Тиран Рима - Саймон Скэрроу
Перед сценой стояли ложи, расставленные в привычной трёхсторонней форме. На них лежали пурпурные подушки и валики с кисточками, чтобы гостям было удобнее полулежать, опираясь на локоть. По обе стороны от основного зала располагались ещё две небольшие трапезные, каждая с собственным водным украшением в дальнем конце. Катон прикинул, что здесь можно разместить сотню гостей, если понадобится.
Гости уже собрались группками: кто стоял, кто неторопливо прогуливался, разглядывая стены, расписанные изящными сельскими пейзажами. В арочных потолках ниш мягко поблёскивали отполированные камни, отражая мерцание ламп и жаровен, которые давали свет. Несмотря на сравнительно небольшие размеры, помещение поражало роскошью – пожалуй, даже большей, чем Катон помнил во дворце времён своего детства. Похоже, у Нерона был вкус к красоте, если не сказать к расточительству.
Катон машинально начал прикидывать, сколько денег ушло на всё это великолепие: на сложную систему водопадов и каналов, на фрески с дорогими пигментами, на оплату архитекторам и инженерам… Выходило, что меньше царского выкупа – никак.
К нему подошёл раб с серебряной чашей и подносом сладостей. Катон взял маленький пирожок и тут же пожалел: пересолено до нельзя. Он с благодарностью отпил немного подслащённого вина, чтобы перебить вкус.
Он отошёл в сторону и остановился у небольшого фонтана и водопада в соседней комнате. Осматривая зал, он пытался понять, сколько лиц ему знакомы. Большинство гостей были молодыми щеголями – аккуратные причёски, вычурные туники, мягкие красные калиги до колена, сейчас на пике моды. Среди них выделялась небольшая группа мужчин постарше, собравшихся вокруг стройного человека среднего роста, стоявшего к Катону спиной. Когда тот повернулся, Катон сразу узнал его – Сенека.
Их взгляды встретились, и сенатор, что-то коротко бросив своим собеседникам, оставил компанию и направился прямо к Катону.
- Префект, - произнёс Сенека, с той самой любезной улыбкой, за которой пряталось лезвие, - рад видеть тебя среди столь избранного общества. Видимо, Нерон тебя действительно ценит. Всё же не каждый день один и тот же человек спасает жизнь, трон, а недавно – и репутацию императора.
- Боюсь, я не совсем понимаю, о чём вы, сенатор, - осторожно ответил Катон.
- Я говорю о том, как ты добил остатки мятежников в Британии и покончил с этой фурией Боудиккой.
- Вы мне льстите, - сказал Катон сдержанно. - Я всего лишь командовал одной из когорт под началом наместника Светония23. Победа принадлежит ему.
Уголки губ Сенеки чуть дрогнули в циничной усмешке.
- Победа, триумф – всё это, как и прежде, принадлежит Цезарю. С тех самых времён, как правил Август.
- Разумеется, - кивнул Катон.
- А ведь из этого вытекает и обратное, - продолжил Сенека. - Любое поражение, как бы император ни пытался свалить вину на подчинённых, тоже ложится на него. Поэтому разгром Боудикки был жизненно важен и для Рима, и для восстановления авторитета самого Нерона. Я достаточно осведомлён, чтобы знать, что твоя роль в этой победе была куда значительнее, чем ты хочешь признать. Так что и Рим, и Цезарь у тебя в долгу. Но не советую зазнаваться. У Нерона любимцы сменяются быстрее, чем блюда на его пиршествах.
- Не переживайте, сенатор, - холодно ответил Катон. - Я не горю желанием становиться любимцем при дворе. Сегодня я здесь лишь потому, что неявка могла бы обернуться неприятностями – для меня и моей семьи.
- Разумно, - кивнул Сенека. - А раз уж ты всё равно здесь, позволь дать совет. И поверь, лучше принять его.
- И каков же совет?
- Нерон непременно захочет услышать твой рассказ о восстании, - сказал Сенека. - Официальные донесения он читал, с вернувшимися легатами говорил, но представление у него обрывочное. Ты же – другое дело, ты был в самой гуще событий. К тому же у тебя богатый опыт кампаний в Британии. Если не ошибаюсь, ты еще служил опционом во Втором легионе, когда началось вторжение… девятнадцать лет назад?
Катона кольнуло тревогой. Он почувствовал, как холодок пробежал по спине: Сенека знал слишком много. Что ещё ему известно? Неужели… неужели всплыл подлог со «смертью» Клавдии? Мысль мелькнула, и Катон едва заметно вздрогнул. Сенека, конечно, не упустил этого.
Сделав шаг ближе, он положил ладонь Катону на плечо.
- Спокойно, префект. Если ты когда-то оступился, это не моё дело.
- Насколько мне известно, - ответил Катон ровно, - в моей службе нет ничего, что могло бы вызвать беспокойство, сенатор.
- Пока, может, и нет, - сказал Сенека, слегка склонив голову. - Но ведь знаешь старую поговорку: «Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным». За долгие годы я видел немало людей, которые преданно служили Риму – и в конце концов всё равно становились жертвами завистников или правителей, опасавшихся их влияния. Нерон в этом ничем не отличается от своих предшественников. У него есть, скажем так, некоторые… не самые приятные черты, которые я пытался обуздать с тех пор, как стал его наставником. Однако в последнее время я чувствую, что он всё больше отворачивается от тех, кто ещё способен направить его на верный путь.
- То есть от вас и от Бурра, - уточнил Катон.
Сенека кивнул.
- Он уважает мой ум, мои познания в философии и искусстве, а также уважает Бурра – за прямоту, моральную силу и воинскую выправку. Вместе мы сумели удерживать его от безумств, напоминая, что править Римом следует мягко, без тирании. Но ты сам видел Бурра – человек умирает. И когда его не станет, Тигеллин не станет придерживаться той же линии. Тогда Нерон неизбежно начнёт слушать голоса потемнее – те, что шепчут из глубин его души. Я сомневаюсь, что смогу это остановить. Потому и подумываю уйти из общественной жизни, прежде чем всё закончится ссорой… или чем похуже.
- Всё это, конечно, познавательно, - произнёс Катон, - но к чему вы мне это рассказываете? Мне-то, уж поверьте, ни жарко, ни холодно от того, кто там сегодня хож ко двору, а кто завтра вылетит вон.
- Возможно, ты передумаешь, - ответил Сенека спокойно, - и, боюсь, очень скоро. Если, конечно, я хоть немного понимаю Нерона.
Катон прищурился.
- Что вы имеете в виду?
