Кристиан Жак - Храм Миллионов Лет
— Так велит обычай.
— Разве позволено верховному жрецу Амона вести себя подобно фараону?
— Он его посланник и представитель в Карнаке.
— Разве вы не зашли слишком далеко в этом представительстве?
— Я не понимаю.
— Вы даровали земли людям, которые являются вашими личными подчиненными, особенно военным, чья верность мне завтра, возможно, окажется сомнительной. Разве вам нужна армия, чтобы защищать ваши владения?
— Это просто стечение обстоятельств, Великий Царь! Что вы вообразили?
— В трех крупных городах находятся три важнейших храма страны: Гелиополь, святой город Ра, творящего света; Мемфис, город Пта, создавшего слово и вдохнувшего жизнь в ремесла; Фивы, город Амона, тайной сущности, чью истинную форму никто не знает. Мой отец настаивал на том, чтобы было сохранено равновесие между этими тремя силами, составляющими божественной сущности. Своей политикой вы разрушили эту гармонию: Фивы надменны и тщеславны.
— Великий Царь! Уж не оскорбляете ли вы Амона?
— Я говорю с верховным жрецом, и именно ему я приказываю прекратить всякую мирскую деятельность и посвятить себя размышлениям и исполнению ритуалов.
Жрец с трудом поднялся.
— Вы хорошо знаете, что это невозможно.
— Почему?
— Мои обязанности одновременно связаны с духовностью и управлением, как и ваши.
— Карнак принадлежит фараону.
— Никто этого не отрицает, но кто сохранит его владения?
— Тот, кого я назначу.
— Это означало бы нарушить наш внутренний строй! Не допускайте подобной ошибки, Великий Царь, если вы повернетесь спиной к жречеству Амона, вы совершите непоправимое.
— Это угроза?
— Совет опытного человека юному монарху.
— Вы думаете, я ему последую?
— Править — сложное искусство, которое требует определенного количества союзников, среди которых находится и жречество Амона. Конечно, я подчинюсь вашим указаниям, какими бы они ни были, так как я остаюсь вашим верным слугой.
Несмотря на явную усталость, жрец выглядел уверенно.
— Не развязывайте бесполезную войну, Великий Царь, вы слишком много потеряете. Заставьте воодушевление от полученной власти уступить разуму и ничего не меняйте. Боги боятся резких перемен, вспомните о прискорбном поведении Эхнатона по отношению к Фивам.
— Петли вашей сети кажутся хорошо натянутыми, но клюв сокола сможет разорвать их.
— Силы, потраченные впустую! Ваше место в Мемфисе, а не здесь, Египту нужна ваша сила, чтобы защитить нас от варваров, желающих покорить нас. Предоставьте мне править этой областью, и я поддержу ваши усилия.
— Я подумаю об этом.
Верховный жрец улыбнулся.
— Добавьте к пылкости ум, и вы станете великим фараоном, Рамзес.
17
У каждого знатного жителя Фив в голове была лишь одна мысль: встретиться с царем и оправдаться, чтобы сохранить достигнутые блага. Лицом к лицу с непредсказуемым монархом, не зависящим ни от какого клана, даже самые влиятельные придворные могли ожидать неприятных сюрпризов. Однако нужно было еще преодолеть препятствие, которое представлял собой Амени, личный секретарь царя, не допускающий назойливых и тщательно отбирающий достойных аудиенции. А что говорить об обыске? Серраманна никого не пропускал к фараону, лично не убедившись, что у посетителя нет при себе оружия или чего-нибудь подозрительного.
Этим утром Рамзес выпроводил всех посетителей, включая главного смотрителя плотин, рекомендованного Амени, которому он уделил особое внимание. Царю нужен был совет великой супруги.
Сидя на краю бассейна, в котором они только что выкупались, подставляя свои обнаженные тела солнцу, чьи лучи проходили через листву смоковниц, царственная чета наслаждалась красотой дворцового сада. Неджем, хоть и стал советником по земледелию, продолжал заниматься садом с ревностной заботой.
— Я только что говорил с верховным жрецом Амона, — признался Рамзес.
— Его враждебность нельзя исправить?
— Увы. Или я принимаю его точку зрения, или навязываю свою.
— Что он предлагает?
— Чтобы Карнак сохранил главенство над другими святилищами Египта, чтобы он правил на Юге, а я на Севере.
— Это недопустимо.
Рамзес с удивлением посмотрел на Нефертари.
— Я ждал, что ты будешь уговаривать меня проявить умеренность!
— Если умеренность ведет к развалу страны, она становится пороком. Этот жрец пытается противопоставить закону фараона свои личные интересы, разрушая общее благо. Если ты уступишь, трон покачнется, и все, что создал Сети, будет разрушено.
Голос Нефертари был нежен, тон голоса спокоен, но слова ее звучали удивительно твердо.
— Ты предвидишь последствия открытого столкновения между царем и верховным жрецом Амона?
— Если ты проявишь слабость в начале правления, то воспрянут все недостойные и честолюбивые. Что же касается верховного жреца Амона, то он возглавит раскол и утвердит свою власть над властью фараона.
— Я не боюсь ввязываться в эту битву, но…
— Ты боишься действовать исходя только из своей личной выгоды?
Рамзес созерцал свое отражение в голубой воде бассейна.
— Ты читаешь мои мысли.
— Разве я не твоя супруга?
— Что ты ответишь на свой вопрос, Нефертари?
— Никакая обычная человеческая личность не может вмещать сущность фараона. Именно ты есть вместилище щедрости, подъема и силы, и ты используешь свое оружие, чтобы подняться на вершину дела, завладевшего твоей жизнью.
— А если я выберу ложный путь?
— Зло — это то, что разделяет, верховный жрец выбрал раскол, потому что ему так выгодно. Будучи фараоном, ты не должен уступать ему ни клочка земли.
Рамзес положил голову на грудь Нефертари, которая начала гладить его волосы. Ласточки, чуть шелестя крыльями, кружили над царской четой.
Шум ссоры у входа в сад нарушил их покой. Какая-то женщина спорила со стражами, тон ее голоса постоянно повышался.
Рамзес обернул вокруг бедер набедренную повязку и направился к маленькой группе.
— Что здесь происходит?
Стражники раздвинулись, и царь увидел красавицу Исет, восхитительную и грациозную.
— Великий Царь! — воскликнула она. — Позволь поговорить с тобой, я умоляю об этом!
— Кто запрещает это тебе?
— Твоя стража, твоя армия, твой секретарь, твой…
— Идем со мной.
Спрятавшись за мать, маленький мальчик сделал шаг в сторону.
— Вот твой сын, Рамзес.
— Ха!
Рамзес взял ребенка на руки и поднял высоко вверх. Испугавшись, мальчик заплакал.
— Он очень застенчив, — сказала Исет.
Царь посадил его к себе на плечи, страх Ха быстро рассеялся, и он рассмеялся.
— Четыре года… Моему сыну четыре года! Его наставник доволен им?
— Он слишком серьезен. Ха очень мало играет и занимается лишь расшифровкой иероглифов. Он уже знает много иероглифов и даже умеет писать некоторые.
— Он станет писцом раньше меня! Иди освежись, а я поучу его плавать.
— Она… Нефертари там?
— Конечно.
— Почему мне пришлось десять дней осаждать дворец, почему ты держишь меня в отдалении, как чужую? Если бы не я, ты был бы мертв!
— Что ты хочешь сказать?
— Разве не мое письмо предупредило тебя о заговоре, направленном против тебя?
— О чем ты говоришь?
Красавица Исет опустила олову.
— Это правда, мучительными ночами я страдала от своего одиночества, от того, что ты покинул меня. Но я никогда не прекращала любить тебя и я отказалась примкнуть к членам твоей семьи, замышлявшим против тебя.
— Твое послание не дошло до меня.
Исет побледнела.
— Так ты думал, что я тоже стала твоим врагом?
— Я не прав?
— Да, ты не прав! Именем фараона я клянусь, что не предала тебя!
— Почему я должен верить тебе?
Исет взяла Рамзеса за руку.
— Как я могла бы солгать тебе?
В этот момент Исет увидела Нефертари.
От ее красоты захватывало дух. Не только совершенство форм вызывало восхищение, но также свет, исходящий от царицы, который делал ее неотразимой и обезоруживал всякую попытку критики. Нефертари действительно была царицей, с которой никто не мог соперничать.
Даже тень ревности не коснулась сердца красавицы Исет. Нефертари светилась подобно летнему небу, ее благородство вызывало уважение.
— Исет! Я рада видеть вас.
Вторая жена поклонилась.
— Нет, прошу вас… Идите, искупайтесь, так жарко!
Исет не ожидала такого приема. Смущенная, она не устояла, разделась и обнаженная, как и Нефертари, нырнула в голубую воду бассейна.
Рамзес смотрел, как плавают две женщины, которых он любил. Как мог он одновременно испытывать такие разные, но сильные и искренние чувства? Нефертари была главной любовью жизни, существом исключительным, царицей. Ни испытания, ни следы времени не уменьшат сияющую страсть, которой они жили. Красавица Исет олицетворяла желание, беззаботность, блаженство, безумное удовольствие. Однако она солгала и участвовала в заговоре против него, у него не было другого выхода, как наказать ее.
