Хамза Есенжанов - Яик – светлая река
Адильбек подталкивал братишку.
– Сбивается, – прошептал он.
Но Алибек, хоть и дремал от долгой поминальной молитвы, не шелохнувшись, высидел ее до конца.
Все долго молчали после молитвы Акмадии. Потом братья выразили горячее соболезнование Хакиму и начали дружно восхвалять достоинства хаджи. Мало-помалу они вошли в раж, расписывая ум и прославленное имя Жунуса. А когда старуха заварила еще чаю, принесла сливки и жент, лепешки и масло, Кадес от удовольствия даже зачмокал губами.
– Счастлив был покойный ага, – сказал он, – этот дастархан был богат и обилен при его жизни – таким же и остался после его смерти.
– О, он был святым среди людей, – добавил Акмадия, глядя в потолок.
– Он был опорой для всех нас!
– А как красноречив!
– Покойный точно предчувствовал свою смерть. Весь род свой поднял на волостного. Правители боялись Жунуса. Из страха они выпустили учителя Халена.
– Точно, – подтвердил Акмадия. – А разве сам Жаханша-хан не приезжал за советом к Жунусу? Ах, зачем он ушел преждевременно? Он мог бы беседовать с самим ханом.
– Еще бы…
Кадес сидел задумавшись. Потом счел нужным снова вмешаться в разговор:
– В долинах Олетти и Шидерты еще есть места, где можно стрелять птиц. Хоть в народе и говорят, что у хана такой ум, что его хватит на сорок человек, но мы повидали человека и поумнее хана. Если собрались бы такие люди, как Жуке, да показали хану кулак, ох, как бы он затрясся! Пусть Шугул хвастает, как его душе угодно! Видимо, Жаханша взвесил Жунуса на своем государственном безмене. Знающие люди так и толкуют – хан знал влияние Жунуса.
– Да, да, – откликнулся Акмадия, – ты так хорошо разбираешься в этих тонкостях, Кадес!
– Ведь я и раньше тебе говорил об этом, брат!
– Говорил, это точно. А после твоих слов приехал хан, чтоб самолично говорить с Жукеном. Только тогда ты высказал мне эту тайну…
Адильбек снова толкнул Алибека.
– Ты глянь на него, – зашептал мальчик, – когда он говорит, рот у него надувается точно от ветра, и похож он на лягушку, что проглотила муху!
Алибек исподлобья глянул на Акмадию и ничего не сказал. Однако подумал: «И вправду, раздувается как пузырь».
Адильбек фыркнул и поперхнулся чаем.
– Ну что ты все торопишься? – сказала мать с укором. – Надо пить потихоньку, тогда и не захлебнешься.
Хаким слушал весь разговор молча. Некоторые высказывания болтливого Кадеса злили его, но печальная минута не располагала к спорам.
Скрипнула дверь, и вошла Шолпан.
«Как она похорошела», – подумал Хаким.
Шолпан взяла ведра, коромысло и молча вышла.
Кадес и Акмадия переглянулись и без слов поняли друг друга. Кадес потянулся за табакеркой, а Акмадия, погладив надутые щеки рукой, произнес:
– Аминь! Господь бог благословит хозяев, – призывая всех закончить трапезу, сказал он.
И братья дружно стали расхваливать Шолпан.
– Ах, какая сношка эта Шолпан! – воскликнул Акмадия. – Какое золотое сердце! Знает, что в доме нет ни невестки, ни дочери, приходит к одинокой старушке, чтоб помочь ей!
– Ее силы в ладу с ее умом, – поддержал Кадес. – Хозяйка она – лучше не сыскать. Все лето косила, копнила сено, осенью штукатурила землянку, чинила одежду. Везет же ее свекрови.
– Хорошо бы, если бы она пожила в доме, пока не подрастет маленький Сары и женится на ней, – проговорил Акмадия, сбоку поглядев на старуху.
– О! Сейчас смутное время – небо рушится на землю! И такая бойкая женщина, как Шолпан, в один прекрасный день может просто сказать: «Прощайте, еду к родным!» – возразил брату Кадес.
Хаким смотрел на Шолпан, и странное чувство жалости и ревности к кому-то овладело им. «Что ждет ее?» – думал он.
– Пусть Кадеке пообедают с нами, мама, – сказал он. – Положите мясо в казан!
– Нет, нет! – вместе запели братья. – Мы ведь зашли просто повидать Хакима и помянуть в молитвах Жуке: дела есть. К тому же этот ужасный грохот…
Шолпан внесла два ведра воды и низко поклонилась гостям.
– Здравствуй, милушка, – сказал Кадес.
– Здорова ли ты, красавица? – спросил Акмадия.
Шолпан не ответила. Она обратилась к старушке.
– Матушка, скот я накормила. А в полдень приду и принесу еще воды.
И она быстро вышла.
– Благослови тебя бог! – умиленно прошептала старушка. – Да будут счастливы дети твои.
– Бал-женге, я давно хотел сказать тебе, но все не мог выбрать подходящего случая. Если бы Шолпан стала вашей невесткой, а? Ведь подошла пора подумать о молодой хозяйке – Нурыму время уже жениться, – сказал Акмадия, провожая взглядом Шолпан.
– Верно говорит брат! – воскликнул Кадес. – Шолпан ведь свободна. Ее вина лишь в том, что она не девица, а уже вдова. Да это сейчас не имеет значения. Эта женщина стоит десятка девушек. Да разве можно ее назвать женщиной в ее-то восемнадцать лет? К тому же, если вы возьмете в невестки девушку, придется платить калым, а Шолпан можно сватать без калыма!
– И вот еще что: когда-то Шолпан говорила, что уйдет из аула. Мы все ее отговаривали от этого безрассудного шага. А сейчас жена моя рассказывала, что она снова поговаривает об этом. Видно, кто-то сбивает ее с толку!
Акмадия поглядел на Кадеса, и тот сразу подхватил:
– Это верно. Я тоже слышал, что Шолпан хочет уйти. Такая хорошая женщина – пусть она не пойдет замуж за несовершеннолетнего Сары, но из своего родного аула – куда ей идти? Надо ее задержать. Вот выйдет за Нурыма – и делу конец!
Старушке показался дельным этот разговор. Но ведь не было еще случая, чтобы вдова умершего старшего брата не доставалась младшему, а уходила в другой дом.
– Что это вы выдумали, – сказала она. – Как можно такое допустить? К тому же не перевелись еще в мире девушки. Ведь люди скажут, что после смерти хаджи все набросились друг на друга, подобно голодным волкам! Нет, лучше мне не слушать слов ваших!
И Балым затрясла седой головой.
– Да мы сами это дело уладим!
– Мы поговорим с Кумис. Так или иначе – уйдет невестка из ее дома!
– Уговорим!
– А то можно учителя Халена туда направить. Уж его-то не посмеют ослушаться!
– Нет, нет! Оставьте же! – замахала руками старушка. – Вы забиваете о людях. Да назавтра же этот наш бойкий мулла будет говорить в мечети: «Дети хаджи вконец испорчены, они отобрали у чужой семьи невестку!» Пересудам конца не будет!
Хаким слушал все эти разговоры и думал: «Странно – ни Нурым, ни Шолпан не собираются пожениться. А тут все за них решают, даже не спросив их согласия! Ничего не выйдет из этого сватовства, даже если мать даст свое согласие».
– А что, если, Кадеке, мы выберем для этого разговора более подходящее время? – предложил он громко. – Сейчас у меня дело в стороне Верхнею аула, и я спешу туда.
– Конечно, Хакимжан, конечно. Мы и в другое время поговорим, обсудим все. Ну, а откуда ты прибыл? Мы так ждали тебя, Хакимжан. Ведь в ауле не осталось даже человека, который мог бы растолковать, что за бедствия рушатся на нас. Правда, есть учитель. Но он тоже давно никуда не выезжал, – сказал Кадес.
– Утром мы очень испугались, – Акмадия снова надул щеки, – такой был страшный грохот. Где они стреляют, эти пушки? И зачем?
– О господи! Пронеси беду мимо! – всплеснула руками тетушка Балым. – Я тоже очень испугалась нынче. Не надо бы об этом говорить!
Хаким прислушался – орудийные залпы стали сейчас тише, глуше, перешли в неясный гул. Он сказал:
– Этот грохот идет издалека, хоть и кажется близким. Это звуки орудий. Вчера днем я выехал из долины Яика – там тоже слышен такой грохот. Ты не расстраивайся, мама! Ты и так устала сейчас, измучилась. Лучше спокойно и терпеливо ждать, что бы ни случилось.
Кадес, навострив уши, подсел поближе к Хакиму.
– Во всяком случае, Хакимжан, стреляют дальше Теке? – тихонько спросил он.
Хаким кивнул.
– Давеча утром я подумал, что стрельба идет даже ближе Косатара[117]. А оно вон как – еще за Теке. Но даже когда так далеко – душа замирает и уходит в пятки. А что же делать, если будет ближе?
– Ничего, – спокойно сказал Хаким. – Не надо этого бояться.
– Да разве можно не бояться? Там, куда падает снаряд, говорят, образуется огромная яма, больше, чем загон для овец. В ней все перемешано, будто в большой чаше, где сбивают масло, и целые кучи земли и камней летят в самое небо. Об этом мне рассказывал один инвалид, который пришел с германской войны. А ты говоришь – не пугайся! Боже правый, ведь каждый снаряд убивает сотни людей, так ведь? Однако дойдут ли они до нашего Теке – это еще вопрос. Если все русские казаки выступят против – то… Кто же это все-таки приближается? Я имею в виду башибеков и машибеков. У кого же сильней орудия, сила на чьей стороне? Может быть, ты знаешь, Акмадия?
– У меня не хватает ума разобраться в этом. Вот если бы Хаким сказал…
Хаким вытащил из кармана небольшую желтенькую бумажку, сложенную как для курения, бережно расправил и развернул ее.
