиного) и кости некоей рептилии, которую и называли убитым де Гозоном драконом. Примирить сказку с реальностью можно только предположением английского ученого Сэсила Торра, что де Гозон убил крокодила.
Магистр Роже де Пин был отображен на памятнике свершающим благотворение нищим. Раймон Беранже, сидя, держал за лезвие меч.
Основатель замка Святого Петра и строитель одноименной башни на Родосе Филибер де Найяк, участник никопольской бойни, в полном вооружении с мечом и щитом защищал расположенное у его ног детище — замок.
