Виктор Поротников - Спартанский лев
Астидамия уже с силой потрясла дочь за плечи.
— Слышу, — сердито отозвалась Дафна и высвободилась из материнских рук. — Но с этим я к Горго не пойду. Если царь Леонид захочет, он и без наших хлопот вступится за Сперхия перед старейшинами и эфорами.
— Ну и зря, — возмутилась Астидамия. — Твоё упрямство здесь ни к месту.
— Это не упрямство.
— Ну а гордость тем более.
Астидамия удалилась в свои покои, явно недовольная дочерью.
Оставшись наедине с Леархом, Дафна торопливо сообщила брату всё, что ей велела Горго.
* * *От Дафны Горго сразу отправилась к своей тётке Гегесо.
Царица попросила сделать ей красивую причёску, зная, что Гегесо большая мастерица в этом деле.
Та не смогла скрыть удивления, выслушав просьбу племянницы, никогда прежде не проявлявшей особой заботы о своей внешности.
— И ещё, — добавила Горго, — дай мне какой-нибудь из карийских хитонов. Я знаю, у тебя есть.
Карийские хитоны были более красивого покроя, чем греческие, поэтому многие спартанки с некоторых пор стали предпочитать одеяния карийских женщин. Гегесо была из их числа.
— Что происходит, моя милая? — Гегесо заглянула в глаза племяннице. — Уж не влюбилась ли ты?
— Влюбилась, — кивнула Горго со счастливой улыбкой.
— В кого же?
— В Леарха, сына Никандра. — От любимой тётки у Горго не было тайн.
— Что ж, олимпионик Леарх достоин твоей любви, моя милая, — раздумчиво сказала Гегесо.
Она была прекрасно осведомлена о той двойной супружеской жизни, какую вёл царь Леонид после женитьбы на Горго. Гегесо не осуждала Леонида, уважая его чувства к дочерям и Мнесимахе. Но ей было жаль Горго, которая при своей красоте и уме достойна была быть царицей. К тому же Гегесо полагала, что жить с нерастраченными чувствами Горго не должна, ведь никакие почести не заменят женщине взаимную сердечную привязанность.
Вот почему Гегесо не только обрадовалась, узнав о любовной связи Горго, но и заверила любимую племянницу, что со своей стороны готова всячески помогать ей сохранить эту связь в тайне и от Леонида, и от прочих посторонних глаз и ушей.
Гегесо посоветовала Горго отпустить домой кормилицу Плистарха, чтобы та ненароком не стала свидетельницей ночного свидания.
— В эту ночь с Плистархом побуду я, — сказала Гегесо, — благо малыш хорошо меня знает. Я ведь уже не раз сидела с ним.
Тётка и племянница с видом заговорщиц сначала полушёпотом обсудили все достоинства Леарха, а потом принялись выбирать одеяние, в котором Горго должна встретить своего возлюбленного.
* * *Эфоры и старейшины долго и дотошно выясняли обстоятельства ранения в спину лохага Сперхия.
В том сражении с кидонянахли спартанцы и их союзники одержали полную победу. Враг бежал с поля битвы, бросив своих убитых и раненых.
В сражении Леонид находился на правом фланге своего войска, Сперхий возглавлял центр спартанской фаланги. Леонид не мог во всех подробностях знать обо всём, что происходило в центре в момент сражения. Он знал лишь, сообщив об этом эфорам, что там, где сражался Сперхий, сопротивление кидонян было наиболее сильным.
Положительно отзывались о действиях Сперхия в момент опасности и подчинённые ему младшие военачальники. Все как один говорили, что он занимал положенное ему рангом место в передней шеренге, сражаясь с необычайной храбростью. Особенно мужество и воинское умение Сперхия помогли спартанцам, когда их боевой строй на какое-то время перемешался с боевым строем кидонян. Тогда-то в этой сумятице кто-то из врагов и ударил его копьём в спину, пробив панцирь.
Несмотря на рану, Сперхий не покинул строй, за что, по словам Леонида, ему следовало воздать хвалу, а не искать трусость в его поведении.
Старейшины и эфоры оказались в трудном положении. С одной стороны, было много свидетелей мужественного поведения Сперхия в битве с кидонянами, где спартанцы в конце концов взяли верх. Но с другой стороны, существовал закон, который гласил, что рана в спину приравнивается к трусости и за это налагаются определённые взыскания. Сперхия следовало разжаловать из лохагов в простые воины.
Эфоры после долгих споров оставили окончательное слово за старейшинами, дабы те путём тайного голосования вынесли окончательное решение.
Старейшины, питая уважение к Сперхию, храбрость которого была общеизвестна, и в то же время не желая нарушать закон, вынесли следующее постановление: «Лишить Сперхия, сына Анериста, звания лохага до той поры, покуда не заживёт рана у него на спине».
ЛЕОНИД И КЛЕОМБРОТ
Мегистий и Симонид шли по узкой улице, более напоминавшей аллею из-за высоких клёнов и платанов, длинные ветви с пожелтевшей листвой заслоняли хмурое небо над головой. В этой части города на нескольких улицах все растущие во дворах и близ домов деревья считались государственной собственностью, поэтому владельцы жилья в этом квартале Спарты не смели поднять топор ни на одно дерево. Кое-где разросшиеся до неимоверной толщины дубы и карагачи, посаженные слишком близко к изгородям и стенам домов, разрушили каменную кладку, словно демонстрируя людям силу своих живительных древесных соков. Уступая деревьям, люди перестроили дома, заново возвели из камней изгороди, уже с таким расчётом, чтобы у каждого дерева оставался некоторый простор для дальнейшего роста.
Мегистий объяснял Симониду, почему так получилось, что спартанцы объявили государственной собственностью деревья именно в этом квартале. В тёплое зимнее утро друзья, приглашённые накануне вечером, направлялись в гости к царю Леониду.
— Это случилось более ста лет тому назад, — неторопливо рассказывал Мегистий. — И вот как всё было. Когда пеласги изгнали с острова Лемнос минийцев, те сели на корабли и морским путём прибыли в Лакедемон: ведь предки минийцев были родом отсюда. Минийцы расположились станом на склоне горного кряжа Тайгет и разожгли костры. Увидев огни на горе, лакедемоняне послали вестника спросить у незваных пришельцев, кто они и откуда. Пришельцы ответили вестнику: они минийцы, потомки аргонавтов, их изгнали пеласги с острова Лемнос и они прибыли сюда, на землю своих отцов. На это у них есть полное право.
Лакедемоняне решили принять минийцев. А побудило их к этому то, что Тиндариды участвовали в походе аргонавтов. Таким образом, лакедемоняне приняли к себе пришельцев, дали им земельные наделы и распределили по филам. Минийцы взяли себе в жёны спартанок, а привезённых с собой с Лемноса девушек выдали замуж за лакедемонян.
Спустя немного времени минийцы стали держать себя высокомерно, требовали себе долю в царской власти и совершали разные другие недостойные поступки. Тогда спартанцы изгнали их из своей страны. Минийцы разделились, уходя из Лакедемона. Одни из них ушли в гористую Аркадию, где живут и поныне, другие рассеялись по островам Эгейского моря.
Мегистий замолк, на его лице появилось выражение задумчивости.
Шагавший рядом Симонид взглянул на друга:
— История с минийцами интересна, но при чём здесь деревья?
— Ах, да! Прости, главного-то я тебе и не сказал. — Мегистий хлопнул себя по лбу ладонью. — Перед тем как изгнать минийцев из Лаконики, спартанцы спросили богов, верно ли они поступают. И божественный оракул сообщил лакедемонянам, что у минийцев больше прав на долину Эврота, нежели у нынешних его владельцев. Ведь общеизвестно, что в незапамятные времена Гераклиды, придя в Лаконику, силой отняли у Тиндаридов и землю, и власть. А посему изгонять минийцев из Лаконики нельзя, ибо тут их родовые корни.
Мегистий замедлил шаг, что-то напряжённо вспоминая:
— Я не помню в точности текст того оракула, — сказал он, — но знаю, что там была фраза про корни... Про родовые корни минийцев, лишать которых лакедемоняне не имеют права и без того обездоленных потомков царя Тиндарея. И тогда спартанцы пошли на хитрость, граничащую с коварством. Они изгнали-таки минийцев, но самых знатных из них оставили в Лакедемоне. И ещё, они объявили государственной собственностью все деревья, посаженные минийцами, тем самым как бы гарантируя неприкосновенность насаждений, посаженных их руками и пустивших свои корни на земле Спарты. Теперь вроде «корни минийцев» по-прежнему остаются в Спарте, а самих минийцев нет и в помине. Не считая, конечно, род Тиндаридов, который хоть и враждует с Гераклидами, однако не требует себе царской власти.
— Стало быть, на этой улице и прилегающих к ней переулках, а также на двух соседних улицах когда-то жили минийцы, — промолвил Симонид, удивлённый услышанным. — Здесь жили потомки аргонавтов, ходивших в Колхиду за золотым руном. Поразительно!
