Константин Коничев - Повесть о Воронихине
– Дорогой друг Андре, – выслушав суждение Воронихина, проговорил Павел, – я, кажется, начинаю разбираться в умении и вкусах русского мужика-плотника – строить просто, красиво и долговечно.
– А спросите вы этого хитреца-мужика, как он делает столь прекрасные вещи. Он так же просто и мудро ответит вам: «И сам не знаю – умишком да топоришком, вот и все»…
Поездка по северу России очень пригодилась Воронихину для изучения мастерства зодчих северян. В Сольвычетодске, в этом сказочном городке, где было представлено искусство всех видов – архитектура, живопись, медное литье, резьба по дереву и кости, шитье жемчугом и многие другие рукоделия умельцев, – они пробыли десять дней, и этого времени не хватило осмотреть все художественные ценности, находившиеся в этой древней строгановской вотчине.
По зырянской реке Вычегде из Сольвычегодска они поднимались до самых верховьев и где-то там, через тайгу, волоком добрались до Чердыни и Камского Усолья. Здесь юный граф Строганов и Ромм остановились в Соликамском дворце барона Строганова: Воронихин гостил в деревне Огурдино у матери своей Марфы Чероевой.
Прошло немного лет с того дня, как Марфа и Гаврила Юшков провожали к Дедюхинской пристани Андрея, уезжавшего в Москву на учение. Андрей не только вырос и возмужал, но и стал представительным, деловитым человеком. Его учитель, иконописец Гаврила Юшков, заметно постарел за эти годы. Но узнав о приезде Андрея, запряг лошадь в телегу, положил копну пахучего сена, чтоб не трясло ею старые кости, и поехал из Ильинского в Огурдико. Повстречались приветливо, ласково.
Гаврила Юшков продолжал, пока зрение совсем не ослабло, обучать молодых ребят богомазному мастерству и отдавался своему делу с душой, всячески понося владимирских и холуйских иконников, не видевших якобы в сем деле ни святости, ни призвания, ни искусства, а только лишь торгашескую цель. Пословицу «Не годится молиться, годится горшки закрывать» Гаврила относил за счет холуйских и владимирских оптовых малевателей. Себя считал он ярым последователем Симона Ушакова с некоторой особенностью изящного почерка строгановской школы и этим немало гордился.
Повстречавшись с Андреем у матери его, Юшков рассказал о своих делах, о церковных и монастырских заказах, расспросил Воронихина о его поездках, об учении в Москве, о житье в доме Строганова и позавидовал ему.
Послушал старик Андреевы рассказы, короткие и толковые, узнал, что от самого графа Воронихин пользуется покровительством, и сказал Гаврила не то с грустью, не то с незлобивой доброй завистью:
– Ох, и залетела ворона в высокие хоромы. Дай-то бог на пользу добрым людям…
И залюбовался Юшков на Андрея. Хорош больно! Хоть архангела Гавриила с него пиши. Роста приличного, лицом приятен, глазом быстер, хоть и книзу смотрит из-под бровей. Такие глаза на сажень сквозь землю видят. На крепких, красивых руках ни мозолинки…
Внезапно Юшков заметил у Андрея на безымянном пальце левой руки тонкого литья чугунный перстень, а на перстне изображение черепа и скрещенных костей. Понимал старый иконник, что это означает, слыхал, что такие перстни и знаки носят масоны, приверженцы какой-то новой веры, именуемые в народе ругательски «фармазонами».
– Что это у тебя, Андрейка? Смотри, не фармазонь, парень. Антихристова печать это. Граф-то Александр Сергеевич, говорят, сам в масонах ходит.
– А я в масонах не хожу, – ответил Воронихин, – туда крепостных да дворовых людей не принимают. Я же числюсь в дворовых у его сиятельства, однако на особом счету и надежду имею вскорости вольную получить.
– А все-таки не надо, Андрейка!.. Христом богом прошу. Стой в сторонке да подальше от барских затей, да знай преотменно свое дело. Марфа, не давай ему благословения родительского на это беспутство…
– А я уж не знаю, что и сказать! – всплеснула руками Чероева, думая совсем о другом. – Умен стал, и какой детина – и любой, и дорогой, а словно бы и не мой. Ведь пройдет по деревне, ну, будто солнышко по небу. Так и светит, так и светит… Какое уж тут ему от меня благословение!..
Покидая Соликамские края, Воронихин обнадеживал мать добрыми, ласковыми словами и обещал в скором времени переселить ее к нему в Петербург.
Из Соликамских вотчин путешественники через Нижний и Москву вернулись в столицу. Воронихин привез большой альбом рисунков и акварелей; Ромм – дневники записей и двенадцать ящиков минералов; а Павел Строганов в эту поездку увидел многое в жизни народа-труженика и не мог без сочувствия отнестись к его тяжкой доле…
Поездка по Северу и в Прикамье не была последней. Снова зима прошла в учения у Ромма для молодого графа по обязанности, для Воронихина – попутно, но с желанием и рвением постичь все, чему учит умница-гувернер. А на будущий год они ездили на юг. Побывали в Туле на ружейном заводе, Приднепровщине и в Крыму.
Во время этой поездки самым примечательным было их длительное пребывание в Киеве. Где, как не в этом древнерусском городе, можно было убедиться в зрелости мастерства древних зодчих! Архитектура, фрески и мозаика Софийского собора, основанного во времена Ярослава Мудрого; величественная древняя лавра Печерская, «Золотые ворота» и многие другие исторические строения привлекли внимание путешественников. Подолгу, иногда оторвавшись от своих спутников, обозревал Воронихин эти творенья – наследие и гордость Киевской Руси. Как было не поучиться ему на новых образцах зодчества? Всего только тридцать лет назад знаменитый Растрелли совместно с зодчим Мичуриным украсили Киев Андреевской церковью, воздвигнутой на высоком сугорье над Подолом, где когда-то находился бастион старой Киевской крепости. И в ней, в этой пятиглавой церкви необычайной легкости, словно бы зацепившейся на краю обрыва, на взлете над Подолом и разлившимся могучим Днепром, Воронихин увидел нечто родственное с церковью Смольного монастыря, но в более тонких, изысканных и изящных формах. Спаренные колонны поддерживали карнизы и фронтоны с их виртуозной декоративной лепкой; широкая каменная лестница вела с булыжной мостовой в церковь.
Воронихин зашел во время утренней службы в храм, и позлащенное убранство восхитило его. Слышалось пение с клироса, а он устремил свой пытливый взгляд вверх, в глубину купола, прорезанного круглыми окнами, дающими легкость сооружению и много света, падающего косыми лучами. Он стоял, как зачарованный, не в силах оторвать взор от великолепия, созданного именитыми зодчими и безымянными строителями-киевлянами.
После заутрени Андрей внимательно разглядывал эту церковь снаружи, затем спустился с горы и по кривым улицам вышел в низовье Подола. Издали Андреевская церковь казалась не менее величественной на выгодном месте, откуда весь город виден и всему городу она видна.
«Прекрасно! Из истории искусств подобное не вычеркивается!..» – вслух подумал восхищенный Андрей Воронихин, любуясь на творение Растрелли и Мичурина.
ЗА ГРАНИЦЕЙ
Кончились пятилетние разъезды по России. Граф Александр Сергеевич Строганов был доволен, что Жильбер Ромм и Воронихин сопутствовали в этих путешествиях его любимцу Павлу. То ли Павел подсказал отцу, то ли граф сам догадался, но Андрей Воронихин получил, наконец, вольную-отпускную. Андрею исполнилось двадцать пять лет. Это было в те дни, когда с позволения графа начались сборы Павла Строганова в долгосрочную, на несколько лет, поездку за границу.
Павел Строганов за прошедшие годы свыкся и полюбил своего гувернера Ромма. С уважением и не меньшей любовью относился он и к Андрею Воронихину, теперь уже не крепостному, а вольноотпущенному, хотя и неравному в правах с ним, графским наследником. Формально Павел Строганов уже был зачислен по военной службе на должность адъютанта светлейшего князя Потемкина-Таврического.
При отчете о поездках по России Жильбер Ромм мог блеснуть перед старым графом знатным количеством собранных на севере ценных минералов, коими он подтвердил многие догадки покойного Михайлы Ломоносова и восполнил богатую коллекцию графа.
Отчет Воронихина о поездке по России был весь сосредоточен в альбоме рисунков из 125 листов. Альбом, озаглавленный «Путешествующий по России живописец», стал одним из интересных в картинной галерее графа. Граф, неоднократно перелистывая альбом рисунков, исполненных акварелью, тушью и карандашом, выспрашивал Воронихина:
– Скажи, Андре, я все еще не разгадал тебя – живописец ли ты в настоящем или зодчий в будущем? Пейзажи Украины и наш Север изображены превосходно, гляжу на твои рисунки архитектурных памятников с их перспективой и опять восхищен умением твоим. В этих рисунках, в обмерах и чертежах ты не уступишь Старову и Кокоринову. Тебе нужен лишь опыт, испробование своих сил. И это я помогу тебе сделать…
– Спасибо, ваше сиятельство. Поработать на строительстве – мечта моя. Желательно по своим чертежам. А пока я ни то ни се.
