Юрий Лиманов - Святослав. Великий князь киевский
— Други, не служба — просьба: следуйте за мной!
Ему подвели коня. Он вскочил в седло и поскакал на главный шлях, где, как он помнил, в двух поприщах[25] от дворца был поворот на полдень, к меловым горам, откуда чумаки по осени возят белый камень для отделки церквей. Это и был путь на Белгород.
Торка они настигли поздно вечером, уже на ночлеге.
Два шатра стояли в стороне от шляха, их окружали три телеги с поднятыми оглоблями: видно, бывалый торк боялся нападения недобрых людей. Кони паслись под присмотром слуги, больше смахивающего на воина — на боку у него болталась сабля.
Ягуба свернул со шляха, подскакал к телегам, спешился и подошёл к шатру.
— Эй, хозяин! — позвал он.
Оттуда донёсся стон. Тогда Ягуба, не раздумывая, вошёл в шатёр.
Следом подъехали Святослав и дружинники. Не успели они соскочить с коней, как вдруг полог шатра откинулся и оттуда, держась за окровавленную голову, вывалился Ягуба. За ним выскочил торк с саблей в руке. Он уже замахнулся для смертельного удара, но княжич закричал:
— Остановись, собака!
Торк только сейчас заметил окружающих его воинов.
— Как ты посмел ударить моего дружинника? — наезжая конём на торка, в гневе крикнул Святослав.
— А как он посмел войти в женский шатёр? — Торк не выказал испуга, но саблю опустил.
— Но и ты был в женском шатре!
— Там моя жена, — ответил торк и левой рукой задёрнул полог.
— Жена? — с ужасом переспросил Святослав. — Жена... — Ещё мгновение, и он приказал бы убить торка, но в это время Ягуба, сделав над собой усилие, приподнялся, всё ещё держась за голову, и прерывисто заговорил:
— Врёт он, собака... Неждана там... избитая... больная... плачет...
— Взять его! — приказал дружинникам княжич, а сам стремительно спрыгнул с коня и бросился в шатёр.
На кошме лицом вниз лежала Неждана. Её спина, исполосованная ударами плети, была покрыта местами листьями подорожника. Она приподняла голову, слабо улыбнулась и прошептала:
— Это меня Куря исполосовал... Торк не виноват... Он заботился...
Святослав сжал кулаки: Куря был придворным палачом, и отдавала ему распоряжения в отсутствие мужа только княгиня. Он опустился подле Нежданы на колени.
— Лада моя... За что же тебя так?
— Как узнала я, что великая княгиня приказала меня продать, так и сбежала... Поймали... Высекли...
— Нелюди проклятые, — процедил сквозь зубы княжич.
— Как ты меня нашёл?
— После расскажу...
— А если не отдаст меня торк? Купил ведь... — заплакала Неждана.
— Не плачь, лада, успокойся, я всё улажу. — Он поднялся с колен, выглянул из шатра. — Что с Ягубой?
— Жив будет, не помрёт, — ответил ему дружинник. — Проклятый торк рукояткой сабли его стукнул.
Чуть в стороне от шатра двое дружинников вязали торка.
— Освободите его! — распорядился княжич.
— Вижу, ты не грабитель. Так почему ты и твои люди ведёте себя, словно разбойники? — гордо выпрямившись, спросил торк, как только его отпустили. — Я торговый гость. На Руси всегда уважали торгового гостя.
А я — княжич Святослав, и эта девушка моя! За то, что ты вёз её с бережением, я прощаю тебе нападение на дружинника и то, что пытался обмануть меня. Я забираю Неждану. У меня нет десяти гривен, что ты заплатил дворскому, но я отдаю тебе в уплату перстень, он стоит куда больше! — Святослав снял с пальца перстень с крупным камнем и протянул торку. — В счёт разницы я забираю у тебя воз и коня. Други! Помогите купцу опорожнить воз и нарвите свежей травы.
...На рассвете они достигли развилки, от которой дорога отходила к Почайне. Княжич приказал остановиться.
— Вот что, — сказал он, — дальше я поеду с Нежданой. Тут недалеко её деревня Хорино. А вы возвращайтесь. Делайте, что всегда. Будет великая княгиня спрашивать — отвечайте: княжич велел — и всё. Будет куда посылать — не можем, княжич не велел. Вернусь, как смогу. Ягуба, — обратился он к дружиннику, — тебя особо прошу: поедешь сейчас со мной, запомнишь короткую дорогу и привезёшь бабку-знахарку.
Через четыре дня, оставив Неждану на попечение знахарки, Святослав вернулся в дворец, рассудив, что подобная неторопливость в ответ на самоуправство матери как нельзя лучше прояснит его отношение к случившемуся.
Мать, видимо, что-то почувствовала, потому что, как только он приехал, тотчас послала за ним старого боярина Вексу, надеясь, что из уважения к воеводе сын подчинится.
Приняла сына великая княгиня у себя в покоях, отослав всю челядь.
Святослав ожидал разговора о девушке, но мать, неожиданно для него взяв сына за руку и промокнув глаза платком, заговорила мягко, с грустью:
— Как ты испугал меня — четыре дня от тебя ни весточки, ни слуху... Как ты мог, сын мой? Знаю только, что взял дружину, куда-то уехал, потом явился твой Ягуба, я пытала его — он молчит... Разве можно так мучить мать?
В душе шевельнулось раскаяние, но княжич подавил его и, чтобы не расчувствоваться, глядя на любимое, такое печальное лицо матери, выпалил:
— А как можно было продавать Неждану, да ещё отдав её перед этим в руки Кури, зверя некрещёного? Он же исполосовал её!
— Ты опять осмелился произнести при мне имя этой негодной девки! — Лицо матери исказилось в гневе.
— Ты посмела продать мой закуп, не спросись меня! — крикнул он, всё больше распаляясь.
— Это закуп твоего отца. И наложница она твоего отца! А коль скоро он передал её в мою власть...
— То ты решила мстить ей?
— Я в своих холопах вольна!
— Она мне отцом подарена! И мною на волю отпущена!
— Не желаю знать о твоих мерзких делишках и гнусных девках! Избавь меня от этого!
— Раз уж ты в мои дела вмешиваешься, то и знать всё обязана!
Мать и сын кричали одновременно, не слушая друг друга. И вдруг княгиня опустила голову, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала.
— Господи, — услышал Святослав её причитания, — всю жизнь терпела от мужа, так мне ещё и от сына терпеть? За что мне такая мука, такое наказание, Господи...
— Мама! — воскликнул Святослав с такой болью, словно сердце у него вдруг оборвалось. Он обнял мать, принялся гладить её вздрагивающие плечи. — Мама, мамочка...
Княгиня прижалась к сыну, рыдания её постепенно затихли, она уже ничего не говорила, только порывисто вздыхала. Потом наконец шепнула:
— Прости...
— И ты прости, мама...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Осень 1142 года выдалась долгой, тёплой и сухой. Густые леса и перелески, между которыми неторопливо петлял по всхолмлённой земле Галицкий шлях, вспыхивали попеременно в лучах щедрого солнца то золотом, то красной медью трепещущих на лёгком ветерке листьев. Изредка обочь дороги, прижавшись к деревушкам, чернели поля, заботливо возделанные под озимые. По ним важно расхаживали грачи, не торопившиеся улетать на юг.
Святослав ехал верхом во главе своей дружины.
За ним, отстав на несколько шагов, по трое ехали дружинники: первыми — Ягуба, Пётр и Васята Ратшич. За ними — ещё с полсотни испытанных воинов. Если считать с меченошами, оружниками, конюшими, то наберётся две сотни. Отец не поскупился, отдал своих лучших гридей. Все они с радостью принесли клятву сыну великого князя и теперь тоже стали его дружинниками. Шествие замыкал огромный обоз под охраной воинов.
Святослава так и подмывало осадить коня, поехать рядом с друзьями детства, поболтать, как бывало, но — нельзя, он ныне князь! Он не удержался, оглянулся: вот и Ягуба, надувшись от гордости, сидит в седле, словно кол проглотил. Ещё бы! Совсем недавно простой дружинник из детской, он сегодня едет в первом ряду старшей дружины, хотя и ему, и Петру и Васяте едва минуло восемнадцать лет.
Целых два года до этого дня Всеволод держал сына при себе и приучал к государственным делам.
С поразившим Святослава коварством великий князь нарушал все предварительные договорённости с братьями. Начал с того, что в обход Игоря Олеговича, следующего по старшинству своего брата, отдал Черниговский стол Владимиру Давыдовичу, не желая ссориться с могущественным родом Давыдовичей.
Это решение вызвало гнев Игоря. Но младший брат, Святослав Олегович, поддержал Всеволода в обмен на обещание посадить его на Переяславльский стол.
И следующий шаг отца поверг в изумление Святослава: великий князь решил сместить родных братьев своей жены, Изяслава и Мстислава, с их престолов и послал на них войска. Но Мстиславичи в той борьбе победили и удержали свои княжества.
Тогда Всеволод вспомнил про своё обещание, данное младшему брату Святославу, и послал его с войсками изгнать из Переяславля князя Андрея, младшего сына великого Мономаха. В народе Андрея прозвали Добрым, и, может быть, именно это обстоятельство вселило в великого князя надежду, что особой борьбы тут не будет. Но Андрей проявил недюжинную умелость, ополчился, вышел навстречу войскам Ольговичей и заявил, что стоять он будет до конца, ибо Переяславль его отчина и здесь княжил его отец Мономах. Всеволод предложил ему курское княжение, но и Курск не прельстил Андрея. Все попытки Святослава Олеговича отвоевать себе стол ни к чему не привели, более того, мужественный сын Мономаха обратил Святослава Олеговича в бегство. В этом бою участвовал вместе с дядей и младший Святослав, и бежал вместе с ним, и испил горечь поражения. Велико же было его удивление, когда отец « который раз совершил политический кувырок: заключил с Андреем не просто мир, а союз, пригласив его на переговоры с половецкими ханами о совместном походе.
